— Только безопасный секс!.. — выдохнула она ему в губы и оттолкнула, с удивительным проворством прошмыгнув к двери.

Давид остался стоять, тяжело дыша и чувствуя себя идиотом. Где-то далеко прогремел глухой раскат грома.

Он решил, что предложение хозяев остаться на ночевку не так уж и плохо. Он найдет презервативы и затащит эту мерзавку к себе в комнату, чтобы всю ночь доказывать, что он тоже за безопасный секс!.. А заодно и присмотрит за ней, чтобы перестала шнырять по дому и вынюхивать чужие секреты. Давид быстро спустился на первый этаж, лихорадочно размышляя, где бы найти презервативы. Заглянул в ванную комнату, но там не было. У старой Бернадетт спрашивать глупо и бесполезно, у Касьенн нельзя, она и так к нему неравнодушна, еще надумает себе что-нибудь, оставался Огюст, но с ним… Давид отбросил этот вариант и выскочил наружу. Машина у Марьяны была явно прокатная, а значит… Так и есть. Предусмотрительные владельцы автопроката частенько добавляют в аптечку или бардачок упаковку презервативов для залетных туристов. Давиду повезло, заветный пакетик оказался в бардачке. Зажав в кулаке свой трофей, он бросился обратно в дом, ежась от холодного ветра, в котором уже ощущались ледяные капли. Они его только еще больше разгорячили.

Давид нетерпеливо постучал в комнату Марьяны. Не дождавшись ответа, он толкнул дверь и оказался внутри. Пусто. Где она может быть? В распахнутое настежь окно завевал ветер. Давид с интересом огляделся, но не увидел ничего примечательного. Вещей у Марьяны почти не было. А где рюкзачок, с которым она была? Ветер хлопнул оконной рамой, и Давид подошел к окну, чтобы прикрыть его. Бросив беглый взгляд вниз, он успел заметить сверкнувшую белизну плеч и знакомый желтый топ. Мерзавка мелькнула в кустах дикой ежевики и исчезла из вида. Давид бросился вниз, кипя праведным негодованием.

Ветер усилился и шумел листвой. Куда она могла деться? Давид быстро пересек ухоженную часть сада и остановился, раздумывая. Марьяна проявила интерес к церкви, возможно ли, что она направилась туда? А вдруг она не та, за кого себя выдает? Или же вовсе… Он запретил себе думать о таком исходе, однако все же направился к церкви. Джильда дель Вино возвышалась над горным обрывом и зарослями маккии, опасно подступившим к старой винодельне. Недалеко располагалась и семейная усыпальница Шастелли, которая вплотную примыкала к церкви. Давид понимал, что старик не хочет тревожить покой предков, похороненных здесь, но усыпальницу никто трогать и не собирался. Всего лишь поднять тяжелые мраморные плиты в церкви и укрепить фундамент… Он не успел додумать мысль до конца, заметив Марьяну в увитой лозой беседке. Она стояла к нему спиной и что-то искала в рюкзачке. Давид собирался бесшумно подкрасться к ней, но успел сделать лишь пару шагов, как женщина вздрогнула и обернулась. Невероятно! Неужели она смогла расслышать его приближение в неистовых завываниях ветра?

— Безопасность превыше всего, — недобро усмехнулся он и показал упаковку презервативов.

На ее лице мелькнула досада. Она подобрала рюкзачок и покачала головой.

— Ну не здесь же…

— Именно здесь!.. — Давид решил, что больше не даст себя одурачить и получит свое здесь и сейчас.

— А вы не боитесь?

— Чего? — он загородил выход из беседки.

— Грозы, например.

Он отрицательно помотал головой и перехватил Марьяну, попытавшуюся проскользнуть мимо него. Давид припер ее к столику в центре беседки и заглянул ей в глаза. В полутьме они отливали зеленым, как у кошки. Поцелуй вышел глубоким, долгим и кружащим голову. Она слегка прикусила ему нижнюю губу, все еще упираясь ладонями ему в грудь, но он уже знал, что победил. От нее пахло дождем и кофе, его любимыми ароматами.

— Не боюсь, — запоздало ответил он.

— Оборотней тоже не боитесь? — ее голос прозвучал с возбуждающей хрипотцой.

Он медленно покачал головой, чуть отстранившись и разглядывая ее. Коснулся щеки, провел пальцем вниз, по шее, до соблазнительной ложбинки.

— Ну и ладно, — вдруг согласилась она и обвила руками его за шею.

