— Скотт Стивенсон покончил с собой, придурок ты несчастный, — сказал Покровский.

— Меня ты больше не обманешь.

Молчанов приблизился к нему. Представил, как бьет Покровского по лицу, кровь фонтаном брызг вылетает из распотрошенной раны вместе с осколками зубов. Молчанов жаждал увидеть эту картину.

— Я отдаю тебе прямой приказ, положи это, иначе застрелю, — с холодной стойкостью сказал Покровский.

— Давай, — кивнул Молчанов. — Посмотрим, как ты и это объяснишь.

Покровский на этот раз дернулся, кадык его зашевелился.

— Проверь перемещения.

— Думаешь, я опять куплюсь на мухлеж с датчиком? — Молчанов яростно усмехнулся.

— На этот раз это правда.

Молчанов швырнул дубинку в Покровского. Тот успел выставить руку и заслонить лицо. Дубинка угодила ему в предплечье с глухим толстым звоном.

Покровский рыкнул и сжал челюсти от боли. Молчанов выжидал. Покровский приставил дуло ко лбу Молчанова и надавил. Молчанов не двигался, смотрел Покровскому прямо в глаза.

— Он никогда бы не покончил с собой, — сказал Молчанов.

Покровский молча отдалился, снял со стены модуль—компьютер Стивенсона и бросил Молчанову. Молчанов открыл последнее сообщение, записанное сразу после того, как Стивенсон и Молчанов расстались.

На видео Стивенсон обращался к жене. Он просил прощения за то, что собирался сделать.

“... если я не сделаю этого, то не смогу дальше жить. Надеюсь ты когда—нибудь поймешь. Люблю тебя и девочек.”

— Он изменил курс посадочного челнока. Отклонение триста километров от точки посадки. Вот взгляни сам.

Молчанов поднял уставший взгляд на экран.

— Это бессмысленно.

— Он спятил и хотел убить всех вас.

В модуль одновременно влетели Нака и доктор Пател. Они с ужасом посмотрели на пистолет в руке Покровского. Тот убрал его за спину. Нака бросилась к Молчанову и обняла его. Молчанов вырвался из ее рук и улетел.

— Приведи его в порядок, — сказал ей Покровский. — Вы мне скоро понадобитесь.

***

Спустя час экипаж снова собрался в главном модуле. Покровский гладко побрился и сменил спортивный костюм на более подходящую для командира спецодежду. По привычке все, включая Покровского, расположились вокруг того места, где обычно располагался Скотт Стивенсон. Неловкая пауза продолжалась всего несколько секунд, после чего Покровский вылетел из полукруга и занял место командира, обведя взглядом всех присутствующих. Он будто сканировал их мысли, пытался понять доверяют ли они ему. На Молчанове его взгляд остановился дольше чем на других.

— У нас еще будет время скорбеть по Скотту.

Молчанов неконтролируемо промычал.

— Буря миновала, мы выжили. Когда отключился Щит большая часть электроцепей выгорела.

Покровский прервался, закусил губу, затем продолжил:

— На долгое время обесточился реакторный модуль. Я проверил показания датчиков трижды. Семьдесят процентов топлива потеряно.

Ричард Пател опустил голову. Покровский вывел на голографический экран схему.

— Топлива достаточно для разового включения двигателя чтобы скорректировать курс. Через шесть дней мы должны выйти на орбиту, а значит нужно разгонять реактор сейчас, иначе Марс расплющит нас. На обратный путь топлива у нас нет.

Покровский покосился на Наку взглядом, излучающим одновременно ненависть бортинженера Покровского и вынужденную сдержанность командира, обязанного мыслить трезво, не поддаваться эмоциям и находить решение даже в безвыходных ситуациях. Эти две личности все еще боролись внутри Покровского и о победе одной из них говорить было рано. Именно Нака Миура предложила идею гравитационного захвата против которой Покровский выступал. Он винил девушку во всем случившемся с кораблем.

Нака не выдержала напора его обвиняющего взгляда и отвернулась. Покровский обратился к сообщению от ЦУПа и зачитал.

