– Если он думает, что сладкие речи помогут ему выбраться из конуры, то пусть подумает еще!

Но ее грудки слегка выпятились, из чего я заключил, что моя информация не была ей неприятна.

Нас на крыше осталось всего четверо: мы втроем и женщина из госпиталя, маленькая, темная и, казалось бы, сочетавшая лучшие черты Матери Евы и Матери Марии, но при этом безо всякого стремления это сходство подчеркнуть.

Хэйзел положила пакет на меня, вручила деревце рабби Эзре и распростерла руки:

– Тамми!

– Арли соол, м'тенга!

Женщина с материнской нежностью поцеловала Хэйзел.

– Рэкси, рэкси – как же это долго!

Они разняли объятия, и Хэйзел произнесла:

– Тамми, это мой любимый муж, Ричард.

Та поцеловала меня в губы, предварительно подняв и отставив в сторону пакет. Человек, которого облобызала Тамми, остается с ее поцелуем надолго, даже если он ранен и если поцелуй совсем краток!

– А это наш дорогой друг, преподобный рабби Эзра бен Давид.

Эзра не нуждался в такой заботе, как я. Тамми глубоко присела и поцеловала его руку. Таким образом, я остался в чистом выигрыше.

Тамми (то есть Тамара) сказала:

– Я могу взять вас обоих внутрь, и чем раньше, тем скорее мы вылечим Ричарда. Но оба моих возлюбленных гостя пробудут здесь немало времени.

Хэйзел, ты согласна разделить комнату с Джубалом?

– Тамми, это же чудесная идея! Тем более что я иногда буду отлучаться. Джентльмены, а вы согласны поселиться вместе на то время, пока вы – пациенты этого госпиталя?

Я уже хотел сказать: «да, разумеется, хотя…», но рабби Эзра, опередив меня, возразил:

– Здесь какая-то ошибка! Миссис Гвендолин, объясните, пожалуйста, этой леди, что я не пациент и не кандидат на госпитализацию. Совершенно здоров! Ни насморка, ни даже заусениц!

Тамара глянула удивленно и… нет, не обеспокоенно, но как-то задумчиво. Она приблизилась к рабби и легонько коснулась рукой его культи.

– А мы разве не будем возвращать вам ноги?

Рабби Эзра перестал улыбаться.

– Я уверен, что вы желаете мне добра. Но я не могу носить протезы.

Это правда!

Тамара снова перешла на непонятный язык, обращаясь к Хэйзел. Та выслушала и обратилась к рабби:

– Отец Эзра, Тамара говорит о настоящих ногах! Из плоти и крови. Они здесь это могут. У них есть целых три способа.

Реб Эзра глубоко вдохнул, выдохнул, поглядел на Тамару.

– Дочка, если вы можете вернуть мне ноги… то – вперед! Пожалуйста!

И что-то добавил еще. Я думаю, на иврите.

Я просыпался неторопливо, давая возможность своей душе потихонечку вернуться обратно в тело. Не открывая глаз, ощущал, как восстанавливается память, а с нею и осознание того, кто я, где я и что со мной произошло.

Да, да, я женился на Гвен Новак. Это было неожиданно, но восхитительно! А потом мы… Эй, это же не вчера случилось! Вчера ты…

Малый, вчера у тебя выдался хлопотный денек! Стартовал из Луна-Сити, а прискакал в Гриннелл… Как? А зачем спрашивать «как» о нелепице? Просто прими ее и все! Так как же назвала это место Гвен? Погоди, погоди, ее-то саму звать вовсе не Гвен, а Хэйзел! Правда? Выяснишь позднее… Так вот, Хэйзел назвала его «Третьей Землей» – Теллус Тертиус. А Тамми еще как-то обозвала. Тамми? Ну да, Тамара. Всякий же знает Тамару!

Тамми не дала им притронуться к моей раненой ноге, пока я бодрствовал. А как, черт побери, я получил эту рану? Стал, что ли, неповоротливым на старости лет? Или уставился на рожу Билла в гуще тех липовых «шрайнеров»? Как-то непрофессионально дать себя повалить, даже напоровшись на неожиданное. Если в драке покажется, что видишь свою бабушку, все равно стреляй и двигайся дальше!

А как ты понял, что они не шрайнеры? Ну, это просто: настоящие шрайнеры – люди пожилые и дородные, а эти жеребцы были молодые и жилистые. И агрессивные.

