– Если было так много враждебности, адвокат не пытался перевести дело в другой судебный округ?

Она кивнула:

– В этом было отказано.

– Как звали адвоката?

– Хью Ламптон.

Квиллер фукнул в усы: ещё один из вездесущих Ламптонов!

– Он не представил ни одного свидетеля со стороны защиты и позволил свидетелю обвинения безнаказанно лгать! – продолжала Кризалис. – Суд присяжных вынес решение так быстро, что мы даже не сразу поняли: всё, конец!

– Я не судья, – сказал Квиллер, – но мне кажется, у вас есть возможность добиться нового слушания дела. Вам нужен другой адвокат – хороший адвокат.

– Сколько это будет стоить? Мы пытались одолжить денег, чтобы нанять адвоката, ещё когда Фореста только обвинили. Но банки, они ведь все повязаны между собой земельными спекуляциями, отказали нам в закладной. Они посоветовали нам продать землю, но вы не поверите, сколько эти спекулянты предложили за наш кусочек горы. Впрочем, сейчас это не имеет значения, мы продали бы нашу землю за любую сумму, если бы это помогло Форесту.

– Выход должен быть, – сказал Квиллер, поглаживая усы. – Дайте мне подумать. Ваш брат всё-таки должен убедить суд присяжных в том, что он невиновен.

Под конец ужина они лишь перебрасывались фразами. Приправа к салату была тоже пересолена. Кризалис задумчиво отказалась от десерта и, выпив чаю, сидела молча, уставившись в одну точку.

Когда они покидали ресторан, он всё ещё был заполнен только частично и многие столики с видом на площадку для игры в гольф пустовали. Квиллер попросил свою гостью подождать его в холле, пока он скажет несколько слов метрдотелю. Хватило шести слов. Спокойным голосом он произнёс: «Передайте это администрации с моими комплиментами» – и разорвал свою членскую карточку.

Ещё было совсем светло, и Кризалис спросила его:

– Не хотите вернуться в «Тип-Топ» окольной дорогой? Это всего лишь дорога для транспортировки леса, но она идёт по внешнему склону Большой Бульбы, и я вам покажу кое-что.

Она направляла его через лабиринт петляющих дорог в по-настоящему дикой местности.

– Здесь! – сказала она, когда они достигли вершины бугра, – Остановите машину! Ну, на что это похоже?

Квиллер увидел огромное пространство уничтоженного леса – пни, поваленные деревья, мёртвые ветви.

– На последствия смерча или налёта бомбардировщиков.

– Это вырубка, – объяснила она. – Вырубается всё, потом вывозят строевой лес, оставляя отходы. Возможно вы видели лесовозы, спускающиеся с гор. Это ждёт весь внешний склон Большой Бульбы, если мы не остановим их, то же самое произойдёт с Малой.

Дорога для вывоза леса сужалась до простой колеи, которая, петляя, шла вверх. Кризалис показывала дорогу, а Квиллер крепко сжимал руль, когда машина, кренясь то в одну сторону, то в другую, шла по труднопроходимой местности.

– Не зайдёте выпить стаканчик чего-нибудь на ночь? – спросил он, когда они наконец добрались до стоянки «Тип-Топа».

– Нет, спасибо, но я хорошо провела вечер и благодарна вам за то, что вы выслушали меня. Это было очень любезно с вашей стороны.

Он проводил её до старого армейского автомобиля.

– Я искренне сожалею, что ваш брат оказался в таком трудном положении. Надеюсь всё-таки на положительные изменения.

Она взобралась на водительское сиденье.

– Легче сдвинуть гору, – сказала она, беспомощно пожав плечами.

Квиллер подождал, пока её автомобиль не скрылся из виду, и поднялся на веранду. Коко ждал его в холле, расхаживая взад и вперед, как если бы собирался сообщить ему нечто очень срочное, но у Квиллера были свои дела. Он направился прямо к телефону и позвонил в Пикакс, не дожидаясь льготных тарифов.

– Полли, это Квилл! – резко объявил он.

– Милый! Я так благодарна тебе за то, что ты позвонил. Галифакс Гудвинтер покончил с собой!

– НЕТ!

– Он похоронил жену в прошлую пятницу, как ты знаешь, а вчера ночью принял слишком большую дозу снотворного.

– Трудно поверить! Он оставил записку?

