— Не вижу в этом ничего странного. Много достойных людей уволилось из НАСА в последние годы.

“Но ни у кого не было таких вкусных условий”.

— Наверное, он это заслужил.

“Брехня. Маккензи заплатил ему за молчание. И я уверен, что Джейсону Грейсу тоже”.

— К чему ты вообще клонишь?

“В программе марсохода что—то не так, ну проблемы какие-то, я не знаю точно. И Маккензи пытается это скрыть”.

— В каждой такой системе есть секретные разработки. В Ное до сих пор половина технической документации засекречена.

“Нет. Здесь что—то другое. Я уверен”.

— Мне кажется ты выдаешь желаемое за действительное.

“А если я скажу, что доступ имел еще один человек. Чарли Хэнлон”.

— Номер первый?

“Не находишь это подозрительным?”

— Подозрительным?

“Двое пропали без вести, третий внезапно погиб. Маккензи избавился от свидетелей. Так понятней?”

— Оу, Макс. Давай—ка остановимся тут. Мне все это уже не нравиться.

“Я выведу этого засранца на чистую воду”.

— Если ты всерьез собрался обвинять в чем—то директора НАСА, то я в этом не собираюсь участвовать.

“Ты же не будешь отрицать, что все это странно? Ты сам сказал скрывать там нечего, почему тогда Маккензи не открыть доступ?”

— Может сам у него спросишь?

“Он скажет, что я занят не своим делом”.

— Может быть он прав? Лучше брось эту затею, иначе точно окажешься на улице.

“Я не трус, как ты”.

— Ты вообще понимаешь с кем говоришь? Я всю эту ахинею, что ты наговорил передам Константину Александровичу. Пусть он тебе мозги вправит.

“Нет, не передашь. Ты не стукач”.

— Это уже не детские шалости, Макс. Это серьезные вещи.

“Ладно, извини. Но все можно прояснить если получить доступ к программе”

— И как ты собираешься это сделать?

“Через терминал Маккензи”.

Молчанов чуть не подавился.

— В ЦУПе куча народу круглосуточно. Если тебя заметят, тебе конец. А если узнают, что я был в курсе...

“Не узнают”.

— Твоя самоуверенность погубит тебя.

“Тебе же тоже нужны данные”.

— Обойдусь. У меня помимо этого куча работы. И мне надоело уже это слушивать.

“Подожди. Терминал Маккензи не лучшая идея, согласен. Может быть ты прав и там ничего серьезного нет. Но, вдруг я прав?”

Молчанов прорычал нечто несвязное.

“Есть более безопасный способ все узнать. Спросить человека, который знал Чарли Хэнлона лучше, чем кто—либо еще”.

— Командир Стивенсон? — воскликнул Молчанов.

“Просто поговори с ним. Если кому—то Чарли Хэнлон и мог рассказать, то только ему”.

— Нет, нет и нет. Это исключено. Я ответственен за психическое состояние каждого члена экипажа и не собираюсь ворошить рану, которая еще не зажила.

“Значит ты так решил?”

— Именно так. А тебе советую прекращать разыгрывать детектива и спокойно работать.

“Маккензи скоро выживет меня, а к отцу я не вернусь. Компромат на Маккензи — мой единственный шанс сохранить работу. Помоги мне”.

— Мне очень жаль, Макс. Я правда хочу помочь, но то, что ты просишь — это не выход.

Молчанов еще долго обдумывал этот разговор. Макс хоть и стал старше, но вел себя как тот самый мальчишка. Неуправляемый, шкодливый и самоуверенный, вечно сам себе на уме. Его бы энергию да приложить в нужное русло.

Молчанов до конца дня готовил модуль к своему отсутствию. Ночью ему приснился домашний ужин. Он наяривал мамины оладьи со сметаной за обе щеки пока папа хвастался, что экспедиция их университета поставила новый рекорд глубины бурения в Арктике. Мама как всегда не слушала. Когда Молчанов проснулся на языке ощущался кислый привкус сметаны.

