Хелен похолодела, однако не выдала своего замешательства.

— Я не стану ни отрицать, ни подтверждать это, — возразила она. — Чем я занимаюсь с вашим братом, вас совершенно не касается, сэр. Я должна отодрать вас за уши…

— Ну хватит уже! — Бентли поднял голову, и знакомая очаровательная усмешка вновь осветила его лицо. — Просто смешно. Женщина не может так замечательно целоваться, а потом этими же губами сразу отчитывать парня.

— Бентли, ваш беспрестанный флирт не действует на меня. — Хелен успокоилась и решила попробовать другой подход. — И вообще я считаю, что вы слишком воспитанны для того, чтобы спасти меня из якобы цепких рук настоятеля, чтобы затем прижать в углу и добиваться поцелуя, который любая другая женщина с радостью бы подарила вам. А теперь объясните мне, чего вы надеялись добиться?

Он долго молчал, потом, настороженно посмотрев на нее и коснувшись челюсти, произнес:

— Нет, пожалуй, я не стану вам объяснять. Зубы мне еще пригодятся.

— Скажите мне!

Молодой человек скривился от ее настойчивости.

— Мне просто не нравится Лоу. И мне не понравилось, как он смотрел на вас, трепеща ресницами, держа вас за руку и задыхаясь…

— Похвально, — сухо сказала она, — но Томас Лоу не тащил меня в кусты и не навязывал мне свое внимание.

— Извините, — пробормотал он, краснея. — Вы, наверное, собираетесь рассказать Кэму?

— Интересно, откуда у меня впечатление, что именно это вам и надо?

Бентли потупился и обхватил голову руками, словно безмерно устал.

— Мне вообще-то чертовски безразлично, что вы расскажете святому Кэмдену. Он все равно будет думать то, что ему нравится, и поступит так, как ему хочется.

— Ваш брат любит вас, Бентли.

— Ха, — презрительно сказал он. — Вам никогда не понять моего брата, Хелен. Вы знаете его несколько дней, а я вынужден мириться с ним всю свою жизнь. Напыщенный, благочестивый, самодовольный педант.

Хелен подавила желание сказать ему, что его определения не только чрезмерны, но явно ошибочны. Она хотела сказать Бентли, что знает Камдена Ратледжа почти тринадцать лет, и даже мальчиком он беспокоился за семью. Ответственность за всех легла на его плечи, и Кэм нес это бремя с готовностью, не свойственной его юному возрасту.

Хелен мягко прикоснулась к его колену.

— В чем дело, Бентли? Почему вы так сердитесь на брата? Вы говорите, что я не знаю его, но это не совсем так. Очень давно, когда вы были совсем маленьким, я хорошо знала его. Моя мать была в дружеских отношениях с вашим отцом, и я часто приезжала сюда. Даже тогда было очевидно, как сильно он любил вас и Кэтрин.

— Неужели? — недоверчиво спросил Бентли, явно не заинтересовавшись ее прошлым.

— Да, именно так, — настаивала Хелен. — Я знаю, часто он кажется упрямым и бесчувственным, а на самом деле он любит вас больше, чем вы можете себе представить. Разве нельзя поговорить с ним? Или со мной?

— Нет, — заупрямился Бентли. — Не о чем говорить. Да вы и не поможете.

— Почему бы вам не рассказать мне и не посмотреть, смогу ли я помочь?

Бентли явно колебался, внутри у него шла борьба. Но победила сдержанность.

— Кэм просто хочет подчинить нас всех своей власти. Сначала это была Кэтрин. Он распоряжался ею до тех пор, пока она не вышла замуж вопреки его желанию.

— Вопреки его желанию?

— Да, за сына сквайра Вудвея. Брат считал, что она может сделать более удачную партию, но Кэт хотела быть хозяйкой своей жизни.

Маленькая Кэтрин вышла замуж за Вудвея? Это действительно удивило Хелен, потому что она помнила сыновей овдовевшего сквайра, эту полудюжину молодых хулиганов, имевших смутное представление о хороших манерах, не говоря уже о семейных узах. Понятно, что Кэм возражал против брака сестры с таким человеком, хотя их семья отнюдь не страдала безденежьем, а их покойная мать, по слухам, была женщиной достойного происхождения и со связями.

Хелен пребывала в замешательстве. Кэм говорил, что его сестра вышла замуж совсем молодой, и действительно, Кэтрин была всего на несколько лет старше Бентли.

