Возможно, местная газета вышла сегодня пораньше, и из неё удастся что-нибудь узнать. Иногда, если случалось что-нибудь необычное, вечерний выпуск появлялся на улицах уже в середине дня. Дульси в последний раз с отвращением лизнула свою лапу, сползла вниз по шершавому стволу и направилась к почте, где находилась ближайшая газетная стойка, прикованная цепью к фонарному столбу.
Ладно, по крайней мере она доставила список Стампса, и теперь копия его «путеводителя» под надёжной охраной в штаб-квартире служителей закона. Дульси надеялась, что бумага попала к Харперу в целости и сохранности. Она поначалу раздумывала, не послать ли её капитану по факсу, прямым и безопасным путем. Однако для этого пришлось бы воспользоваться библиотечным аппаратом, дождавшись, пока никого не будет поблизости, а это почти невозможно. Кроме того, факс по-прежнему раздражал и пугал её.
Полицейский участок Молена-Пойнт занимал южное крыло здания, отделенного неширокой улочкой от тюрьмы, где сидел Роб Лэйк. Главный вход в участок находился со стороны улицы Линкольна. Вторая, внутренняя дверь соединяла отделение полиции непосредственно с той частью, где располагался суд. С задней стороны здания был ещё и третий выход – запертая металлическая дверь, которая вела на стоянку полицейских машин.
Дульси появилась там, когда новая смена уже давно заступила на дежурство. Огороженная стоянка была заполнена частными автомобилями сотрудников, здесь же парковались несколько патрульных машин. Вокруг не было ни души – ни полицейских на стоянке, ни прохожих на улице. Кирпичная стена тюрьмы на противоположной стороне была почти глухой, если не считать небольших окошек под потолком камер, из которых узники выглядывать не могли.
Дульси убедилась в отсутствии случайных свидетелей и подсунула листок под железную дверь, лелея надежду, что какой-нибудь полицейский, выходя из участка, не даст порыву ветра унести бумагу.
Сейчас, покидая здание суда, она оглядела переулок, ища глазами сложенный белый листок. Под дверью она его не увидела. Возможно, Харпер уже забрал его. Дульси хотела вернуться, чтобы убедиться в этом, и тут к зданию подъехала патрульная машина.
Поспешив прочь, кошка направилась к газетной стойке рядом с почтой. Обогнув улицу Долорес, она помчалась по теплому тротуару и пробежала один квартал к северу. День был пропитан запахами садовой зелени и океана; витрины магазинов пестрели дорогими товарами; окна галерей сияли разнообразными живописными полотнами всех стилей. Из «Швейцарского дома», кондитерской по соседству с почтой, пахло свежими рогаликами и только что сваренным кофе. Возле двери цвели розовые петунии в керамических горшках. Пробегая мимо, Дульси понюхала цветы, а затем подошла к газетной стойке.
Там было пусто. Странно, что отложенное заседание суда не показалось газете достойным дополнительных усилий. И даже если, вернувшись домой, она примется тыкать в кнопки телевизионного пульта, в это время дня никаких новостей не найдет, только «мыльные оперы». Каждый канал забит отупляющими мелодрамами, сценарии для которых пишут, судя по всему, пациенты клиник для нервнобольных.
Но дома, по крайней мере, наверняка найдется что-нибудь вкусненькое, чем можно подкрепиться в ожидании газеты. Вильма всегда оставляет для неё тарелку в холодильнике. Со времени мамулиного завтрака у Дульси во рту не было и маковой росинки, а сам завтрак состоял из противной овсянки. Ей, конечно, перепал и крошечный кусочек персикового пирожка, но больше начинки попало ей на ухо, чем в желудок. Дульси помчалась, уворачиваясь от встречных прохожих. Один раз она едва не столкнулась с пожилым мужчиной и его престарелой собакой, которые прогуливались на солнышке, а когда резко свернула за угол, её едва не размазал по тротуару летящий велосипед. Кошка успела отскочить; ездок резко вывернул руль, обругав её. Но вскоре она уже бежала по каменной дорожке среди клумб Вильмы. Скользнув через кошачью дверку, Дульси обежала весь дом, чтобы убедиться, что она одна. Чарли иногда ведет себя так тихо, что ни шорохом, ни звуком не выдаёт своего присутствия.
Дома никого не было. Комнаты были пусты и безмолвны. Однако, пробегая через столовую, она почувствовала специфический запах. Возможно, Чарли оставила свой этюдник на столе открытым.
