Теперь она располагала несомненным доказательством того, что дневник Джереми Мэтсона не плод больного воображения. «Ты это знала. Этот дневник слишком личный, слишком сложный, чтобы быть выдуманным…» С обнаружением статьи вера в подлинность книги обрела надежный фундамент. Каждая строчка личного дневника отныне содержала для Марион еще больше аромата прошлой жизни, теперь, увы, утраченной. Джереми Мэтсон существовал на самом деле. И кто знает, быть может, он еще до сих пор живет в какой-нибудь части света…
26
Март 1928 года. Одуряющие, вызывающие тошноту пары алкоголя еще плыли по комнате. Джереми приоткрыл один глаз; разум упорно пытался избавиться от навязчивого клубка из остатков сновидений. Мало-помалу свет прокладывал дорогу в его сознание, но запах оказался быстрее — жестоким спазмом скрутило желудок… Мэтсон стремительно нагнулся, чтобы его вырвало на пол, а не на самого себя, но из пересохшего рта не пролилось ни капли. Тяжелые, навязчивые удары сердца отдавались в голове… Казалось, весь выпитый им накануне алкоголь сначала иссушил тело, а затем скопился позади глаз и, вертясь, втягивал в это неконтролируемое движение глазные яблоки и мозг. Мэтсон схватился за волосы, глухо рыча. Черное пятно появилось перед окном, там, где Джереми ожидал увидеть только расплывчатую дымку белого цвета. Он с остервенением мигал и щурился, пока изображение наконец не сфокусировалось. Там стоял человек. Джереми приподнялся, опершись на локоть: лицо стало более четким, черты его постепенно прояснились, несмотря на режущий глаза свет из окна.
— Азим?.. — глухо пробормотал англичанин.
— Одевайтесь, нужно поговорить.
Джереми недовольно заворчал.
— Ну же, подъем! — приказал Азим довольно грубо.
— Который час?
— Самое время поговорить.
Мэтсон приподнял бровь, выпрямился и ушел в ванную; вскоре Азим услышал, как англичанин ругается, принимая холодный душ. Несколькими минутами позже Джереми неумело причесывался на глазах коллеги, сидящего за письменным столом.
— Ну?
— Почему вы мне ничего не сказали?
Он остановился, так и не вытащив расческу из волос.
— Не сказал о чем?
— Не надо держать меня за идиота на том основании, что я не англичанин или, что еще хуже, потому что я араб! Я знаю, почему вы любой ценой добивались этого расследования… знаю!
— О нет, Азим, вы ничего не знаете…
— Убийство в квартале Шубра. Такое же чудовищное насилие и нечеловеческая ярость и те же следы извращенного надругательства. И вы там были, ведь это вы вели то дело! Я прочел ваш отчет.
Джереми бросил расческу на лакированный стол и медленно обвел взглядом комнату вокруг себя, пошел за пачкой сигарет, вытащил одну и закурил.
— Скажите, из-за чего вы так рассердились? — вдруг спросил он гораздо спокойнее.
— Вы располагали сведениями, которые могли бы помочь в нашем расследовании, — вам следовало поделиться ими со мной!
— У меня не было ничего определенного — ничего, что могло бы нам помочь.
Англичанин полностью обрел свойственное ему спокойствие и глядел на Азима поверх облака табачного дыма, пытаясь угадать его мысли.
— Так мы партнеры или конкуренты?! — продолжал возмущаться араб. — Если мы работаем сообща, я хотел бы, чтобы мы делились друг с другом информацией. Сам я не колеблясь посвящал вас в любые свои бредовые выводы, о чем свидетельствует, в частности, эта история с гул. В ответ я ожидаю такой же прямоты от вас, господин Мэтсон!
Джереми выпустил через ноздри две струйки дыма.
— Я очень расстроен… поверьте, я не хотел вас обидеть. — Он протянул руку с сигаретой, зажатой между пальцами, и кивком головы указал Азиму на диван.
Они сели напротив друг друга. Мэтсон почесал затылок свободной рукой, пытаясь подобрать слова, наиболее подходящие для начала разговора.
