Кеннеди наклонился вперёд, почти не обращая внимания на остальных в комнате, разговаривая почти так, как будто говорил сам с собой. Наши взгляды были прикованы к пробиркам.
Когда он добавил сыворотку от привитого кролика, почти сразу образовалось мутное, молочного цвета кольцо, в до сих пор бесцветном, сильно разбавленном растворе крови.
– Это, – заключил Крейг, торжествующе поднимая вверх пробирку, – убедительно доказывает, что маленькое круглое пятно на деревянном полу было не краской, а кровью.
Никто в комнате не сказал ни слова, но я знал, что, должно быть, был кто-то, кто обдумывал произошедшее в течение нескольких минут.
– Найдя одно пятно крови, я начал искать дальше, но смог найти только два или три следа там, где, казалось, были пятна. Дело в том, что пятна крови, по-видимому, были тщательно вытерты. Это легко сделать. Горячая вода и соль, или одна только горячая вода, или даже холодная вода, довольно быстро удаляют свежие пятна крови – по крайней мере, внешне. Но самая тщательная очистка, не может скрыть их от теста Уленгута, даже когда они, казалось бы, уничтожены. Это тот момент, когда леди Макбет снова и снова кричит перед лицом современной науки: «Уберись, уберись, чёртово пятно». Я смог с достаточной точностью проследить вереницу кровавых пятен от камина до пятна около двери гостиной. Но за дверью, в холле ничего нет.
– Тем не менее, – прервал Харрингтон, – нужно вернуться к фактам по делу. Они полностью согласуются либо с моей теорией сигары, либо с записями о самовозгорании. Вы учитываете факты?
–Я полагаю, вы имеете в виду обугленную голову, обожженную шею и верхнюю полость грудной клетки, в то время как руки и ноги были нетронуты?
– Да, и затем тело было найдено среди легко воспламеняющейся мебели, которая не была повреждена. Мне кажется, что даже теория спонтанного самовозгорания имеет значительную поддержку, несмотря на это очень интересное косвенное свидетельство о пятнах крови. Наряду с моей собственной теорией версия самовозгорания кажется наиболее соответствующей фактам.
– Если вы рассмотрите все факты, которые были обнаружены, а не те, что были описаны в «Рекорд», я думаю, вы согласитесь со мной, что моя интерпретация более логична, чем самовозгорание, – рассуждал Крейг. – Выслушайте меня, и вы поймёте, что факты больше соответствуют моему причудливому объяснению. Кто-то ударил Льюиса Лэнгли или в порыве чувств, или хладнокровно, а затем, осознав, что он натворил, предпринял отчаянную попытку уничтожить свидетельства насилия. Посмотрите на моё следующее открытие.
Кеннеди достал пять стаканов, которые я тщательно пронумеровал, и поставил их на стол перед нами.
– Следующим шагом, – сказал он, – было выяснить, есть ли на предметах одежды в доме следы, которые могут быть рассмотрены как пятна крови. И здесь я должен попросить прощения у всех в комнате за вторжение в их частные шкафы. Но в данной ситуации это было абсолютно необходимо, и при таких обстоятельствах я никогда не позволяю манерам препятствовать правосудию. В этих пяти стаканах на столе у меня есть образцы с одежды Тома, мистера Джеймса Лэнгли, мистера Джеймса-младшего, Харрингтона Брауна и доктора Патнэма. Я не собираюсь говорить вам, в каком стакане чей образец – на самом деле, я просто провожу тест и сам не знаю, где что. Но у мистера Джеймсона есть номера стаканов с именами на листке бумаги в его кармане. Я же просто собираюсь приступить к исследованию, чтобы проверить, не было ли каких-либо пятен крови на куртках.
В этот момент вмешался доктор Патнэм.
– Один вопрос, профессор Кеннеди. Распознать кровяное пятно сравнительно легко, но трудно, как правило, даже невозможно определить, человеческая это кровь или кровь животного. Я помню, что мы все были в наших охотничьих куртках в тот день. Утром на конюшне была сделана операция одной из лошадей, и я помогал ветеринару из города. Возможно, у меня было пятно или два крови на моей куртке. Я полагаю, что этот тест покажет это?
