14 июля 1934 г. после многомесячных обсуждений Учредительное собрание обнародовало конституцию. Она была похожа на Конституцию 1891 г. в той части, где прокламировалась федеративная республика, но включала в себя и много новых моментов, отражавших происшедшие в стране перемены. Моделью для нее послужила германская Веймарская конституция.
Три статьи, которых не было в предыдущих конституциях, были посвящены экономическому и социальному строю, семье, образованию и культуре, а также национальной безопасности. Первая из этих статей носила националистический характер[126]: она предусматривала постепенную национализацию шахт, месторождений полезных ископаемых и водопадов, которые рассматривались как основополагающие либо существенные для целей экономической или военной безопасности страны. Механизмы социального характера должны были обеспечить плюрализм и автономию профсоюзов и затрагивали вопросы трудового законодательства, которое должно было как минимум ввести равную оплату за равный труд, исключить дискриминацию при оплате труда по возрастному, половому, этническому признаку или гражданскому состоянию, установить минимальный размер зарплаты, предусмотреть регламентацию труда женщин и подростков, право на выходной день, на оплаченный отпуск, на возмещение в случае необоснованного увольнения.
В статьях, посвященных семье, образованию и культуре, конституция устанавливала принцип бесплатного и обязательного начального образования. Преподавание религии в государственных школах должно было вестись на факультативной основе, при этом преподаваться могли любые религии, а не только католицизм.
В конституции впервые появились вопросы, связанные с национальной безопасностью. Все они должны были находиться в ведении Высшего совета по проблемам национальной безопасности во главе президентом страны, в состав которого входили министры и руководители штабов сухопутных сил и военно-морского флота. Военная служба объявлялась обязательной — эта норма уже действовала в годы Первой республики, хотя и мало применялась на практике.
15 июля 1934 г. Учредительное собрание посредством непрямых выборов избрало Варгаса президентом со сроком полномочий до 3 мая 1938 г. В дальнейшем избрание президента осуществлялось путем прямых выборов[127].
Казалось, что наконец-то страна будет жить в условиях демократического режима. Однако переворот, приведший к установлению «Нового государства» через три с небольшим года после обнародования конституции, положил конец этим надеждам. Крушению надежд способствовали такие факторы, как деятельность группировок внутри правительства, особенно в армии, колебания в лагере либералов и безответственность левых.
После окончания Первой мировой войны в Европе набирали силу движения и идеология тоталитарной и авторитарной направленности. В 1922 г. Муссолини пришел к власти в Италии; Сталин шел по пути создания режима абсолютной власти в Советском Союзе; в 1933 г. нацизм победил в Германии. Падению престижа либеральной демократии, в экономическом плане основанной на капитализме, способствовал и мировой экономический кризис. Капитализм, провозглашавший равенство возможностей и изобилие, провалился в «черную дыру», из которой, как казалось, ему не выбраться. Вместо лучшей жизни он нес собой обнищание, безработицу и отчаяние.
Идеологи тоталитаризма видели в либеральной демократии с ее партиями и, на первый взгляд, ненужной политической борьбой, приводившей к разделению государственного организма, такой режим, который был неспособен найти пути выхода из кризиса. Казалось, что эпоха капитализма и либеральной демократии осталась в прошлом.
В Бразилии в 1920-е гг. возник ряд небольших фашистских организаций. Наиболее отчетливо выраженное движение данной направленности возникло в 1930-е гг., когда в октябре 1932 г. Плиниу Салгаду и некоторые другие интеллектуалы создали в Сан-Паулу партию «Бразильское интегралистское действие» (ВИД — Ação Integralista Brasileira, AIB). Интегрализм рассматривался как национальная доктрина, наполнение которой было связано в большей степени с культурой, чем с экономикой. Интегрализм открыто выступал против финансового капитализма и стремился установить государственный контроль над экономикой. Но основной пафос этой доктрины сводился к осознанию духовной ценности нации, которая должна была базироваться на объединяющих принципах: девизом партии стал лозунг «Бог, родина, семья».
В вопросе об отношениях общества и государства интегрализм отрицал плюрализм политических партий и индивидуальное представительство. «Интегральное государство» должно было учреждаться вождем нации; в его состав должны были входить созданные по профессиональному принципу представительные органы и культурные учреждения.
Своими врагами интегралисты считали либерализм, социализм и международный финансовый капитализм, находившийся, по его мнению, в руках евреев. Интегрализм активно использовал ритуалы и символы, такие как культ личности вождя нации, церемониал приема в члены партии, парады «зеленорубашечников», прикреплявших к петлице значок с буквой «сигма»[128].
Своих руководителей общенационального и регионального уровня интегралистская партия черпала из числа профессионалов из городского среднего класса и в меньшей степени — из числа военных. Интегрализм вовлек в свои ряды значительное число сторонников. По самым скромным подсчетам, в период наивысшего подъема движения (конец 1937 г.) их количество насчитывало от 100 тыс. до 200 тыс. человек, что было совсем немало, учитывая характерный для того периода низкий уровень политической мобилизации.
В 1930-е гг. интегралисты и коммунисты сошлись в смертельной схватке. Между тем, у обеих партий были и точки соприкосновения: критика либерального государства, признание необходимости единственной партии, культ личности вождя. Поэтому не случайно среди членов обеих партий происходила определенная циркуляция, связанная с переходом из одной организации в другую.
Вместе с тем истоки войны между двумя группировками коренились отнюдь не во взаимном недопонимании. В действительности каждая из партий ставила себе на службу абсолютно разные общественные настроения. Интегралисты основывали свое движение на консервативных ценностях, таких как семья, национальные традиции, католическая церковь. Коммунисты апеллировали к революционным по своей сути программам и концепциям: классовой борьбе, критике религии и религиозных предрассудков, национальному освобождению, которое может быть достигнуто путем борьбы против империализма и в результате проведения аграрной реформы. Наличие столь разных подходов к перекройке общественных отношений было более чем достаточной причиной для антагонизма между обоими движениями. Кроме того, они отражали и те противоположные позиции, которые занимали их европейские вдохновители: фашизм, с одной стороны, и советский коммунизм — с другой.
В Бразилии 1930-х гг. завоевало позиции авторитаристское течение, которое было окрашено в несколько иные тона, но зато было более эффективным. Трудности в деле создания классовых организаций, в формировании ассоциаций, осуществлявшие представительство, и партий сделало авторитарные методы решения проблем привлекательными не только для консерваторов, но и для либералов и левых. Левые пытались увязать либерализм с господством олигархий; исходя из этого, они не придавали большого значения так называемой формальной демократии. Укреплению подобных взглядов способствовали и сами либералы: они боялись социальных реформ и соглашались прервать «игры в демократию» (либо даже сами инициировали это прекращение) всякий раз, когда казалось, что последней угрожают подрывные силы.
Логичным образом авторитарное течение восприняло концепцию консервативной модернизации, т. е. взяло на вооружение идею, согласно которой в такой разобщенной стране, как Бразилия, именно государству следует стать для нации организующим началом, чтобы в рамках существующего строя продвигать экономическое развитие и достижение всеобщего благосостояния. В рамках подобной траектории, по мнению сторонников этого течения, авторитарное государство смогло бы покончить с социальными конфликтами, межпартийной борьбой, эксцессами свободы самовыражения, которые способствовали лишь ослаблению страны.
