Под конец третьего года службы, когда мы базировались в Хантере, мне стало намного легче — я уже мог выживать в любых условиях и убивать автоматически.

Чтобы выполнять работу подрывника (тогда это была моя специализация), необходимо иметь чувство юмора. Ты должен знать, как взорвать врага и не позволить ему сделать с тобой то же самое. Сама работа не требует особой мыслительной деятельности, как почти все, что делают в армии. Способ установки противопехотных мин у обочины дороги больше зависит от типа взрывного устройства. Любой дурак сможет прочитать о направлении взрывной волны, вычислить тип взрыва и установить детонатор. Для закрепления натяжной проволоки используются бельевые прищепки или пластиковые ложки. Ничего экзотического. Главное — точно расположить мину и хорошо замаскировать ее. Ты хочешь обмануть и уничтожить врага, который знает это место так же хорошо, как и ты. В этой смертельной игре нужно постоянно думать о том, что он умнее, изобретательнее и целеустремленнее тебя. Если в это поверить, всегда будет стимул думать головой. Постоянный легкий страх помогает прожить дольше. Если ошибешься хотя бы однажды, как любил говорить один из моих инструкторов, от тебя останется только розовый дымок. Конечно, ты можешь относиться к своей работе предельно серьезно. Но в таком случае ты умрешь гораздо раньше. Ты должен быть раскрепощен. И при этом всегда оставаться начеку. А чтобы это получилось, главное — уметь смеяться.

А еще мне стало легче потому, что я встретил Джози.

База была достойным местом для житья, к тому же мне нравился юг с его медлительностью и неторопливостью. Даже теперь, когда я вижу испанский бородатый мох и виргинские дубы, пальметто и осоку, испытываю странное волнение, смешанное ощущение надежности родного дома и трепета перед началом битвы. Мы много проползли по этому серому песку и красной глине, прячась среди листьев и зарываясь в сосновые иголки, закаляя наши тела, стараясь, оттачивая дисциплину, притворяясь мертвыми. А потом мы отдыхали — на пляже, в лодках, иногда в клубе для военнослужащих. Но после того, как я встретил Джози, другие женщины и развлечения перестали интересовать меня.

Впервые я увидел ее около заправки. Я обзавелся старой «новой», которую купил в Беннинге за восемьсот долларов. Тем душным июньским днем, в воскресенье, я с трудом доехал на ней до станции Файна неподалеку от базы Хантер, после чего она заглохла. Поблизости никого не было. Даже мойка машин оказалась закрыта. Я попытался починить машину самостоятельно, но двигатель лишь кашлял и плевался, хрипел и ворчал, а я как дурак торчал на солнцепеке, не зная, что предпринять. Солнце жгло мне спину сквозь рубашку, капли пота собирались в уголках глаз, и когда я стирал их, то размазывал масло по переносице. Чувствуя себя совершеннейшим грязнулей, я поднял голову и увидел ее. Она пила пепси и улыбалась. Джози стояла, опершись о крыло своего старого «триумфа» с откидным верхом, напротив автомастерской «Роуд-Саванна» — маленького кладбища старых автомобилей с проржавелыми «альфами» и «эм-джи», которая, судя по всему, тоже была закрыта.

— Помощь не нужна? — крикнула Джози.

Я снова посмотрел на нее, уверенный, что она обращается ко мне. Кровь прилила к лицу, но я не решался вылезти из-под капота. До ее появления я чувствовал себя совершенно беспомощным, теперь — еще и смущенным. Она подошла и встала позади меня, по-прежнему потягивая пепси. Я оказался в ловушке.

— Похоже, здесь все закрыто, — произнесла она. — Ничего удивительного, сегодня же воскресенье. Хотя иногда Джим Боб работает по нечетным дням. Тебе точно не нужна помощь?

Я понял, что веду себя глупо.

— Я плохо разбираюсь в механике, не подскажете, что мне делать?

— Хмммм, — протянула она, взяла распределитель зажигания и слегка согнула его. — Попробуй теперь.

Методом проб и ошибок мы приступили к ремонту. Уверен, Джози понимала, что это был своеобразный, вкрадчивый ритуал ухаживания под звуки вращающегося двигателя и запах бензина. Конечно, так все и было, но я осознал это только сейчас, много лет спустя. Да, все так и было.

