– Колесница Джагернаута, – негромко проговорила Руна.

Форт наклонил голову в знак согласия.

– Иногда мне кажется, что нас создал дьявол, – продолжала она вполголоса. – И мы едем на его арбе, подминая всё вокруг. Впереди нас рай, за нами остаётся ад. Вот суть цивилизации.

Форт будто случайно нашёл её руку, но выждал – как она поведёт себя? Она взяла его ладонь в свою. Так, невзначай, по-детски.

«А вдруг он… не вернётся?»

«А если будут сложности с заправкой? На то, что флаер залит и заряжен – шансы фифти-фифти…»

«Одно дело, когда дознание проводится легально, с полномочиями. А тут – словно аудиторская проверка тайком. Могут просто уби… Фу!»

«…и она расстроится. Интересно, заплачет ли?»

«Семьдесят девять похороненных! что им стоит…»

– Прибыли! – выдохнул, подлетев, секретарь. Черубини посопел и не ответил. Никогда ничего вовремя не сделают!

От подкатившего невзрачного авто торопились тёмный, куда темнее и ниже Джифаренге, биндэйю – ага, рэсю, затоптанная биндская раса – с высокой, баскетбольного сложения девушкой-мулаткой вида Homo Sapiens.

– Может, им таблеток дать каких-нибудь? – в пустоту спросил Черубини. – Вдруг у них чего-нибудь родится? Мы бы окрестили гибрид с хорошим пиаром. А, Тиран?

Консул Ритир диль Торон пожевал ртом и процедил:

– Исключено, Фуга. Природа не допустит. Подарил бы ты молодожёнам билет в космос… в один конец. Им нигде не будет житья. По нашему закону это – аномальное сожительство с животным. Хотя что взять с рэсю? жалкий придурок, коротышка.

– Хе-хе. Готовься, ты сейчас их чмокать будешь.

– Ты первый. Начинай с рэсю. У них такой пикантный запах изо рта… Гигиену не любят.

– А ты девку облизни. Она тебе по цвету подходит… А вот и наши самые дорогие гости! – загремел Черубини в микрофон. – Просим сюда, на трибуну! Живей, живей!

– Цирк Илиеску, – промычал себе под нос консул, имитируя улыбку.

– Если б ты осторожнее барыжил краденым шмотьём на Узе, – свирепо шептала мулатка, – мне не пришлось бы выкупать тебя из обезьянника и выставляться нынче на посмешище!

– А я просил тебя залог платить? – ярился рэсю. – Ты каких грибов обожралась, что припёрлась в участок?! что я, не видел – глаза налитые, слюни до пупа: «Где мой маленький, куда вы его заперли?» Наши дела при всём народе обналичила… Теперь давай, выходи замуж, дылда – Буратине в масть!

– Наш торжественный пуск агрегата, – эхом катался от Буш-2 до стен города глас Черубини, – мы знаменуем бракосочетанием этих молодых и прекрасных…

Сняв респираторы, рэсю и мулатка щерились и выпячивались, чтобы выгоднее смотреться в кадре хроники.

– Я хотел тебя спросить… – неуверенно начал Форт. Руна опасливо прислушалась, но тут подлез Джифаренге:

– Арджак весь стыд потерял – забрался на трибуну со своей профурой! Я ж его знаю, как голого. Он в Гезе локой торговал, пока его не…

– …и пусть наши цивилизации сомкнутся так же тесно!

«Надеюсь, этого не случится», – консул брезгливо коснулся сжатыми губами щёчки, до паралича дыхания надушенной дешёвым туанским благовонием.

– …поручить им разрезать символическую ленту!

Кто-то, испустив слабое «Уааа…», винтом осел наземь под сдержанные матюги соседей: ещё одного припекло. Санитары пробивались сквозь толпу.

– Что ты хотел? – настойчиво спросила Руна. Рука артона была сухой и прохладной. Под упругой кожей Руна ощущала прямые, скруглённые на гранях элементы кисти, цилиндрические поверхности и седловидные выемки соединений запястья. Шнуры какие-то… «Он неживой, механический скелет вокруг мозга в контейнере. Фу, как ты можешь!.. Да пошёл он лесом в болото! Ни слова больше. Я ни о чём не стану его спрашивать! Это чистой воды сумасшествие».

– Дело в том, что… – смелее заговорил Форт, но сбоку появился ощетиненный Хутыш с двумя кудлатыми плечистыми масонами из своей шайки.