Больше у нее не получится его одурачить. Он крепко обнял ее и подсадил на столик, вклиниваясь между ее бедер и терзая поцелуями восхитительно горячий рот. Нетерпеливое предвкушение сменилось упоением победы. Не торопиться.

Марьяна чувствовала острые покалывания в затылке, ее кошачья натура всегда так реагировала на электризацию воздуха. Она притягивала молнии. Если гроза застигнет ее

здесь, то жди беды. Но хуже всего было опять ощущение чужого взгляда, появившееся с приходом Давида. Кто-то следил не за ней, а за ним! Она заторопилась, сдирая с него и себя одежду, ставшую такой лишней, отдаваясь во власть жадных колючих поцелуев мужчины, чтобы поскорей отделаться от случайного любовника. Но этот коварный лис не позволил ей сделать все быстро. Он проник в нее и стал двигаться с томительной осторожностью, то почти целиком выходя из нее, то медленно погружаясь глубже и глубже… ускоряя темп толчков, опьяняя и возбуждая… пока не обезумел окончательно… и не вспыхнул горячей волной наслаждения…

— Черт, черт, черт!.. — простонала Марьяна, выгибаясь и царапаясь.

Он закрыл ей рот поцелуем, все еще находясь в ней. Она зашипела и попыталась отстраниться. Ей надо успеть до грозы!..

— Это какое-то безумие… — выдохнул он и ослабил хватку.

— Да…

Она ухитрилась поменяться с ним местами, прижимая его к столику в беседке, и скользнула перед ним на колени, спуская ему брюки до щиколоток с недвусмысленным намерением. Он послушно откинул голову, уперся руками в столик и прикрыл глаза в предвкушении нового наслаждения, но… Марьяна подобрала с пола рюкзак и одежду, нырнула в заросли маккии и была такова. Стена дождя накрыла старый сад.

Ей было немного совестно перед Давидом и еще тревожно за него. Ведь кто-то следил именно за ним, а она бросила его в довольно уязвимом положении. Но не в привычках Марьяны было долго терзаться угрызениями совести. Оказавшись в убежище церкви, она напрочь забыла о Давиде.

Мрачная темнота пространства Марьяну не пугала. Кошка прекрасно видела в темноте, разве что на слух теперь полагаться было нельзя. Гроза гремела над головой, оглушая и нервируя женщину. Ее рассуждения были просты. Винодельня

располагалась рядом с церковью, значит, где мог быть старый винный погреб? Разумеется, под церковью! То-то старый Шастелли занервничал, когда Давид заявил ему, что надо вскрывать мраморный пол. Правда, совершенно непонятно, почему семья сама не открыла погреб. Ведь там могло сохраниться вино… страшно подумать какого года… ну или превратиться в самый дорогой винный уксус. Предков они не хотят тревожить, ха!.. Или же они просто выдерживают интригу, чтобы потом разыграть главный козырь и выставить коллекцию старинных вин на аукционе Сотби где-нибудь в Гонконге или Нью-Йорке?

Церковь сильно пострадала от времени. В одной из стен виднелась трещина, сквозь которую задувал ветер, когда-то прекрасные витражи были разорены, алтарь стоял в полном запустении, и только подпорки лестницы, ведущей к звоннице, свидетельствовали о том, что церковь начали приводить в порядок. Марьяна распласталась на полу, приложив ухо и постукивая костяшками пальцев по мраморным плитам. Она вся превратилась в слух, тщетно пытаясь уловить пустоту, которая бы свидетельствовала о скрытом погребе. Интересно, а как Давид определил, что в фундаменте трещина? Может, зря она теряет время? Он мог тут все обыскать до нее и даже найти то, что сейчас искала она. Марьяна добралась в своих простукиваниях до алтаря, который отделялся от остальной части церкви ступеньками, и уселась на полу, задумавшись. Будь она на месте первых Шастелли, только приехавших на Корсику, где бы еще, кроме церкви, она разместила погреб? Некое полузабытое воспоминание… неуловимая ассоциация… смутная мысль мелькнули в памяти и пропали. Марьяна нахмурилась и обратила свой взор к северной стороне, которая, по словам священника, давала усадку. Подошла к ней и провела ладонью по стене. И только тут заметила зияющий пролом в полу… сделала к нему осторожный шаг… В следующий миг на нее обрушилось что-то тяжелое, обдав зловонным дыханием. Не удержав равновесия, Марьяна рухнула в темноту, ударилась головой о камни и потеряла сознание.