– Быть может, вы и правы, но вскоре им удастся создать соответствующее настроение, – заметил, Спид. – Эта газетная бомбардировка – начало ожесточенной кампании против американцев.

Спид был прав. Печать и радио объявили подлинный крестовый поход против Америки.

Несколькими днями спустя я встретил Уайта Доджа в американском клубе на Пикадилли. Он был в ужасе:

– Они работают во-всю и делают все возможное, чтобы разжечь в народах ненависть к Америке, – сказал он. – Русским рабочим они ежеминутно повторяют о том, что миллионы американцев оказывали поддержу Деникину, Врангелю и Колчаку в их борьбе с Лениным и Троцким. Газеты полны сообщениями о действиях американского экспедиционного корпуса в Архангельске и американских отрядах в Сибири. В Берлине вопят о „лицемерии янки“ и о лживых четырнадцати пунктах Вильсона. Французские коммунисты твердят о долгах Франции Америке. Милан, Рим и Неаполь вспомнили о деле Сакко и Ванцетти и о тяжелых порядках на Эллис-Исланде… В Африке негров уверяют в том, что американцы – грубые варвары и что для нас линчевание негров является излюбленным видом спорта. В Японии и в густо-населенном Китае беспрестанно напоминают о том, что цветные расы для американцев являются расами низшего порядка, и что поэтому американцы рядом запретительных мер попытаются лишить их возможности иммиграции в Америку. Всюду стремятся к одному – к тому, чтобы пробудить в народах ненависть к дяде Сэму.

Через несколько дней из окна читальни одной из американских газет, помещавшейся на Трафальгар-Сквер, была брошена бомба в автомобиль Карахана.

При взрыве бомбы были убиты одиннадцать штатских и четверо военных, – автомобиль был разбит, а сам красный диктатор, раненый осколками бомбы, потерял сознание.

Террористом, покушавшимся на жизнь Карахана, оказался Джулио Винченцо, личный камердинер Муссолини, присутствовавший при гибели итальянского диктатора в Удине.

Винченцо был арестован и с гордостью признался в том, что в его замысел входило освободить мир от красного коммунизма и желтого нашествия, и что тем самым он хотел отомстить за смерть „величайшего человека современности“.

Он заявил, что действовал по своему личному побуждено и ни с какими организациями в связи не состоял. Но все же он признался в том, что после падения Рима бежал в Америку и жил в Нью-Йорке в итальянском квартале. В Англию он приехал, всего лишь месяц тому назад.

Этого обстоятельства оказалось достаточным для того, чтобы вся печать Карахана возложила ответственность за это покушение на Америку.

Америке было брошено обвинение в том, что она дает возможность укрываться подозрительным элементам, таящим контрреволюционные замыслы и организующим заговоры.

Иностранное ведомство Соединенных Штатов тут же опровергло все эти обвинения и выразило свое сожаление по поводу случившегося.

Американский посол в Лондоне лично принес Карахану поздравления по поводу благополучного исхода покушения.

Рана, нанесенная Карахану, была очень незначительна, и для того, чтобы внести успокоение в население Лондона, он вышел на балкон дворца, и показался собравшимся перед зданием толпам. На лбу Карахана красовалась белая повязка. Мне навсегда запомнилось это мгновение – восторженные возгласы толпы и спокойная фигура Карахана, высящаяся на балконе в туго облегавшем его стан френче защитного цвета.

Лицо его было по обыкновению сурово: он принимал восторженные овации толпы так же, как и Муссолини, – как нечто ему подобающее.

Вскоре отношения между Красным Союзом и Соединенными Штатами, испорченные покушением, стали еще более натянутыми.

В ночь на 19 ноября 1932 года пароход в шесть тысяч тонн, „Сандино“, плававший под флагом республики Никарагуа, направлялся к Панамскому каналу. Согласно установленного порядка, он остановился около острова Фламенко и принял на борт лоцмана и следовавших за лоцманом таможенных чиновников.

