– Ага, наконец-то я тебя отыскала!

Вульф прервал свою речь, с удивлением воззрившись на подлетевшую к ним девушку. Молоденькая, не старше двадцати лет, черноволосая, чернобровая, кареглазая, с живым и милым выражением подвижного лица, она ворвалась в салон, как легкий весенний ветерок, и все присутствующие дружно оглянулись на нее и заулыбались. Поцеловав мать в щеку, девушка лукаво посмотрела на Вульфа.

– Позволь, дорогая, представить тебе моего старинного друга – господина Сержа Вульфа, – улыбаясь дочери, произнесла Эмилия. – Господин Вульф, это моя дочь Берта.

– Очень приятно, фрейлейн.

– Мне тоже, господин Вульф.

Сергей Николаевич растерянно взглянул на Эмилию. Он не ожидал подобного сюрприза. Но кто отец этой очаровательной девушки? Эмилия поняла его невысказанный вопрос и, украдкой от дочери, быстро прижала палец к губам.

– Доброй ночи, – сказала она, поднимаясь с места. – И помните – завтра наступит ваша очередь рассказывать.

– А я смогу послушать? – неожиданно вставила Берта.

– Но это будет ужасный рассказ, фрейлейн, – виновато улыбнулся Вульф, целуя руку Эмилии.

– Ничего, я с детства люблю страшные сказки! – задорно ответила девушка.

Вступая добровольцем в русскую армию, Вульф поневоле задумывался о том, что по другую сторону фронта неминуемо окажется лейтенант Фихтер. Чем может закончиться их новая встреча? Кто будет победителем, а кто побежденным? И кто вообще вернется живым с полей мировой войны, чтобы предстать перед Эмилией? Впрочем, этой встрече не суждено было состояться, поскольку участие в боевых действиях оказалось для Вульфа очень недолгим, хотя и за это время он успел проникнуться к войне самой искренней ненавистью. По сравнению с этой грязной и тяжелой работой дуэль казалась красивым испытанием мужества и благородства.

В ноябре 1914 года, во время наступления русских войск на Краков, прапорщик Терлецкого пехотного полка Сергей Николаевич Вульф был тяжело контужен и отправлен в тыл. Через полгода его выписали из госпиталя, признав негодным к военной службе. После этого он вернулся в Петербург, сотрудничал в нескольких либеральных газетах и преподавал в университете историю западноевропейской литературы.

Октябрьский переворот 1917 года Вульф встретил в Москве, где гостил в семье своей младшей сестры, бывшей замужем за одним из активных деятелей кадетской партии. Именно муж сестры, узнав об арестах, проведенных петербургскими большевиками среди членов его партии накануне ноябрьских выборов в Учредительное собрание, настоял на том, чтобы вся семья перебралась в Крым. Уже там, в зависимости от складывающихся обстоятельств, можно было решить – стоит ли навсегда покидать пределы России.

Однако по пути в Крым, на Украине, поезд был остановлен и разграблен бандой крестьян, возглавляемых местным «батькой». Во время нападения Вульф получил тяжелый удар по голове и потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что остался совсем один.

Звездная декабрьская ночь, два отцепленных и подожженных вагона, трупы, валяющиеся на снегу, и несколько бродящих между ними собак.

В этот момент на него и снизошло то самое, долгожданное озарение, которое в прошлом веке испытал в египетской пустыне Владимир Соловьев. Насколько же ничтожны все эти злобные человеческие страстишки перед бесконечной невозмутимостью Высшего разума! Людские поколения сменяют друг друга, подобно приливам и отливам, никак не затрагивая высший смысл всего существующего, уразуметь который можно лишь тогда, когда настроишь свою душу должным образом, переплавив ее в камертон незримых божественных струн.

Вульф наконец-то сумел твердо ответить «нет» на тот вопрос, который уже давно его мучил. Вопрос был таков: «Неужели все те представления о Высшем разуме мироздания, которыми тешило себя человечество на протяжении тысячелетий, – это всего лишь жалкие выдумки человеческого „Я“, находящегося в костяной коробке, заполненной слизью, именуемой мозгами?»

