– Сэм, – сказал я вслух, – прости, что перебиваю твой потрясающий рассказ, но я хотел бы, чтобы ты для меня кое-что поискал.

– Я как раз дошел до самой потрясающей части. Ну да ладно, чего тебе надо?

– Ты все еще записываешь программы новостей, когда есть возможность?

– Каждый раз, когда мне выпадает шанс, как гласит моя программа. У меня даже есть шестичасовые новости с Голиафа. А что?

– Сколько времени ты их хранишь?

– Тридцать стандартных дней, потом я их выкидываю.

– МЕРТЕ. Ладно, слушай. Я хочу, чтобы ты выискал в своих записях все из новостей с такими ключевыми словами: «Кори Уилкс», «разведка», «Колониальная Ассамблея», «ретикулянцы», «милиция» и… э-э-э… сейчас, что еще?..

– Карта Космострады?

– Это маловероятно, но все равно – давай!

– А почему «Колониальная Ассамблея»?

– Так, мне просто кажется, что это имеет значение.

– Правильно. Уилкс наверняка будет мелькать в новостях, как паршивая кошка, которую гонишь в дверь, а она лезет в форточку. Он обожает общаться с сильными мира сего и не самыми сильными, лишь бы известными, поэтому постоянно лезет в новости и на экран. Ладно, давай-ка я спущусь в тот пыльный подвал, где хранятся мои старые газеты. Если хочешь, могу начать прямо сейчас.

– Хочу, – сказал я. – Но пока не зачитывай, пока я тебе не скажу. А пока что я просто обязан принять душ.

Все остальные к тому времени уже выбрались из сауны, свеженькие и вычищенные до блеска, и уселись есть. Я пошел к заветному шкафчику, вытащил литр «старой привычки» и тяпнул как следует. Приливные силы были чудовищные. Потом я полез в сауну, тоже не больше шкафчика, чтобы сперва попариться, а потом принять туманную ванну. Стоя в клубящемся тумане, я отключил свои мысли, и вся схема, весь узор и смысл последних дней ярко высветились передо мной. Тонких деталей я, конечно, пока не замечал, но в основном я понял общие закономерности. Я стал видеть и понимать, что происходило. Если мне повезет, дальше я начну соображать больше. Самой большой неизвестной величиной была Дарла, но даже она постепенно принимала четкие очертания, как силуэт в тумане. Туман частично прояснился там, на берегу. Что же я, собственно увидел? Могла ли ее внезапная ранимость оказаться горем, а ее страсть – утешением вдовы?

После того, как я побрился и сменил одежду, – еще одна стопка родного напитка сопутствовала этому – я снова превратился в нечто человекообразное. И прошел вперед.

Мы провели еще двадцать минут в очереди, прежде чем подобрались к ряду моряков, которые брали плату за проезд. Если я хотел увидеть Краузе, то очередь мне не подходила, поэтому я перестроился и, к возмущению кого-то позади себя, попал в нужную мне очередь. Сердитый сигнал клаксона инопланетного автомобиля раздался сзади меня, но я не обратил на это внимания.

– Эй, там, внизу!

Краузе смотрел вниз, перебирая билеты в руке. Он посмотрел вверх и сказал:

– Как дела, камрада?.. – потом он меня узнал. – О-о-о… Я-то думал, что у вас поломка…

– А мы починили нашу машинку как следует. Теперь насчет платы за проезд. Ты ведь собирался нам рассказать, как можно обменять металл на здешнюю наличность на борту корабля, правда же?

– Да-а-а-а… Я просто забыл об этом упомянуть. Простите, – Он вытащил красный диск из кармана, аккуратно прикрепил его к переднему иллюминатору и тщательно его разгладил.

– Ну да, конечно, вы просто заезжайте внутрь, запаркуйтесь, потом поднимитесь наверх в кабину стюарда и там поменяете деньги. Он вам даст квитанцию, и вы ее отдадите, когда будете высаживаться на берег. Да, и еще… эта наклейка не сотрется без специального средства.

– А мы и не думали пробовать ее снимать. Как ты думаешь, сколько с нас причитается за проезд и этот тяжеловоз?

– Э-э-э… трудно сказать так сразу, сэр.

– Попробуй догадаться.

– Примерно пятьдесят консолей, – он еще подумал. – Может, и меньше.

– Тут множество пассажиров. Как насчет тех сверхоплат за лишних пассажиров, про которые ты говорил?

Он посмотрел в сторону.

– Не в этом рейсе. Только в особых случаях.

