У Гермозилло сопротивление индейцев оказалось столь ожесточенным, что американцам пришлось там задержаться целых два для. Американская артиллерия причинила городу много вреда, и бомбардировка стоила жизни ряду мирных жителей.

На юг от Ирапуато повстанцам удалось взорвать один из американских эшелонов. При этом погибло множество солдат.

Впоследствии мне стало известно, что мексиканский генеральный штаб оказался настолько предусмотрительным, что сосредоточил главные силы армии в портах Манзанильо, Мацатлане и Тополобамбо на западном побережье страны, и что побережье Калифорнии было защищено блиндированными поездами.

Бинней беспрестанно жаловался на то, что наш пароход продвигается вперед слишком медленно, – да и я сгорал от нетерпения, желая поскорее попасть на фронт.

Бойер воздавал должное нашим патриотическим чувствам, что однако не мешало ему с радостью сообщать о каждом новом неблагоприятном для нас событии.

На десятый дань плавания он сообщил нам:

– На Гавайях происходят отчаянные бои. Японское население острова восстало и захватило один из фортов. В настоящее время в их руки перешла и водонапорная станция, снабжающая город питьевой водой. На улицах Гонолулу происходя жестокие бои, и я вынужден, к сожалению своему, сообщить вам, что некоторые из американских плантаторов были убиты вместе со своими женами и детьми. Мы перехватили радиограммы американцев и получили также кое-какие сведения о повстанцах. По-видимому, повсюду повторяется то же самое, что ранее произошло в Австралии.

– Ерунда! – заявил Спид. – Вы, по-видимому, забываете, что теперь вам приходится иметь дело с американцами.

– Нет, нет, я об этом не забыл. Да ведь я и не мог бы забыть этого – ведь кроме американцев больше никого не осталось, кто мог бы противиться нам. Но вы забываете, что ваш флот отступил вы берегам Америки и что поэтому гарнизонам на островах остается лишь одно – биться до последнего человека. Они не могут рассчитывать на подкрепления – океан в нашей власти. Какая судьба постигнет повстанцев на Гавайях, в конце концов безразлично. Не думаю, чтобы Карахан вздумал послать на острова экспедицию. Они не имеют для нас такого значения, а что касается вас, то для вас они совершенно бесполезны, потому что ваш флот лишен возможности действовать. Разве, если бы вы вздумали соорудить там базу для своих подводных лодок, но мне кажется, вы предпочтете сконцентрировать свои подводные силы в Атлантическом океане.

– А вое-таки наш парохода по ночам идет без сигнальных огней и огибает как можно дальше Гонолулу, – насмешливо заметил Спид.

Несколько разд во время плавания мы встречали японских истребителей, а как-то видели на горизонте и судно „Ниши Мару“, превращенное, как сообщили мне, в крейсер и снабженное четырьмя пятнадцатисантиметровыми орудиями.

– На прошлой неделе ему удалось настичь четыре американских парохода. Два изд них были потоплены, потому что капитаны не подчинились нашему приказу остановиться. Теперь „Ниши Мару“ доставляет спасенных пассажиров и экипаж в Йокогаму.

На двадцать первый день плавания мы прибыли вы порт Салина-Круц.

Над беретом мы увидели два дирижабля, блестевших на солнце серебряной обшивкой. Нам прочищали путь тралеры, а по сторонам от нас непрерывно сновали истребители, несшие охрану на случай нападения подводных лодок. Порт был забит пароходами, выгружавшими отряды солдат.

Здесь же я увидел стоявшие на рейде японские дредноуты.

Бойер обратил мое вынимание на „Изе“ и „Фузо“, построенные в 1915 и 1917 году. Эти дредноуты имели тридцать тысяч тонн водоизмещения, развивали скорость в двадцать три узла и были вооружены тридцатисантиметровыми орудиями.

Несколько далее мы увидели крейсер „Конго“, развивавший скорость в двадцать восемь узлов, но вооруженный менее сильной артиллерией.

Увидели мы и две плавучие базы – „Акаги“ и „Каза“, на которых находилось сто гидропланов и которые были вооружены артиллерией.

При входе в порт наше внимание привлек один из молов, частично разрушенный бомбардировкой.