Я не мог оторвать глаз от ее рук. Мне понравилось ее доброжелательное лицо и мягкий взгляд карих глаз. Короткие джинсы обтягивали ее стройные бедра, а груди свободно вздымались под рубашкой, но я старался не смотреть на них. У нее были густые золотисто-каштановые волосы, мне нравилось перебирать их пальцами, чувствовать их запах, когда она спала рядом со мной. Но в первый день, в первый час именно ее руки с длинными, тонкими пальцами произвели на меня особое впечатление. В грязном дымящемся аду, в который превратился двигатель моего «шевроле», они казались ангелами.

— Слушай, ты мне так помогла. Теперь я должен угостить тебя обедом, — обратился я к ней.

— Не стоит, я уже договорилась встретиться сегодня кое с кем.

— Тогда я куплю тебе попить, или мороженого, или еще чего-нибудь. Может, «Жареный цыпленок» сейчас открыт.

— Я выпила бы сладкого чая. Но только не в «Жареном цыпленке».

— А где ты хочешь?

Она улыбнулась и промолчала. Потом ее лицо стало очень серьезным, она посмотрела мне в глаза, но по-прежнему не проронила ни слова.

— Я плохо знаю город, — признался я. — Давай лучше я поеду за тобой.

Мы выехали из Саванны.

Я думал, что мы остановимся где-нибудь неподалеку. Но когда мы свернули с Деренне на Аберкорн, она помчалась по дороге так, словно пыталась уйти от погони, и я последовал за ней, насколько это было возможно на моей «нове». Старое корыто трещало, скрипело и ворчало. Я удивлялся, почему не оставил «нову» на станции и не сел к ней в машину, не попросил подвезти. Возможно, потому, что она сама не предложила мне этого.

Мы направлялись на юг, и каждый раз, когда я думал, что она остановится, мы ехали все дальше, мимо поликлиник, ломбардов, супермаркетов. Позади остались ресторанчики «Тако-Белл», «Пицца Крестного отца», «Кеттл». Мы ехали к ней домой? Эта мысль взволновала меня. Когда мы выехали в район Сад английских дубов, я подумал, что, поскольку у нее английская машина, она может остановиться здесь. Но нет. Не остановилась она и в районе Тимберленд и в Спениш-Вилла. Когда мы затормозили около светофора, она улыбнулась мне, а потом сорвалась с места прежде, чем я успел задать ей вопрос. Миновали шоссе Ай-95 и поехали дальше. Когда мы были милях в пятнадцати от Хантера, я подумал, что, возможно, она пытается оторваться. Мне не удавалось догнать ее. Только не на своей «нове». Неожиданно Джози свернула с шоссе на боковую дорогу, где асфальт вздымался как гребень, и направилась на восток сквозь сосновый лес и маленькие болотца. Я неотступно следовал за ней.

Если бы нам пришлось ехать на край земли, я не раздумывая последовал бы за ее «триумфом». Ветер завил волосы Джози в кудряшки и узелки, она часто убирала с руля обе руки и скручивала волосы в пучок, чтобы успокоиться. Солнце клонилось к горизонту, в его мягких лучах лицо Джози, когда она оглядывалась через плечо, казалось мне волнующим и загадочным, как и все, что окружало меня в тот момент.

Она остановилась рядом с магазином для рыболовов около маленького пруда. Это место было мне совершенно незнакомо.

Я увидел длинный деревянный причал, где можно было половить окуня, и магазин работал по воскресеньям. Там продавались удочки с катушками для спиннинга, бамбуковые удочки с поплавками, охотничьи ножи и сети, тренажеры и венские колбаски, маринованные яйца и содовая со вкусом шоколада, а при желании можно было купить пиво в упаковках по шесть банок и патроны для дробовика. В старом холодильнике за прилавком хранились большие пластиковые кружки с чаем.

Чай оказался очень сладким, с кусочками лимона. Я до сих пор помню его вкус.

Над прудом стояла легкая летняя дымка. Сумерки были голубовато-серыми, но вода, покрытая рябью от играющих рыбок и скользящих по ее поверхности водомерок, сияла в последних розовых лучах солнца.