– Нет, – ответил Крейг, – этот тест не покажет это. Другие тесты могут, но не этот. Но даже если пятно человеческой крови будет меньше булавочной головки, он покажет – покажет, даже если бы пятно содержало хотя бы одну двадцатитысячную грамма альбумина. Можно было получить кровь от лошади, оленя, овцы, свиньи, собаки, но при проведении теста жидкость, в которой они были разведены, оставалась чистой. Белый осадок, как его называют, не образуется. Но если человеческая кровь, даже разбавленная, будет добавлена в сыворотку привитого кролика, результат теста будет абсолютным.
Казалось, мертвая тишина пронизывала комнату. Кеннеди медленно и сознательно начал проверять содержимое стаканов. В каждый из стаканов он добавлял часть сыворотки и ждал несколько секунд, чтобы посмотреть, есть ли какие-нибудь изменения.
Вид проводимого исследования пронизывал до костей. Я думаю, что никто не мог прожить эти пятнадцать минут, не сохранив неизгладимого впечатления в памяти. Я вспоминаю, как Кеннеди брал каждый стакан: «Что это, вина или невинность, жизнь или смерть?» Возможно ли, чтобы жизнь человека висела на такой тонкой нити? Я знал, что Кеннеди был слишком точен и серьёзен, чтобы обмануть нас. Это было невозможно, неоспоримый факт.
Первый стакан не показал реакции. Кто-то был оправдан.
Второй тоже был нейтральным – второй человек в комнате оказался невиновным.
Третий – без изменений. Наука оправдала третьего.
Четвертый…
Казалось, что листок в моем кармане вспыхнул – спонтанно – настолько горячо, что я почувствовал это. Там, в стакане, был тот смертельный, контрольный белый осадок.
– Боже мой, это молочное кольцо! – прошептал Том близко к моему уху.
Наскоро Кеннеди добавил сыворотку в пятый стакан. Реакции не было, жидкость была чиста, как кристалл.
Моя рука дрожала, когда я доставал сложенный листок со списком имён.
– Человек, который носил куртку с этим кровавым пятном на нем, – решительно заявил Кеннеди, – был человеком, который ударил Льюиса Лэнгли, задушил его, а затем протащил его едва живое тело по полу и уничтожил следы насилия в пылающем огне. Джеймсон, чье имя напротив номера на этом стакане?
Я едва мог развернуть листок, чтобы посмотреть на список. Наконец я развернул его, и мой взгляд упал на имя, стоящее напротив роковой цифры. Но во рту у меня было сухо, и мой язык отказывался двигаться. Это было слишком похоже на чтение смертного приговора. Держа палец на имени, я тут же запнулся.
Том наклонился через мое плечо и прочитал имя про себя.
– Ради всего святого, Джеймсон, – вскричал он, – позвольте дамам выйти, прежде чем вы прочитаете имя.
– В этом нет необходимости, – произнёс густой голос. – Мы с Льюисом поссорились из-за усадьбы. Моя доля заложена до предела, и Льюис отказался одолжить мне ещё, пока я не смогу обеспечить Изабель счастливое замужество. Теперь имущество Льюиса будет принадлежать постороннему человеку. Харрингтон, позаботься об Изабель. Хорошо…
Кто-то схватил Джеймса Лэнгли за руку, когда тот прижал автоматический револьвер к виску. Он пошатнулся, как пьяный, и бросил пистолет на пол с проклятиями.
– Снова повержен, – пробормотал он. – Забыл снять с предохранителя.
Как сумасшедший, он выкрутился от нас, метнулся к двери и бросился наверх.
– Я покажу вам возгорание! – яростно кричал он.
Кеннеди молниеносно бросился за ним.
– Завещание! – крикнул он.
Мы буквально сорвали дверь с петель и ворвались в комнату Джеймса Лэнгли. Он нетерпеливо склонился над камином, Кеннеди бросился на него. Большая часть завещания осталась нетронутой, чтобы его можно было предоставить для рассмотрения.
IX. Ужас в воздухе
– Есть что-то странное в этих несчастных случаях в Белмор-парке с аэропланами, – размышлял как-то вечером Кеннеди, после того, как его внимание привлёк крупный заголовок в последнем выпуске «Стар», который я принёс с собой.