В какой-то момент мне показалось, что я задремала, пришлось встряхнуть высохшими волосами, чтобы прогнать сон. Чей-то голос врывался в ленивое сознание, звуча как самая прекрасная песня. Кажется, рассказывал Шаэн, его низкий голос с хрипотцой звучал над самым ухом, дыхание шевелило мне волосы на затылке.

— Ее странная сила просто завораживает. Вам не понять того, что я вижу, поскольку вы не умеете смотреть так, как арашшасы. В самую суть вещей. Даже не представляю, что увидел в ней Верховный, но то, что доступно мне, поражает. А я еще принял ее за демона!

— Сестра была совершенно особенной и до превращения в вампира, просто вы с высоты своих титулов и прочих возможностей, которыми были наделены изначально, ничего не можете понять, — фигура Рэйна смутно виднелась сквозь пламя с той стороны костра, он лежал на своем походном одеяле, подперев щеку ладонью.

— Ты и сам судишь предвзято, ведь вы с ней родня, — Глайт смотрел на костер, высоко подняв бутылку, и пытаясь определить, осталось ли там хоть что-нибудь.

— А вы не судите предвзято о своих родных?

— Мне проще, мои родственники умерли триста лет назад, новый отец, тот, кто обратил меня, тоже погиб, наполовину свихнувшийся брат скитается по континентам, так что я не могу его найти. О какой предвзятости идет речь? Я без сомнения по ним скучаю, мы с Жерардом наделали много ошибок, да и потеря отца подействовала на нас гораздо сильнее, чем это могло бы показаться. Но надо жить дальше, я ведь вампир, а не сопливая девчонка, чтобы лить слезы над несправедливостями жизни.

— Вот и останешься навсегда один в своем пустом вампирском замке, тебе до этих сопливых девчонок расти и расти, — проворчал Шаэнниль. — Все не так, как кажется на первый взгляд. Рэй права, отец промыл мне мозги хорошенько, открыв глаза и на наш конфликт с вампирами, и на то, какой я болван. Иметь под рукой такой самородок и моментально испортить отношения всякими глупостями!

— Глупостями? — вампир пытался сидеть прямо, но периодически заваливался вправо, потом ему это надоело, и он сполз на песок, опершись головой о бревно.

— Оба вы дураки, вечно бедной девчонке достается, но, слава Небу, хоть от первого женишка удалось избавиться вовремя, — Рэйн с трудом боролся со сном, и шептал слова довольно тихо. — Я-то думал, что этот проклятый Линнер никогда не покажет свое истинное лицо.

— После того, как закончатся наши поиски, я предложу Рэйлинн погостить на Экросе.

— Она ненавидит, когда ее называют полным именем. Раньше ее звали Линн, а потом она умерла.

— Как это произошло? Я знаю, что Астин не пользуется популярностью у моих соотечественников, молодых вампиров там не создавали очень давно. И кто такой Линнер?

— Как все произошло? Если бы я знал. Просто в одно страшное утро нам сообщили, что ее нашли разодранной в клочья на центральной площади города прямо возле королевского дворца.

Лицо вампира в неверном свете костра выглядело странно побледневшим.

— А дети у нас могли бы получиться невероятно одаренными, если соединить мои гены и ее. Вы, люди, да и вампиры тоже, никогда особого внимания не уделяли возможности изучить собственное тело, возможности крови и наследственности, а вот арашшасы своего шанса не упустили, — Шаэнниль накручивал на пальцы мои кудряшки и продолжал разглагольствовать на какие-то подозрительные темы. — Если правильно представить ей все перспективы такого соединения, думаю, она согласится.

Рэйн посмотрел на зеленого глазами, в которых абсолютно не было сна.

— Знаешь, Шаэн, ты очень интересно рассуждаешь на такие заумные темы, о способностях моей сестры, о выгодах, которые она принесет твоему народу. А ты уверен, что она не прибьет тебя, если услышит? Почему-то мне кажется, что тебе стоит этого опасаться. Если вдруг я пойму, что кто-то из вас двоих захочет использовать мою сестру для своих темных делишек, если вы хоть помыслите о том, чтобы причинить ей вред или силой заставить делать то, чего она не хочет, я вас в пепел развею. И поверьте, найду для этого способ! — голос Рэйна звучал угрожающе в ночной тишине.

