— Я не вижу Дениса.

Волконский усмехнулся.

— И не увидите. Жена улыбнулась вам одному, а, как показывает жизнь, для гостя этого бывает достаточно, чтобы пасть замертво.

Я почувствовал, что слегка покраснел. Очень проницательный человек, решил я о Волконском.

— Если же серьёзно, — продолжил он, — то Денис в подвале.

— Что он там делает? — удивился я.

— Как что? Сидит! Вы знаете, чем занимается ваш… мм… друг?

— Я знаю, что он вор.

Лев Сергеевич поднял брови.

— Так просто вы это говорите! Не странно ли для сыщика?

— А вы считаете, я мало твердил ему, чтобы он бросил своё занятие? Да при каждой нашей встрече, так что он начал на меня сердиться.

— По-моему, такие люди, как он, неисправимы. Настя принесёт одежду, вы оденетесь, и мы спустимся к нему.

— С удовольствием… — Я уже заметил хозяйку с одеждой в руках.

— Да. Переоденьтесь вот в этой комнате. Пусть она будет вашей на несколько дней.

— Благодарю, только я сомневаюсь, что мне можно задерживаться более чем на пару суток.

Я принял одежду и скрылся в комнате. Я переменил свой убор, оказавшийся точно в пору, и поспешил выйти к хозяевам, ждавшим у двери.

— Что я говорил? Один размер! — усмехнулся Волконский.

— Бывают в жизни совпадения, — добавила улыбнувшаяся Настасья Никитична. Она собралась уходить, но вдруг вспомнила. — Простите, Николай, вы голодны?

— Пожалуй, что так, — кивнул я.

— Тогда я приготовлю. Саша, ты куда?

— Я с ними, мама.

— Нет, нельзя. У папы с этим господином будет серьёзный разговор.

— Папа! — у мальчика осталась одна надежда на отца, который, как правило, был мягче матери.

Но Лев Сергеевич покачал головой.

— Мама права.

— Разговоры между взрослыми тебе рано слушать.

Саша сделал грустную физиономию.

— Следуйте за мной, — обратился ко мне Волконский.

Мы прошли до конца коридора. Там хозяин усадьбы открыл тайный ход в подвал, и мы спустились в освещённое лампой холодное помещение. Фигура за железной решёткой вскочила с узкой кровати.

— Давно прибыл? Я уж заждался. Что на тебе за тряпьё? Где ты так вырядился? — затараторил Денис. Он схватил решётки руками, сунув в щели лицо. — А, принял в дар от этого господина?

— Лучше здравствуй, — усмехнулся я.

— Здравствуй? Ты хочешь сделать вид, что ничего не произошло? Ты подвёл меня, так и знай. Если бы ты не вкушал сладости острожской жизни, я был бы уже далеко с приглянувшейся вещью. Кстати, кого ты там придушил?

— Никого, я ж тебе писал, — я растеряно оглядывался, — простите, нельзя это убрать или открыть? — указал я на решётку.

Волконский сделал отрицательный жест, не прибегая к словам.

— Этот злющий помещик хочет заморить меня голодом, — вставил Денис.

— Ты сидишь здесь не больше двух часов! — с улыбкой заявил Лев Сергеевич и обратился ко мне. — А то, что господин Ярый находится за решёткой, пусть не смущает вас, Николай: он пробрался в моё имение под обличием лучшего друга и пытался похитить мои семейные реликвии.

— Ах, ясно! — протянул я и сунул руки в карманы. — Ты всё за старое, дружище?

— Как видишь, дружище. Жить на что-то ведь надо?

— Нашёл бы приличное место с хорошим жалованием, — заметил Волконский.

Денис махнул рукой.

— Эта скука не по мне, увольте. Я люблю, чтобы кровь кипела в жилах, чтобы азарт день и ночь.

— Вы ему хоть книжки принесите, — обратился я к Волконскому, — Впрочем… я не до конца понимаю значение произошедшего оборота. Денис вызволил меня из острога, хотя сам находится в плену. Зачем?

— Вот что значит сыщик, — с улыбкой сказал Лев Сергеевич. — О причинах и следствиях ваших перемещений я намереваюсь поговорить с вами, Николай, сначала в кабинете, а потом в бане.

— Сколько же времени Денис будет здесь находиться? — спросил я.

— Уместный вопрос, — вставил Денис.