Лоцман перенял руль парохода, а таможенники и чины портового управления прошли в капитанскую каюту проверить судовые бумаги. Обычно эти формальности выполнялись в то время, когда пароход брал курс к сигнальной станции, высившейся у входа в канал.

Что разыгралось на борту парохода, осталось неразрешимой загадкой.

Из пятидесяти человек экипажа „Сандино“ и четырнадцати человек, доставленных на борт вместе с лоцманом, в живых не осталось ни одного человека.

„Сандино“ приближался к сигнальной станции с огромной быстротой.

Приближавшийся пароход не дал установленных морским регламентом сигналов, и сигнальная станция потребовала световым сигналом, чтобы находившиеся на борту парохода американские чиновники просигнализировали ответ. Но ответа не последовало, – „Сандино“ продолжал приближаться к сигнальный станции с возраставшей скоростью. Сигнальная станция потребовала от „Сандино“, чтобы он остановился, но и это требование осталось безрезультатным. Следующий сигнал станции гласил:

„Немедленно стать на якорь или будет открыт огонь!“

И в то же мгновение была поднята тревога, и пушки фортов были наведены на таинственный пароход. Не обращая внимания на сигналы, „Сандино“ продолжал идти полным ходом.

Раздался грохот, и в судно полетела четырехдюймовая граната. Ракеты, снабженные парашютами, повисли в воздухе и осветили судно. При свете ракет удалось разглядеть, что на палубе. „Сандино“ шел рукопашный бой, прерываемый трескотней револьверных выстрелов.

Два десятка орудий, наведенных на „Сандино“, дали залп Снряды попавшие в цель, везвали отчаянный взрыв.

„Сандино“ превратился в огромный столб огня. Раздался ужасный грохот – от сотрясения воздуха погасли все навигационные огни на протяжении восьми километров в окружности.

Береговые укрепления были осыпаны градом осколков. Командующий канальной зоной тут же принял соответствующие меры. Отряды солдат и морской пехоты заняли важные пункты у шлюзов, артиллеристы привели замаскированные береговые орудия в боевую готовность, аэропланы вылетели на воздушную разведку, а истребители и подводные лодки полным ходом понеслись в береговые воды.

На следующий день информационная служба Соединенных Штатов установила, что „Сандино“, плывший под флагам Никарагуа, был зафрахтован ливерпульской фирмой и вышел четыре дня тому назад из порта Салина-Круц с грузом конопли.

Когда эти обстоятельства стали известны, исчезли все сомнения относительно намерений „Сандино“. Пароход, выйдя ив Салина-Круц, выбросил свой безвредный груз за борт, и принял вместо него четыре тысячи тринитротолуола. В задачу „Сандино“ входило взорваться в канале и тем самым блокировать его.

Эта попытка вызвала в Америке сильное возмущение. Вашингтон предполагал, что лондонское правительство принесет соответствующие такому случаю извинения, но американцам суждено было пережить еще одну неожиданность.

Правительство Карахана взяло под сомнение нахождение на „Сандино“ взрывчатых веществ и потребовало тщательного расследования гибели парохода, на борту которого находились двадцать два гражданина Красного Союза.

Поведение администрации канала квалифицировалось в ноте Карахана как „безответственное“.

Пока министерства иностранных дел Лондона и Вашингтона обменивались телеграммами, американский флот в течение долгого времени стацонировавший в Тихом океане, направился через канал в Карибское море.

Весь этот маневр был проведен в тайне, и мир узнал о нем лишь тогда, когда все эскадры американского флота собрались в Атлантическом океане у входа в Панамский канал.

В ответ на последовавшие со стороны торговых камер и штатов, расположенных на побережье Тихого океана, протесты, правительство заявило, что сосредоточение всех морских сил в Атлантическом океане вызвано тем, что красный флот, состоящий из судов, ранее входивших в состав английского, французского и итальянского флотов, а также подкрепленный половиной японского флота, переведенного в европейские воды через Суэцкий канал, настолько превосходят атлантическую эскадру Америки, что пришлось прибегнуть к этому мероприятию.