— Убийство в квартале Шубра было чудовищным. Убит нищий бродяга. Когда я прибыл на место преступления, это показалось мне… хуже, чем воронка от снаряда на месте только что маршировавшего батальона. Нищего буквально сломали пополам, раздробили ему челюсть, чтобы легче было вышибить ему зубы и вырвать язык. Беднягу фактически разорвали на куски. В тот день у меня был минимум помощников, мне пришлось все сделать самому. Даже сам собирал части тела, разбросанные по лачуге.
Джереми на время умолк, затянувшись сигаретой.
— Непостижимое преступление. Подобного зверства я никогда еще не видел, убийство казалось совершенно немотивированным. Опросил соседей — они смутно знали жертву в лицо. Этот местный нищий не был ни с кем связан и уж тем более не имел собственности, которая возбудила бы чью-то алчность. Очевидно, его просто разорвали на клочки ради удовольствия. Итак, я честно проделал свою работу — искал улики, свидетелей. Ничего — о преступнике не удалось узнать ровным счетом ничего. Все мои поиски и действия оказались безрезультатными. Расследование так и не сдвинулось с мертвой точки.
Мэтсон последний раз вдохнул порцию табачного дыма и раздавил окурок в грязном стакане, оставшемся на столе с вечера; затем продолжил:
— И вот я услышал, как двое полицейских говорят в коридоре о зверском убийстве мальчика, кратко описывая то же, с чем я столкнулся месяцем раньше. Невольно взбеленился, потому что именно я не сумел взять след этого… безумца, и в результате парнишка пережил такое. — Первый раз за время своего признания Джереми взглянул в глаза Азиму. — Именно я должен поймать того, кто это сделал! Закончить это дело… я, и никто другой! Если бы сумел арестовать этого подонка сразу после убийства нищего, четверо детей были бы живы!
Эхо от металлического стука прошедшего поблизости поезда заполнило длительную паузу, возникшую после этих слов; оба молчали.
— Мы это сделаем, — сказал наконец Азим. — Поверьте мне, сделаем. Так вы говорите, что в ходе расследования первого преступления не нашли абсолютно ничего, что могло бы нам помочь?
— Совсем ничего.
— Ладно…
Джереми вновь обрел уверенность в себе; взял вторую сигарету и держал ее между пальцами не зажигая.
— Этим вечером мы приглашены к основателю заведения, где учились дети, — сообщил он. — Этот мерзавец раздобыл копию вашего отчета и знает все подробности расследования.
Похоже, эта новость сильно огорчила Азима.
— А, он настолько влиятелен…
— Он богат. И живет в Каире уже давно. Это две козырные карты, которые позволяют быть уверенным в благоприятном исходе любой партии.
— Полагаю, вам следует пойти туда одному, я уже продумал свое расписание на этот вечер. Раз эта история о гул кажется вам безумной, позволю себе заняться ею и продолжить свои разыскания в этом направлении.
— То есть? — спросил англичанин.
— У меня есть две-три идейки, которые надо проверить. Предпочту оставить их при себе, потому что пока на их основе ничего не складывается.
— Азим, не тратьте зря время на этот ложный след.
— Будем откровенны: сейчас у нас ничего нет, я ничем вам помочь не могу, поэтому буду делать то, что запланировал.
Джереми открыл было рот, собираясь протестовать, но, увидев, как решительно настроен напарник, понял, что отговаривать его бесполезно.
— Ладно, раз ничего лучше вы придумать не можете…
— А вы? Чем вы займетесь днем?
— Посмотрю, что в прошлом у Кеораза.
В то время как Азим обходил улицы восточных кварталов, Джереми встретился с несколькими журналистами, которым полностью доверял. Затем посетил британское посольство и воспользовался его архивом — на этот раз ему даже не пришлось прибегать к списку обязанных ему чем-то лиц. Мэтсон методично собирал все возможные сведения о Фрэнсисе Кеоразе.
Родился в Лондоне, в обеспеченной семье; учился в Оксфорде; затем возглавил семейное предприятие по торговле колониальными товарами. В мировой войне не участвовал; пока другие умирали на фронте, женился в первый раз. В 1919 году жена его стала одной из последних жертв гриппа-испанки, едва успев родить ребенка. Сразу после ее смерти Кеораз с младенцем уехал в Каир, убегая из Англии и от скорби. В Египте возглавил банк своего отца и со временем привел финансовое предприятие к процветанию.