— Господин Ярый будет находиться в подвале до тех пор, пока вы не выполните мою просьбу. Как сыщику, вам она не доставит особых хлопот. Возможно, уйдёт месяц.

— Бедняга будет здесь сидеть целый месяц? Учтите, что моё передвижение по Империи затруднено одним щекотливым фактом: за мою поимку объявят вознаграждение, поскольку я избил следователя…

— Что?! — воскликнули Денис и Волконский одновременно.

— Так получилось, — пожал я плечами.

— Первый раз вижу сыщика, который… — Волконский просто развёл руками, не найдя подходящих слов.

— Моя школа, — гордо произнёс Денис и захохотал.

— Смешного мало, Денис.

— Брось, Колька! Теперь мы с тобой на равных. Ты преступник, я преступник. Со мной будет безумно весело!

— Ты полагаешь, весело угрожать людям расправой? — рыкнул Волконский. Признаться, я не ожидал этого. — Господин Ярый, — он указал кивком головы на Дениса, — не просто пытался украсть ценные для меня вещи, но и нанёс оскорбление, притворившись моим другом, и подверг риску здоровье моей беременной жены, приставив ей к виску пистолет.

Я нахмурился. Денис театрально опустил голову.

— Я надеюсь искренне поговорить с вами, Николай Иванович, потому что весьма редко полностью порядочный человек попадает в острог. Полагаю, вы расскажете мне, как всё произошло, и ничего не скроете. Господин Ярый, если не желает оказаться в руках жандармов, должен будет отдохнуть здесь около месяца, пока вы не выполните мою просьбу. Если вы откажетесь выполнить мою просьбу, я вызову жандармов и сдам Дениса. Всем понятно?

Я кивнул. Денис картинно отвернулся.

— Вот и замечательно. Терять время не будем. План такой. Сейчас, уважаемый Николай Иванович, мы с вами поговорим об одном срочном деле, а так же я узнаю причины вашего ареста, потом мы пообедаем, а вечером попаримся в бане. После нашей беседы с вами, Николай, станет ясно, нужно ли забирать у вас Ламбридажь.

— О, — я склонил голову, — вы уже сейчас должны знать, что Ламбридажь я добровольно никогда не отдам.

Волконский улыбнулся.

— Поживём — увидим. Всего доброго, Денис.

— Поговори с этим живодёром, чтобы он выпустил меня досрочно, нето дела его будут плохи, — сказал Денис, глядя мне прямо в глаза.

— Опять за старое, — буркнул Лев Сергеевич.

Я пробормотал невнятно:

— Поговорю.

Волконский провёл меня в свой кабинет, просто, но со вкусом меблированный, и указал на стул около стола. Сам сел в кресло под стеной, увешанной шпагами и ножами.

— Прежде всего, я бы хотел спросить разрешения для простоты обращаться к вам, Николай, на "ты".

— О, разумеется.

— Ты тоже можешь оставить наше привычное чинопочитание.

— Нет-нет, — завертел я головой, — это не чинопочитание, а обычная учтивость. Я на "ты" не перейду.

— Как знаешь, Николай. Теперь к делу, пока ты не обедал. Потому что satur venter non studet libenter [сытое брюхо к учению глухо]. Не мог бы ты здесь обрисовать причины твоего задержания? Мне, понимаешь ли, важно, кого я держу в своём доме.

Я кивнул и заговорил вполне откровенно:

— С удовольствием. Началось всё с того, что я в срочном порядке прибыл в родовое имение Переяславских, так как мой отец был при смерти. Отец умер, а в день похорон приехали жандармы с приказом на обыск. И, представьте себе, нашли пропавшее секретное дело в ящике отцовского стола.

— Ваш покойный отец имел доступ к делам?

— Что вы, он был уже года четыре на пенсии. В сыскном отделе он и не появлялся. Кроме того, не состоящие на службе господа не имеют ни малейшего шанса запустить руки в сейф.

Волконский сузил глаза.

— Значит, для тебя является загадкой, как дело попало в ящик отцовского стола?

— Да. Полагаю, его мне подбросили. Но кто и зачем, понятия не имею. Во всяком случае, моя совесть чиста.

— Хм, говоришь ты красиво. Так ли это на самом деле?

— Вы не тот человек, перед которым я должен исповедоваться, — спокойно и твёрдо заметил я.

— Это верно, — согласился несколько удивлённый моим тоном Волконский.