– Привет, Артон. Значит, всё-таки уезжаешь? – Хутыш говорил как бы пренебрежительно, но в голосе сквозила горечь. Ему было досадно, словно у него стащили заветный талисман, и кто-то открыто носит похищенное, как брелок, а рот Хутыша запечатан, и руки скованы. Из-за плохо подогнанной маски Хутыш слегка гундосил – вместе с акцентом это придавало речи яунджи резко бандитский оттенок.

– Да вот, решил подзаработать. – Форт еле сладил с желанием рявкнуть: «Изыди, тварь лохматая!»

– Вернёшься?

– Доедем до точки, там видно будет, куда дальше.

– Ты возвращайся, понял? Долго по лесам не околачивайся.

Хутыш страдал масонской ересью. Истым масонам гадать воспрещалось, но суеверные втихомолку обращались к демонам, жертвуя им птичьи головы и сигареты. Вызнав, что Артона звать Удачником, Хутыш спросил чертей, кому эта удача, и гадальные кости показали – «Всем близким». Отпускать залог удачи не хотелось, а что поделать? своим приказом судьбу не изменишь.

– Девушка твоя? – Глаза Хутыша над кантом респиратора переместились на Руну.

– Моя.

– Если что, пускай найдёт меня; я помогу.

– Знакомые? – с недоверием взглянула Руна вслед яунджи.

– Да, местные гангстеры. Этническая мафия.

– У тебя поразительно широкий круг знакомств. Даже пугающе широкий.

– Хутыш, улица Штиблес, дом двадцать четыре. Запиши, вдруг пригодится.

В толпе вспыхнула свара – несколько голосов смешались в брехливом скандале, стали видны взмахи рук, донёсся испуганный крик. Поскольку близился обряд разрезания ленты, полицейские резко прянули отовсюду к месту драки – и, выбрав именно этот момент, стоявший близко к Буш-2 паренёк в зеркальном плаще-накидке поднял скрытый тканью длинный ствол-трубу. Глухо бумкнуло. Форт успел отследить вскинутое громоздкое оружие – эге, никак народная пушка централов, сортирная труба с камерой сгорания и впрыском лака для волос! Чёрный ком из дула описал в воздухе пологую дугу и расплескался по борту Буш-2 разлапистой жирной кляксой, похожей на амёбу шириной метров семь.

Полисмены, увидев, что свара мигом стихла, а притворщики-лицедеи разбегаются, бросились ловить террориста с трубой. Тот же, бросив ствол и напялив зелёную шапочку, выбежал к самым гусеницам и закричал:

– Печать зверя!.. печать зверя! Вот князь мира сего, поклоняйтесь ему!

– И никакие провокаторы не свернут нас с пути прогресса!! – не растерявшись, грозно заорал Черубини, потрясая кулаком. – Мы будем вместе осваивать планету – и мы освоим планету! Ничто не омрачит наш праздник! – Тут он стал хлопать себе. Подпитая толпа засвистела, загикала, вторя префекту рукоплесканиями. Паренька согнули вдвое, выламывая руки, и поволокли к машине без окон, поддавая ему в живот коленом.

– Порой чувствуешь себя такой позорно слабой, что жить стыдно, – глухо прошептала Руна. – Когда надо встать и сказать, находишь массу оправданий, чтобы не вставать. С тобой бывало такое?

– Временами. Удивительно мне это – наверху, у руля, всегда оказываются такие типы, что… вон образцы торчат, видишь. Они могут врать, вытворять всё, что угодно – как будто они всегда правы. Словно так и должно быть. А приглядись – вор на воре, паскуда на паскуде, штемпель негде ставить. Не мучайся ты; это им должно быть стыдно, а не тебе.

– Чего у них точно нет – это стыда. Им всё покрывает должность, – Руна с ненавистью жгла глазами трибуну. – Мы не можем побороть в себе ту ложь, которую нам вдалбливают с детства – в начальство выбирают по заслугам, по достоинству, за мудрость и умение. На самом деле туда идут хищники! те, кто не задумается растоптать, загрызть и разорвать. Продадут и зарежут с легкостью, совести у них – ноль! Пока ты со своей совестью маешься и размышляешь, можно тебе или нельзя, они выстрелят первыми, убьют и закопают. И всегда они заодно. Смотри, их на трибуне двое, не считая холуёв, а толпа – тысяч десять. Стоит дохнуть всем разом, их сметёт без следа. Нет же, мы – каждый за себя, а они – друг за друга горой, даже если враждуют. Против нас они всегда объединяются.