– Вот как, значит… – я показал на зияющую пасть. – Это что же, нам прямо туда и въезжать?

Он хрюкнул от смеха, вдруг приняв очень дружелюбный вид.

– Ага. Здорово потрясает с непривычки, правда? Ну ничего, мы со своей старушкой плаваем уже пятый год, а она еще никого не переварила. Особенно пассажиров. Ты к ней привыкнешь.

– Вот сюда и въезжать?

Он обернулся и показал.

– Да, сэр, в такое большое отверстие вон там…

Я сорвал с его башки шляпу.

– Хороша шляпа, – сказал я.

– Э-э-э, сэр…

– Вот так – оп! Прости, – когда он наклонился, чтобы поднять упавшую шляпу, я схватил пригоршню немытых сальных белесых волос и прижал его физиономию к входному люку во всего размаху. Он поцеловался со стеклом как следует.

– Джейк, не надо было так… – сказала Сьюзен, когда мы двинулись дальше.

– Я знаю. Но мне это доставило чрезвычайное удовольствие.

Я повел тяжеловоз прямо в пасть морской твари.

Глотка оказалась зияющей пещерой, которая сужалась к пищеводной трубке, которая, в свою очередь, уходила туннелем в нутро этого морского зверя-острова. Стены этого прохода были бледными и влажными, по ним время от времени проходила дрожь перистальтики. Ехать было трудно, потому что роллеры очень скользили, но держались мы довольно неплохо. Примерно через четверть клика или около того труба открылась в огромную темную камеру. Там уже были припаркованы сотни машин, многие другие продолжали искать себе место, их фары видны были вдалеке от того места, куда приехали мы. Я последовал за машинами, въезжающими в этот гигантский холл.

– Чтоб мне… – сказал Сэм. Потом добавил: – Не могу придумать даже подходящего ругательства, чтобы оно подошло к этому случаю. Я потерял дар речи.

Мы тоже. У нас заняла довольно много времени попытка добраться до места парковки, и мы проехали все это время в молчании. Наконец мы увидели матросов в белых куртках и красно-белых полосатых шароварах – они управляли движением и распределением автомобилей по стоянкам. Их мощные фонари рассекали тьму, словно ножи. Я подкатил к одному из них, тощему, невысокому парнишке с детским личиком, и приоткрыл иллюминатор. Повеяло слабым запахом разложившейся рыбы плюс еще застойной водичкой, но общий запах этого места был не столь плох. Просто пахло морем.

– Куда нам, матрос? Похоже, что у вас не хватает места.

– Во-о-он туда, звездный толкач! – прокричал матрос, оказавшийся молоденькой девчонкой, и показал нам фонариком, осветившим в бешеной пляске лучей стену зеленовато-белой живой ткани.

Я медленно подкатил тяжеловоз вперед, пока перед машины, ее моторное отделение, не коснулось стены. Ткань задрожала, слегка отпрянула, потом медленно снова вернулась на место и стала наплывать на моторный кожух, потом движение остановилось.

– Вгоните машину в нее! – прокричала девчонка, перекрывая шум мотора. – Толкайте стену!

Так я и сделал. Стена уступила нашему нажиму, отпрянув, словно занавес в театре под ветерком. Немного погодя я почувствовал, что стена сопротивляется, и подал назад, нажав к тому же на тормоз.

– Вперед! – сказала мне девчонка высоким звонким голосом. – Эта штука на клик растянется, прежде чем порвется хоть на сантиметр. Ну давай же, вперед толкай свой свиномобиль!

– Есть, капитан! – я поддал газу, стена затрепетала и подалась. Я гнал тяжеловоз вперед, пока не услышал: «Хватит!»

– Интересно, мы главное блюдо или только закуска? – спросил Джон.

– Тут, наверное, около пятисот машин, – заметил Роланд.

– Больше, – рискнул возразить я.

Кто-то ловко забарабанил по входному люку. Я повернулся, и луч фонарика ослепил мою сетчатку.

– Эй, ты, морская швабра! – зарычал я. – Хочешь, покажу, как тебе будет, если я с тобой то же самое сделаю?!

– Полегче, шоферюга, – это была та самая девчонка-матрос, которая нашла нам место на стоянке. Она была совсем молоденькая – такая молоденькая, что невозможно было даже себе представить, – лет шестнадцать, не больше. Антигеронические лекарства не могут дать вам такой детской кожи. Она дается только юностью. Волосы она носила коротка под традиционной морской шапочкой-блюдцем, но они были не белобрысыми, а золотистыми.