Он улегся обратно и закрыл глаза. Затем задумчиво продолжил.

— Невозможно описать словами ту боль, которую я чувствовал, когда увидел ее хрупкое тело в то утро. Нежная кожа была покрыта запекшейся кровью, выдраны целые клоки мяса и мышц, волосы застыли колтуном от того, что она несколько часов лежала в луже собственной крови. Ее карие глаза навсегда утратили свой блеск, на лице застыло удивленное и обиженное выражение, половина костей была сломана. Она была бледна, как снег, потому что в жилах не осталось ни капли крови, чудо, что Рэй смогла переродиться, чудо либо ошибка того, кто убил ее. После увиденного я не спал неделю. Волосы поседели на глазах, и сердце перестало биться. Я ходил, разговаривал, что-то делал, помогал родителям с похоронами, но в ту ночь большая часть меня умерла вместе с ней. Конечно, через какое-то время острая боль потери сменяется глухой, ноющей тоской, выгрызающей внутри огромные дыры. Сердце уже не так болит, но каждый раз, когда я закрываю глаза, перед внутренним взором снова появляется ее белое личико. Даже теперь, зная, что она жива, я все еще тоскую по ней, моей половине, той, которую не вернуть. И я не потеряю ее вновь. Никогда.

Голос брата затих, спустя минуту он свернулся калачиком и мирно уснул, оставив вампира и арашшаса смотреть друг на друга поверх костра.

— После гибели отца мы с Жерардом остались одни. Это случилось несколько лет назад в Ардании. Подробности мне неизвестны, но знаю, что его разорвала на куски разъяренная толпа просто на улице. Его, тысячелетнего вампира, правителя одного из самых сильных кланов. Я не понимаю и до сих пор не могу осознать, как это произошло. До меня не доходит абсурдность случившейся катастрофы. И я тоже могу сказать, что боль потери была невыносимой, причем не только моральной, но и физической, ведь здесь замешана еще и магия. Впервые пришлось испытать на себе то, о чем рассказывали старшие вампиры — потерю сира. Это ослепляет и сводит с ума. Я долго скитался, совершал ошибки, причинял боль, но, в конце концов, пришел в себя и опомнился. А Жерарда так и не удалось вернуть. Несколько раз поступали донесения с разных уголков континента, о том, что его видели в Гелекте, потом в Яконии, в Ардании. Но никогда не удавалось приблизиться к моему бедному брату, чтобы спасти его. Рэй сильная, она переживет все, и ее не сломают ни твои планы по выведению совместного потомства, ни мои поступки. Я сделал ей так больно как мог, чтобы удержать подальше от себя. Иногда жалею, но так было нужно для меня в тот момент. Главное, чтобы подобные поступки в моей жизни не стали нормой, самое ужасное это превратиться в холодную расчетливую машину, безупречного лидера клана, которого хочет из меня вырастить Крейден. Хотелось бы верить, что я достаточно эгоистичен, чтобы заботиться сначала о себе, потом о клане, потом о народе. Именно в такой последовательности. И не стану тем, кто не дрогнувшей рукой вырвет собственное сердце и возложит его на алтарь во благо клана.

— Ты уже такой, — мой хриплый голос заставил их вздрогнуть от неожиданности. — Тот, кто намеренно причиняет другим боль к своей выгоде, считая, что так и должно быть, уже начал превращать свое сердце в камень. Ты будешь править долго, сделаешь свой клан лидером и всегда будешь один. Так что не жалей. Я знаю, что ты сделал это специально, использовал меня и нашел мои уязвимые точки, постарался посильнее ударить по ним, чтобы обезопасить себя. Знаю, при других обстоятельствах ты бы так не поступил и, возможно, мы могли бы стать близки. Но все это тебя не извиняет, не умаляет той боли, которую ты заставил меня испытать. Я больше не подойду к тебе близко и не останусь беззащитна перед тобой. А ты, Шаэн, можешь рассуждать о детях, забыв, что наши народы враждуют? Кто примет наследника и его детей от какой-то вампирши? Глупо, дорогой. А еще я не собираюсь рожать детей для удовлетворения твоего любопытства, экспериментатор фигов! Пусти меня!