– Ничего. Вообще ничего. Но ходят слухи, будто смерть его жены наступила в результате убийства из милосердия. Она была безнадежно больна так долго, а ему бедняге, скоро бы исполнилось восемьдесят. Никогда не будет другого такого сельского врача, как доктор Гал. Весь округ в трауре. Уже точно известно, что Мелинда возвращается из Бостона и практика отца перейдёт к ней но она совсем другое дело.

– Согласен, – ответил Квиллер.

Его встревожили не столько медицинские перспективы Мускаунти, сколько возможные затруднения в его личной жизни. До переезда в Бостон Мелинда была одержима идеей замужества, а он так же упорно хотел остаться холостяком, хотя и находил её волнующе привлекательной.

– Ну а теперь, когда ты знаешь все неприятные новости, Квилл, – говорила Полли, – скажи, как там в горах?

– Рву и мечу, – ответил он.

– Звучит как речь истинного горца, а ты там только три дня.

– Я выведен из себя тем, что произошло в ресторане, откуда я только что приехал.

– И что тебя вывело из равновесия?

– Всё! Они дали мне самый плохой столик. Обслуживание было ужасающим. Суп – холодным. Еда – пересоленной. Именно благодаря пересоленной еде я понял, что происходит.

– Ты хочешь сказать, что это было сделано специально?

– Именно так, чёрт возьми! Мне дали понять, что я пригласил не того человека на ужин. Моим гостем был человек с гор. Их называют здесь бульбиками.

– Неужели! Их не любят до такой степени?

– Это непопулярное меньшинство, хотя пришли они сюда первыми и судьба их не баловала. У нас в Мускаунти тоже есть группы, но нет таких предрассудков, и я не был готов к этому. Весь ужин я находился в замешательстве.

– Что ты собираешься делать? – Полли знала, что Квиллер был не из тех, кто подставляет вторую щеку.

– Я должен подумать.

– Мне жаль, что ты так огорчён.

– Не расстраивайся, – сказал он, успокаиваясь. – Я посоветуюсь с Коко. Он что-нибудь придумает. А как Бутси?

– Прекрасно. Он весит десять фунтов. (4.5 кг)

– Десять фунтов, приближающиеся к тридцати! А ты как?

– Хорошо. Библиотечный совет даёт официальный обед в пятницу, и я переделываю ворот моего длинного платья, чтобы можно было надеть жемчуга. Я скучаю по тебе, милый.

– Я тоже скучаю по тебе. – Пауза, наполненная дыханием. Несмотря на свою способность к словам, ласковые фразы он находил с трудом. – Пока, – сказал он с теплотой в голосе.

– Пока, милый.

Он вышел на веранду и быстрым шагом обошёл её несколько раз. На западе садилось солнце, и облака-драконы вели яростную битву – фиолетово-розовые и пурпурно-красные против бирюзового неба. Когда вечерняя сырость с северо-востока прогнала его в дом, Коко всё ещё расхаживал по холлу взад и вперед.

– Что ты задумал? – рассеянно спросил Квиллер.

– Йау! – ответил Коко с настойчивостью, бегая туда-сюда под аркой в гостиной.

– Где Юм-Юм? – Квиллер вдруг понял, что не видел её с тех пор, как вернулся домой.

Он немедленно проверил все удобные кресла в гостиной и все кровати наверху. Он звал её по имени, обходя комнату за комнатой, открывая тумбочки, шкафы и даже ящики. Потом, вернувшись в гостиную, он увидел как Коко нырнул под скатерть, свисающую до пола, скатерть, которой Сабрина закрыла круглый стол.

– Ах, черти! – пробормотал он, опускаясь на колени И заглядывая под стол. Они оба были там, сидя с блаженными мордами, там же лежало письмо с адресом, марками, с дырочками по углам.

– Кто его стащил? – требовательно спросил он, зная, что сделал это Коко, привлечённый клеем на конверте и марках. Если Юм-Юм снискала известность тем, что таскала лапкой буквы из игры в слова и зажигалки, то Коко специализировался на документах, оставляя следы коготков в качестве улики. Квиллер, помня об обещании переслать письмо, бросил его в ящик охотничьего шкафчика Фитцуоллоу, заметив адрес: Шерри Хокинфилд в Мэриленд, – возможно, то был счёт за оценочные услуги Сабрины Пил.