Одна из них, белокурая француженка, с расширившимися от ужаса глазами, рассказала мне следующее:
– Вы и не представляете себе, что там происходит – не полях сражения наши солдаты лежат непогребенными.
Наши сестры я дочери захвачены в плен и уведены в желтый лагерь. Наши мужья и братья принуждены работать на желтых. В нашем местечке каждый день происходили расстрелы, – они не знают жалости. Наши духовные наставники висят на телеграфных столбах. Господи! То, что я видела неописуемо!
Отряд Хемптона Фергюссона, состоявший из двадцати тысяч человек, вынужден был сдаться в плен, и этим закончилось сопротивление, которое можно было оказать в речной области.
Галифакс был взят с суши, и гавань наполнилась судами красных.
И снова возобновилась высадка неприятельских войск, на сей раз захвативших самые крупные к оборудованные порты мира. Карахан отныне располагал отличной базой для свих морских операций.
Американская армия, посаженная на автомобили различимых систем, начиная от грузовиков и кончая элегантнейшими лимузинами, принуждена была отступить – в дальнейшем удерживать в своем распоряжении железнодорожный путь Вудсток-Сент-Андрю не представлялось возможным. По мере исчерпания у автомобильного транспорта, бензина, – новый подвоз горючих веществ был невозможен из-за беспрерывных воздушных атак неприятеля, – войска принуждены, были спешиваться и отступать на юг, уходя за Великую Тихоокеанскую дорогу.
Завоеватель захватил первый клочок земли в Новой Англии. Два дня спустя после, занятия Квебека он занял Бангор.
17 июня линия фронта, судя по огромным картам, вывешенным в витринах крупнейших газет, проходила в пятнадцати километрах восточнее Жекмена, Южнее Квебека и загибала, затем к Белфасту в штате Мэн. Бангор попал в руки неприятеля, и теперь американские войска опирались на шоссе, шедшее от Августы к городку Армстронг в штате Квебек. Этот участок фронта был притяжением в триста двадцать километров.
Сознанию американцев был нанесен сокрушительный удар. Мужчины с содроганием взирали на вывешены в витринах сводки и линию фронта.
Ежечасно выходившие экстренные телеграммы огромнейшими, кричащими буквами извещали о сильно преувеличенных успехах американцев, но казенный успех не мог никого успокоить. Паника продолжала расти.
В следующие пять месяцев войны президент Смит призвал под знамена еще пять миллионов американцев. Страна заполнилась людьми, носившими походное снаряжение. Но на каждого счастливца, которому было выдано обмундирование цвета хаки, имелось по крайней мере двое, продолжавших носить штатское платье и ограничившихся лишь узенькой полоской защитного цвета на рукаве, свидетельствовавшей о том, что они зачислены в ряды армии.
Казармы были переполнены новобранцами до отказа, и повсюду чувствовался недостаток не только в обмундировавши и в снаряжении, но и в инструкторских кадрах.
Большинство призванных никогда в жизни не держало в руках огнестрельного оружия, а в распоряжении правительства не имелось потребного количества ружей, и большей части новобранцев проходилось коротать время в строевых занятиях и в пении солдатских песен.
Все театральные и концертные помещения были реквизированы для нужд армии. и превращены в казармы. В некоторых городах для расквартирования войск били реквизированы тюрьмы.
На фронт беспрестанно бросались эшелоны наполовину обученных новобранцев. Они перебрасывались по направлению к Орегону и Новой Мексике, поступая в распоряжение командования, использовавшего их для пополнения убыли на позициях.
Воинский дух – в потрепанных красными американских частях заставлял желать много лучшего. Всюду слышались упреки по адресу авиационного ведомства, не сумевшего оградить армии от воздушных атак неприятеля, и на снабжение армии, остро чувствовавшей недостаток в боевых припасах и в продовольствии.
– Ах, вы летчик? – презрительно протянул какой-то лейтенант, которого владелец отеля в августе познакомил со Спидом Биннеем. – Я кое-что читал о ват, летчиках во Франции. Там вы занимались только тем, что распивали шампанское. А воевать вы предпочитали в магазинах, десять лет спустя после окончания войны. Вот они, наши герои воздуха!