— Они приняли решение. Все члены экипажа высаживаются на планету. Никто не остается на корабле. ЦУП анонсирует разработку беспилотного грузовика, который доставит нам топливо для реактора. Когда это произойдет экипаж вернется на корабль, запустит реактор и вернется домой.

Покровский замолчал, дав время каждому переварить услышанное.

— А что гласит неофициальная версия? — спросил Молчанов.

Он мельком взглянул на Марс, который только что появился в иллюминаторе. Ответ пришел к нему до того, как заговорил Покровский:

— Мы останемся там навсегда.

Наступила тишина.

— Марс вышел на стадию удаления от Земли, — заговорил доктор Пател. — Стартовать раньше, чем через восемнадцать месяцев они не смогут. Грузовик будет здесь через двадцать четыре. К тому времени закончатся запасы еды.

— Послушайте все меня, — сказал Покровский. — Каждый из нас профессионал. Мы знали на что подписывались. Это текст для пресс—релиза, чтобы успокоить общественность. В ЦУПе лучше нас понимают, что хоронят нас. Поэтому я призываю каждого вести себя профессионально, не подавать вида и не впадать в панику. Никто не должен узнать, что мы не верим в спасательную миссию.

— У меня не будет с этим проблем, — сказал Молчанов.

Нака покосилась на него, едва сдерживая слезы.

— Я ученный и всю жизнь был скептиком, — заговорил доктор Пател. — Я не верил, что мы сможем зайти так далеко. Но мы здесь, мы смогли, благодаря удачам и неудачам. В этом заслуга каждого. То, что мы сделали уже, стоит большего, чем наши жизни.

Больше никто не решился заговорить.

***

Молчанов обработал порезы на лице, ограничившись вольными мазками зеленкой. Нака навестила его вечером, когда жилой модуль был еще пустынным.

— Как ты? — спросила она.

Он многозначительно кивнул, ответив сразу еще на десяток подобных вопросов, которые она хотела задать.

Нака нагнулась и поцеловала его в щеку. Молчанов рассматривал фотографию семьи Стивенсон, которую командир хранил в своей каюте.

— Что сейчас они чувствуют? — спросил он пустоту.

Нака взглянула на фотографию и из нее вырвался прерывистый жалостливый стон.

— Не понимаю, зачем он это сделал? – произнес Молчанов.

Нака погладила его плечо.

— Ты сделал все, что мог.

— Он спас меня, а я не смог. Если бы я полетел раньше. Хотя бы на десять минут.

— Я прочла твое заключение. Прости, я не должна была, — она опустила виноватый взгляд. — Он был в сильной депрессии. Ты помогал. Но ты не бог. Нельзя спасти человека, если он не хочет жить.

Нака приблизилась к иллюминатору и взглянула на ярко—красное пятно, сверкающее бельмом посреди моря холодного мрака.

— Все это моя вина. Если бы командир тогда послушал Ивана, и мы сменили курс...

Она не договорила, ее голос сорвался, и она заплакала.

— Это было решение командира Стивенсона. Не твое.

— Но я настояла. И я принимаю эту вину, — она приблизилась к нему в ожидании, что он обнимет ее, — Лучше бы я умерла тогда. Не сейчас, не с любовью в сердце.

Она обняла его сама, как—то совсем по—детски.

— Я так боялась, что не смогу снова прикоснутся к тебе.

Она целовала его шею, а он смотрел на счастливые лица дочерей Скотта Стивенсона, обнимающих папу с обеих сторон.

— Когда будут результаты анализов?

Он кивнул.

— Уже? Почему ты не говоришь мне? Я же с ума схожу.

— Доза облучения чуть выше нормы. Жить буду долго.

Она крепче обняла его.

— Я так рада. Ты точно уверен?

Он кивнул.

— Видела бы ты физиономию Омара Дюпре. Его мир рухнул.

— Ты же был там не меньше десяти минут. В самом центре...

— Мне повезло.

— Нет. Мне повезло.

Молчанов смотрел на Наку и понимал, что ничего не чувствует к ней кроме жалости. Ему вдруг на миг показалось, что он понимает причину ненависти к ней других членов экипажа.

Они еще долго разговаривали.

— Два года в полной изоляции. Наружу только в скафандрах. Полная имитация марсианского полета.

— Доктор Пател хотел подготовить вас.