Но ты же только что до этого додумался. Да неужто? И все же это так.

Ты просто ощутил это вчера, но не осознал. На то, чтобы думать, времени не было. Просто увидел эту банду – что-то внутри заорало: «Враг!» – и ты прыгнул на него раньше, чем он рванулся к тебе. Если ты в драке позволишь себе «сортировать» впечатления, считай, что ты уже мертвец. Потому-то и надо всегда действовать немедля.

А ведь вчера ты действовал не слишком-то проворно, хоть и прихватил с собой неплохого дружка, правда? Быструю маленькую коралловую змейку по имени Хэйзел. Впрочем, если ты вышел из потасовки с температурой тридцать семь, то эту потасовку нельзя считать полным поражением.

Кончай себя тешить. Ты сам-то скольких уложил? Двоих? Остальных прикончила она. И если по правде, то это она тебя «прихватила», а не то… ты давно уже был бы хладным, как камень. А может, ты как раз и таков?

Давай-ка проверим. И я открыл глаза.

Место поистине выглядело райским. Но именно это и свидетельствовало, что я жив, ибо рай вовсе не для меня! Кроме того, каждому известно, что когда помрешь, то первым делом проходишь через длинный туннель, дальний конец которого светится. И там тебя должна ожидать возлюбленная. Но ведь со мной ничего такого не случилось! Ни туннеля. Ни света в конце. И, к сожалению, совсем не видно Хэйзел!

Итак, я пока не мертвец и это – не рай. Но и не госпиталь. Ни в каком госпитале не бывает так красиво и не пахнет так хорошо! И где же шум и суета, которые всегда доносятся из коридора, когда лежишь в госпитале?

Ведь здесь слышится только пение птиц и далекая музыка струнного трио.

Эй, а вот и дерево-сан! Тогда, значит, где-то неподалеку обретается и Хэйзел? Где ты, сладкая моя девочка? Мне нужна помощь! Найди мой протез и дай его, пожалуйста! Я не рискну прыгать на одной ноге при этом притяжении: уже отвык от него, да еще… черт возьми, мне надо помочиться!

Это что-то ужасное, аж зубы сводит!

– Вижу, вы уже проснулись, – произнес нежный голос у моего правого уха.

Я повернул голову, а она обошла кровать и стала так, чтобы мне легче было ее увидеть. Молодая женщина, миловидная, стройная, с небольшим бюстом и длинными черными волосами. Она улыбнулась, встретившись со мной взглядом.

– Я – Минерва. Что вам угодно на завтрак? Хэйзел говорила, что вам по вкусу вафли. Но можно заказать любую другую еду.

– Любую? – пробормотал я, задумавшись над открывшейся возможностью. А как насчет филе бронтозавра, поджаренного на медленном огне?

– Пожалуйста. Но его придется готовить дольше, чем вафли, – ответила она совершенно серьезно. – Может, пока что-нибудь перекусите?

– Да нет, мне бы сперва получить свою ногу, ту, искусственную… Мне до завтрака надо наведаться в освежитель, а для этого – пристегнуть протез. Понимаете, при этом притяжении…

Минерва без околичностей объяснила мне, что к чему.

– В эту кровать вмонтирован санузел. Вы все равно не можете еще пользоваться освежителем: у вас блокирован позвоночник ниже пояса. А это устройство очень удобно, в самом деле. Так что давайте делайте, что вам нужно!

– Уф… я не могу.

(Я был уверен, что и вправду не смог бы: когда ампутировали мою ногу, персоналу госпиталя пришлось порядком со мной повозиться. Наконец они стали вводить мне катетер и кое-что еще, пока я не научился ходить на костылях.) – Вы сами поймете, что можете. Все будет в порядке!

Я попробовал двинуться, но ни одна из моих ног – ни длинная, ни короткая, – меня не послушались.

– Миссис Минерва, а нельзя ли принести мне обычную госпитальную «утку»?

Она посмотрела на меня с тревогой.

– Если желаете. Но вряд ли она вам пригодится. – Тревога на ее лице сменилась озабоченностью. – Я пойду поищу. На это уйдет время. Не меньше десяти минут. И придется запечатать вашу дверь, чтобы никто вас не потревожил. – Она повторила: – Десять минут!