На кухне, забравшись на тумбу, она открыла холодильник и тут же почувствовала запах свежих крабов. Прежде чем захлопнулась дверца, она схватила пластиковый лоток в зубы, спрыгнула вниз и поставила его на коврик.
Под прозрачной плёнкой в лоточке лежала щедрая порция свежего белого крабового мяса, а рядом – сырные печеньица её любимого сорта. Здесь же была небольшая горка особого овощного заливного от Джолли с изрядной толикой спаржи, как раз в её вкусе. На десерт Вильма оставила ей пластиковую чашку яичного крема, тоже приготовленного Джолли. Дульси ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком и размышляя, почему судья Уэсли отложил слушание.
Может быть, мамуля всё-таки обратилась в полицию, может быть, заседание отложено именно из-за того, что она будет давать показания? А вдруг сведения, которые миссис Бланкеншип сообщила полиции, оказались настолько важными, что процесс пойдет совсем в другом направлении? За этими раздумьями Дульси покончила с основным блюдом, чисто вылизала тарелку и смахнула язычком с усов последний кусочек крабового мяса. Приступив к десерту, Дульси поняла, что следует позвонить капитану Харперу, что она не успокоится, пока не будет уверена, что он получил список. И почему она до сих пор так робеет перед телефоном? Это же совсем не трудно. Нужно лишь сбросить трубку с рычага и набрать номер.
Покончив с кремом, кошка отправилась в гостиную к телефону. Но, проходя через столовую, она снова почувствовала запах, который был не свойствен этой комнате, – запах угля, резинки и закрепителя.
Комнату для гостей Вильма предоставила в распоряжение Чарли, и та заполнила её в соответствии со своими вкусами и пристрастиями. Здесь лежали её альбомы для рисования мольберт, дубовый этюдник и большой дубовый ящик с красками. Вдоль мебели и стен были расставлены рисунки, стопки книг по искусству громоздились на каждой горизонтальной поверхности и на полу. Этот беспорядок был свидетельством истинных жизненных интересов Чарли и совсем не походил на застывший сонный хаос в доме Бланкеншипов. Может, Чарли Гетц и оставила мир искусства ради того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но её сердце всё ещё оставалось там.
И теперь в гостиной, чувствуя характерный запах, Дульси привстала на задние лапы и принюхалась к буфету, а затем вспрыгнула на него.
Приземляясь на полированную поверхность, она врезалась в большой рисунок, прислоненный к стене, и едва не сшибла его на пол. Чуть отступив, она остановилась, удерживая равновесие на самом краю буфета.
Там было три рисунка. Её сердце учащенно забилось. На всех трех была она сама. Портреты в натуральную величину, такие живые и похожие, что, казалось, вот-вот эти кошки сойдут с листа.
Рисунки были сделаны углем на шершавой белой бумаге. Когда только Чарли успела их выполнить? Дульси не могла припомнить, чтобы Чарли рисовала её. Кошка перепрыгнула на обеденный стол, чтобы рассмотреть портреты с более дальнего расстояния. Глядя на эти рисунки, Дульси словно смотрела в зеркало, однако эти отражения были гораздо более волнующими, чем зеркальные. Маленькая лесть Чарли вскружила кошке голову. Её хвост задергался из стороны в сторону, а по спинке пробежала волна приятного возбуждения.
Она и понятия не имела, что Чарли её рисует. Вообще, кто знал, что Чарли может так рисовать? И с таким-то талантом она прибирается в домах и прочищает водосточные трубы?
На радостях Дульси закрутилась веретеном, устроив на обеденном столе гонку за собственным хвостом. На мгновение она отдалась приступу самолюбования, вообразив, как её портреты висят в музеях и выставочных залах. Дульси уже так и видела своё изображение в полноцветных глянцевых журналах, посвященных искусству, – они хранились в библиотеке, в специальной стойке. Кошка представила газетные отклики о работах Чарли, в которых особо отмечалась красота маленькой натурщицы. Затем, подивившись собственному тщеславию, она спрыгнула со стола и направилась в гостиную. Её мысли всё ещё были прикованы к восхитительным рисункам Чарли, но следовало позаботиться о незаконченном деле. Запрыгнув на письменный стол, Дульси подступила к телефону. Джо проделывал такое неоднократно. Подняв лапу, она столкнула трубку с рычага. Негромкое жужжание немного испугало её. Она попятилась, затем подошла снова и набрала номер полицейского участка. Ожидая ответа диспетчера, она начала дрожать, её лапки вспотели. Дульси уже была готова отказаться от своей затеи, когда резкий женский голос ответил ей. Такой голос, очевидно, был специально натренирован для кратких ответов.