Это «нет» нельзя было обосновать никакими логическими доводами, но зато именно в нем таились невиданные духовные силы, позволяющие их обладателю обозревать человеческую историю почти так же, как случайному лесному прохожему наблюдать за копошащимся у его ног муравейником.

Нет, это невиданно радостное удовлетворение не может обмануть – он обрел то, что искал, и теперь может спокойно относиться ко всему земному и тленному, поскольку отныне будет жить не ради временных забот, а ради Вечного.

Вульф поднялся и, пошатываясь, побрел по рельсам обратно. Лишь через два месяца он сумел добраться до Петербурга. И то, что ему удалось преодолеть этот смертельно опасный путь через охваченную безумной смутой страну, стало для него лишним подтверждением найденной истины – если жить ради высшего смысла, то твоя жизнь будет продолжаться ровно столько, сколько тебе отпущено на его постижение, и никакая случайность не сможет здесь ничего изменить!

Минуло четыре года. 16 августа 1922 года Сергей Николаевич Вульф в числе других представителей русской интеллигенции был арестован Петроградской ЧК.

– Но за что? – первой воскликнула Берта, которая вместе с матерью увлеченно слушала рассказ Вульфа. Разговор происходил в ресторане, во время обеда.

– Ну, милое дитя, – усмехнулся он, – этот вопрос надо задавать не мне, а господину Ленину и прочим «товарищам». Впрочем, с философской точки зрения ответ не составит труда. Мы, то есть либеральная интеллигенция, и господа коммунисты исповедуем разные ценности. Для них главная ценность – это цель, для нас – средство.

– Что вы имеете в виду? – переспросила Эмилия.

– В данном конкретном случае цель коммунистов – это переустройство общества на тех началах, которые им представляются справедливыми, а главная ценность либералов – это свобода как средство достижения поставленных самому себе целей. Впрочем, и цели и средства могут быть иными, поэтому дело здесь именно в том, что из них является главной ценностью. Если главная ценность – это некая твердо установленная цель, то человечество уподобляется стаду, гонимому к этой цели умелым пастухом. Если же главная ценность – это средство, например свобода, то ценность личности определяется результатом собственных усилий, тем, насколько достойные цели она выбирает и насколько успешно их достигает. В этом случае каждая человеческая личность имеет ценность сама по себе, а в коммунистической системе ценность личности определяется тем, насколько преданно она служит данной цели. Благодаря этому процесс самоутверждения своего «Я» – а без этого невозможна ни одна личность! – максимально упрощается. Я понял это, когда беседовал с двумя своими следователями. Одним из них была суровая, мужеподобная дама, очень внушительных габаритов и крайне непривлекательного вида, другим – чахлый, худосочный юноша, по виду – недоучившийся студент, словно посыпанный огромными прыщами и заросший сальными волосами.

– Какой ужас! – Берта с таким сочувствием посмотрела на Вульфа, что он усмехнулся:

– При первом знакомстве с ними я подумал то же самое. Так вот, эти милые персонажи вели себя максимально хамски и оскорбительно, хотя видели меня первый раз в жизни. Я вдруг задумался над этим и обнаружил причину – они наслаждались своей властью надо мной! Но что им давало право считать себя более высшими существами, чем я? Ведь не только же возможность безнаказанно оскорблять… Им вбили в голову, что они служат высшей ценности – всеобщему счастью, как это называют сами комиссары, – поэтому-то они умнее, выше и достойнее меня, который не признает столь благородной цели и отказывается ей служить. Насколько же это проще, чем утверждать свое превосходство над другими людьми умом, добродетелями или талантами! Кстати, ради этой самой цели меня вполне следовало бы расстрелять! Тот юноша сказал об этом так просто и добродушно, словно речь шла не о лишении жизни, а о легкой укоризне. И это тоже вполне понятно – что такое жизнь конкретного человека перед лицом «всеобщего счастья»!