Единственные летчики, которых мне суждено было видеть на фронте, удирали от китайцев на юг, не оказывая им сопротивления.
Спид Бинней густо побагровел.
– В некотором отношении вы правы, – признался он, с трудом овладев собой. – Вот уже три недели, как я не сидел в аэроплане. Увы, их больше у нас гае существует.
– Что вы хотите сказать, признавая его правым лишь в некотором отношении? – вмешался в беседу владелец отеля, мистер Лайн. – В чем он неправ? Почему наши летчики не способствуют нашей обороне?
– Во всем виновата наша идиотская система, – ответил Спид. – И поэтому наш воздушный флот более не существует. Каждый дивизионный командир на фронте вправе был вытребовать – себе аэропланы для защиты своей дивизии. Так было на севере, так было и в Новой Мексике. И вот, поэтому нам и приходилось терпеть поражения.
В Европе я имел возможность наблюдать, как действовали воздушные силы Карахана. Они уничтожали все, что им попалось на пути. Они добивались этого тем, что каждый командир отряда имел возможность проявить наступательную инициативу. В воздухе так же мало шансов выиграть сражение обороняясь, как и на суше и на море. Победа принадлежит тому, на чьей стороне инициатива, и кто наносит сокрушительный удар.
Мы развеяли наши воздушные силы и превратили их в стаю голубей. Вы знаете, какова участь голубя, когда на него набрасывается коршун? Вот вам и результат – наши голубки погибли.
Но все же некоторая часть американских воздушных сил уцелела. Но их берегли для активной операции. 18 июня заголовки газет известили население об этой новой тактике следующим образом:
„Воздушная эскадра Соединенных Штатов бомбардирует Галифакс. Огромный транспорт красных с десятью тысячами тонн тринитротолуола потоплен. Разрушительные взрывы в городе и в гавани. Огромные человеческие потери. Морской базы Карахана на Атлантическом океане более не существующий.“
Опубликованные сообщения сильно преувеличивали достигнутые результаты и умалчивали о том, что большая часть американской воздушной армады была уничтожена на обратном пути, подвергшись нападению превосходящих сил противника.
Ликование населения по поводу одержанного над Галифаксом „успеха“ оказалось очень непродолжительным. Уже на следующую ночь Карахан ответил на налет на Галифакс налетом на Бостон. Бинней и я как раз в эту ночь находились в этом городе, куда мы приехали проведать родителей Уайт Доджа, живших на Бекон-Стрите.
– Разрешите доложить вам, сэр, – невозмутимо заметил дворецкий, обращаясь к хозяину дома, – что мне только что сообщили о том, что по направлению к городу летит неприятельская воздушная эскадра я что в ближайшем будущем город подвернется воздушной бомбардировке.
Полиция сообщила по всем телефонам о тревоге, и предлагала потушить все огни, не выходить на улицу и по возможности укрыться в подвалах.
– Хорошо, Ходжинс, – столь же невозмутимо ответил дворецкому мистер Додж. – Позаботьтесь о том, чтобы в подвал был снесен диван для миссис Додж. Для меня припасите кресло, чайник и настольную лампу. И не забудьте отнести, в погреб вечернюю газету.
Мы поспешили попрощаться со стариками и вышли на улицу.
По улицам проносились пожарные автомобили, наполняя их ревом сирен и тревожным звоном. Город погрузился во мрак. Сотни людей стремительно бросались к автомобилям, чтобы поскорее выбраться из города, но улицы были погружены во мрак, и автомобили могли продвигаться лишь с большим трудом. Кое-где произошли столкновения.
Первая бомба красных разорвалась недалеко от Парк-Стрита. Сотрясение воздуха было так сильно, что не только полопались все стекла в ближайших кварталах, но и рухнули своды подземной железной дороги.
Нападавшие бросали вниз ракеты, к которым были прикреплены маленькие парашюты. Прожектора, установленные на окраине города, шарили по небу, пытаясь уловить снопами света противника. А – затем, на город низринулась смерть. Одна из бомб упала на двор Коплей-отеля, взорвалась, разрушила часть здания и убила сто восемнадцать человек обитателей отеля.