— Я что-то не очень хорошо понимаю. Они убежали? В Шотландию? И что сказал ваш отец по поводу этого брака?

Бентли покачал головой:

— Нет, они венчались в церкви Святого Михаила. Отцу было все равно, он почти ничего не сказал. И с какой стати? Но деньги семьи были в руках Кэма, и сестре пришлось чертовски тяжело уговаривать его.

— Когда они поженились? — спросила Хелен, игнорируя последнюю колкость.

— Не помню. Лет пять назад.

Хелен произвела быстрый подсчет в уме.

— Боже милостивый. Кэтрин едва исполнилось семнадцать лет! Мне понятна тревога Кэма.

Холодное выражение появилось на лице Бентли, и он пожал плечами.

— Вам не требуется что-то говорить. Я знал, что вы примете его сторону.

— Я ничью сторону не принимаю, Бентли.

— Я ненавижу его. — Сейчас это говорил не мужчина, которым он хотел казаться, а мальчик, которым он, по сути, и был. — И я больше не желаю говорить об этом. Если хотите рассказать святому Кэмдену, что я пытался вас поцеловать, Хелен, то ради бога. Он, кстати, будет рад поводу выставить меня за дверь, потому что уже грозился сделать это.

— Бентли, вряд ли я нуждаюсь в вашем брате, чтобы защитить свою честь. — Юноша был невероятно зол на брата, и Хелен чувствовала, что за этим кроется нечто гораздо более глубокое. Возможно, он и доверится ей когда-нибудь. — Ну же. — Она протянула руку. — Давайте мириться. Друзья?

Молчание было долгим, потом Бентли медленно протянул руку, и ее пальцы утонули в его большой руке.

— Ладно, — сказал он удивительно мягко. — Друзья.

Сжимая его руку, Хелен задумчиво глядела в сад. Тени удлинились, и Ариана шла к двери, аккуратно держа мячик. Хелен отпустила руку Бентли, чтобы помахать ей. Вдруг Ариана подняла голову и широко улыбнулась, когда увидела стоявшую у окна Хелен. Это была замечательная улыбка, полная надежд и обещаний.

— Знаете, Бентли, мне кажется, стало прохладно. Почему бы нам не разжечь камин в гостиной, всем троим? А потом мы с вами наконец сможем поиграть в триктрак.

Ночной ветер стонал в кронах деревьев, окружавших Халкот. Устав после тяжелой работы в поле, Кэм рухнул на кровать и тут же провалился в черное забытье. Однако ветер разбудил его, и теперь он пребывал в состоянии, похожем на дремоту.

Он ведь не собирался спать. Или собирался? Нет. Кэм вспомнил. Он хотел только полежать, дожидаясь, когда затихнет очередная пирушка у отца.

Он неподвижно лежал в темноте, поглаживая рукой красную бархатную коробочку, спрятанную под подушкой. Это был день рождения Хелен. О чем совершенно забыла Мэри Мидлтон. Он не понимал, почему это так важно для Хелен, но ведь девушки вообще совсем другие. Когда день подошел к концу, она попыталась сделать вид, что ее совсем не обидела забывчивость матери, которая не подарила ей хотя бы новую ленточку для волос. Но Кэм видел слезы в ее глазах. И разделил ее боль.

Он снова провел рукой по коробочке. Теплый красный бархат, так похожий на губы Хелен. Он почувствовал, что все в нем сжалось от страха и предвкушения. Наверное, это плохо — целоваться и ласкать друг друга, как ласкали друг друга они. А ведь все считают их просто друзьями. Но уже очень и очень давно она значила для него гораздо больше. За исключением брата и сестры, Хелли была его жизнью.

Она тоже хотела большего. Она хотела его. И теперь не скрывала желания, не дразнила, не мучила. Что до него, то, несмотря на все неприятности, в которые она постоянно втягивала его, Кэм никого не любил так сильно, как Хелен. И он был уверен, что в скором времени они непременно поженятся.

О, его отец уже стал ворчать по поводу его дружбы с «сумасбродной девчонкой Мэри», как он презрительно называл Хелен. Даже вяло пригрозил отправить Кэма весной в Оксфорд. Но это лишь пустые угрозы, к концу зимы у отца не останется ни пенни. Сезон охоты итак уже почти опустошил его карманы, не говоря о трех новых лошадях в конюшне и бесконечных пирушках в Халкоте, где добрая половина бездельников из местного высшего общества с утра до вечера поглощала его вино.