– Видно, одна из американских птиц сбросила вам сверху подарок, – гордо заметил Спид, указывая на повреждения.

– Это было как нельзя более выгодно для нас, – ответил Бойер. – Нас избавили от труда взорвать этот мол. Нам все равно пришлось бы это сделать, потому что вход в гавань был слишком узок для некоторых наших дредноутов. Ваши аэропланы продолжают попытки обстреливать гавань, но наши аэропланы отражают их атаки.

Во внутренней гавани стояло множество судов, и подъемные краны разгружали их, перенося на набережную автомобили, повозки, военное снаряжение и танки.

Издали доносился грохот орудий.

По сходням, переброшенным с пароходов на набережную, сбегали колонны солдат. Все они были в полном походном снаряжении и несли на себе вещевые мешки, противогазные маски, походные фляги и оружие.

Японцы-носильщики услужливо помогли нам высадиться на берег и, вежливо улыбаясь, приняли чаевые.

Обнаженные до пояса мексиканские грузчики взвалили наши чемоданы на спины, и, сопровождаемые молодым и элегантным лейтенантом, мы направились по главной улице Салина-Круц в отель „Гуасти“, в котором помещался штаб генерала Камку.

Японский генерал был сравнительно молод, обладал круглым лицом и не менее округленным брюшком. Завидев нас, он улыбнулся, обнажив ряд ослепительно-белых зубов, и сказал на безукоризненном французском языке:

– Мы пожучили из Лондона приказ доставить вас в американское расположение. Днем это неосуществимо, потому что я не желал бы, чтобы вы могли наблюдать наши позиции, но завтра ночью вам будет предоставлена возможность спуститься на парашюте в порт Мексико.

Я вопросительно взглянул на Биннея.

Можно ж было считать ночной прыжок с парашютом обыденным явлением, или подобное упражнение было сопряжено с известным риском?

Бинней пожал плечами.

– В том, что мистер Гиббонс или мистер Бинней увидели бы наши позиции нет ничего страшного, – мягко заметил Бойер, – они…

– Я должен заботиться о безопасности моих войск, – воскликнул раздраженно генерал, вскакивая с места. – Мы должны скрывать наше расположение. Я не потерплю, чтобы шпионы…

– Не угодно ли вам ознакомиться о этой инструкцией? – перебил его Бойер, протягивая ему сложенный вчетверо лист бумаги.

Пробежав инструкцию и взглянув на красовавшуюся под ней подпись, генерал обратился к одному из своих адъютантов:

– Предоставьте в распоряжение полковника Бойера аэроплан и дайте ему возможность лично позаботиться обо всем по своему усмотрению.

И, обменявшись с Камку поклонами, мы поспешили удалиться. Очутившись в коридоре, Бинней усмехнулся и шепнул Бойеру:

– Я не знало, что именно сказано в вашей инструкции, но на Камку она подействовала, как строгий окрик хозяина.

– Эта инструкция подписана Караханом. А теперь я позабочусь о том, чтобы вы смогли перебраться на американскую сторону.

Носильщики доставили наш багаж в отель „Гамбринус“, а мы вместе с Бойером направилось в отель „Терминал“, превращенный ныне в госпиталь.

– Вы найдете здесь несколько раненых американских офицеров, – оказал он. – Не вижу причин, почему бы вам не поговорить с ними.

Ординарец провел вас в одну из палат, у входа в которую стояли часовые.

Мы вошли в палату и увидели на одной из коек раненого американца, курившего папиросу.

Завидев нас, он выругался:

– Черт меня подери…

– Да и меня тоже, – подхватил я, бросаясь к нему и пожимая его руку.

Это был майор Хиккей Коллинс из пятой бригады морской пехоты.

Коллинс имел репутацию самого отъявленного ругателя во всей морской пехоте и был произведен в офицеры в июле 1918 года, после боев на Марне. Нам не раз приходилось встречаться на фронте и не раз мы вместе кутили в тылу. В последний раз я встретился с ним в 1924 году в Пекине, где его батальон нес охрану в американском посольстве. Я вкратце рассказал ему о том, как попал в Салина-Круц, а он посвятил меня в события, разыгравшаяся в последнее время на фронте. Он был ранен и захвачен в плен.