Телеметрия. Прайм—1479

Атмосферное давление: 98 Кпа

Температура внутри: 23,8 С

Температура снаружи (датчик солнечный): 125 С

Температура снаружи (датчик теневой): —205 С

Курс: 3.5

Пройденное расстояние, км: 92 489 124

Задержка связи (сек): 308

Скорость км\с — 25,3

***

Сутки в капсуле тянулись невыносимо долго. От толстых серо—зеленных стен тянуло кладбищенским холодом. В тесном помещении едва хватало места чтобы развернуться. Все свободное место заполнили: провизией на несколько недель, баллонами с водой, оборудованием для связи и высокочувствительными приборами, которые могли пострадать от потока радиации.

Перед началом миссии ученые задумывались покрыть весь корабль свинцовыми листами чтобы обойтись без Щита, который потреблял слишком много энергии. Но по расчетам масса корабля становилась неподъемной даже для трех аналогичных двигателей, поэтому решили ограничиться небольшой капсулой, гробом — как ее в шутку называли члены экипажа. Последним шансом на спасение — как ее без шуток называли в ЦУПе.

Щит работал в штатном режиме и надежно защищал корабль. Нахождение в капсуле было излишним, но командир Стивенсон был непреклонен. “Экипаж останется здесь еще сутки пока поток не снизиться до безопасного уровня”.

От безделья каждый искал себе хоть какое-нибудь занятие. Молчанов наигрывал партии в шахматы с компьютером. Он в два счета разгадал алгоритм его ходов и уже с пятой партии уверенно выигрывал одну партию за другой. А когда Молчанов отвлекался от шахмат в голову лезли бесконечные мысли. Он все чаще вспоминал отца. Были годы, когда он вообще не думал о нем, но, с тех пор как Земля осталась позади, мысли об отце преследовали ежедневно. Возможно, нахождение в космосе как—то влияет на биоэлектрическую активность мозга, и в особенности на ту часть, которая отвечает за воспоминания.

— Ты грустный, — прозвучал голос Наки.

Молчанов обернулся. Ему показалось, что эта фраза предназначалась кому—то другому. Нака смотрела на него проникновенным взглядом.

— Просто думал.

— Ты по Земле скучаешь?

— Иногда. А ты?

— Нет.

Командир Стивенсон обменивался сообщениями с ЦУПом. Речь оператора из динамика шипела. Ричард Пател помогал ему с настройкой антенны. Покровский же пристегнул себя ремнями к стене и громко сопел.

Молчанов отстегнул ремни и пробрался к Наке. Он несколько раз прокрутился возле нее, пытаясь протиснуться на свободное местечко напротив. В какой—то момент он случайно коснулся ее ноги. Нака вздрогнула. Молчанов хотел извиниться, но всего лишь виновато улыбнулся.

— Так—то лучше, — сказал он, расположившись. Затем он заговорил шёпотом, указывая на Покровского. — Если разбудим, проблем не миновать.

— Согласна.

Сап Покровского изредка прерывался забойным храпом, отчего он дергался, словно ужаленный змеей.

— Иногда, я очень боюсь его, — сказала Нака.

— Иван многое перенес, был на грани гибели.

— Мужчина женщину не должен обижать - так учат в Японии.

Молчанов поджал губы и покивал.

— Ты права. Это его не оправдывает.

— Ты же не такой.

— Надеюсь.

— Ты очень добрый.

— Спасибо.

Повисла неловкая пауза. Ее черные волосы на этот раз были убраны в хвост, который то поднимался, то опускался за головой, словно живой зверек.

— Если хочешь я попрошу его быть с тобой помягче? — спросил Молчанов.

— Не надо, — воскликнула Нака и опустила взгляд. — Все подумают, что жалуюсь. Я должна оправдать это место.

— Это место твое по праву.

Она покачала головой.

— Мне далеко до Чарли. Я так часто ошибаюсь.

— Эй, — он придвинулся к ней. Она едва заметно отстранилась. — Если бы они посчитали, что ты не справишься, ты бы не получила это место.

— У них не было выбора.

— Было еще десять кандидатов, но выбрали тебя. Ты достойна этого места.

— Чарли справился бы лучше.

— Чарли умер, — сказал Молчанов и боковым зрением покосился на командира Стивенсона. Тот не слышал их разговора и продолжал выходить на связь с ЦУПом. — Ты как-будто себя винишь. Это нормальная реакция, но ты должна успокоиться.

Она поджала губы и кивнула. Молчанов вытащил из сумки фигурку велосипеда, которую захватил из каюты, и протянул ей. Она удивленно взглянула на нее.