– Моя жизнь мне не дорога, только участь моих детей имеет для меня значение.

– Мы освободим и их. Не отчаивайтесь, не теряйте надежды, ваше величество. Мы вас спасем...

Ружвилю не удалось больше ничего сказать. В камеру с ведром воды вошла гражданка Арель, которая вместе с Розали прислуживала королеве. Эта женщина явно не сочувствовала Марии-Антуанетте. Ружвиль это понял и вышел из камеры, не прощаясь, ворча при этом вполне в духе Мишони.

Покинув Консьержери, шевалье отправился в дом Русселя, где он жил вместе с Бацем и который служил своего рода штаб-квартирой. Он рассказал о своем визите, а потом крепко уснул, убаюканный надеждой. Но на следующий день, когда трое мужчин сидели за столом, прибежал Мишони. Главный инспектор тюрем выглядел очень встревоженным.

– Я только что оттуда, – выдохнул он, падая на стул. – Мы пропали...

– Что-то случилось? – нахмурившись, спросил де Бац, в его голосе слышалось раздражение.

– Да, и это происшествие может иметь весьма серьезные последствия. Сегодня утром жена надзирателя Ришара, которая носит еду королеве, в шутку решила проверить карманы жандарма Жильбера. Она не сомневалась, что найдет там любовные послания от его подружки. Не знаю, были ли они там, но эта женщина нашла в кармане Жильбера некий клочок бумаги, который она принесла мне, заявив, что он ей кажется подозрительным.

Мишони достал из кармана обрывок серой тонкой бумаги, который Ружвиль немедленно узнал.

– Странно, это та самая записка, которую я засунул в гвоздику...

Однако, развернув листок, шевалье заметил, что он во многих местах проколот булавкой.

– Смотри! – обратился он к де Бацу. – Кажется, это ответ...

Они стали рассматривать бумагу на свет и прочитали: «С меня не спускают глаз, я ни с кем не разговариваю. Полностью полагаюсь на вас, готова следовать за вами».

– Она согласна! – воскликнул Ружвиль и рухнул на колени, охваченный волнением. – Она согласна! Господи, я так боялся, что королева откажется, чтобы не расставаться с детьми и не оставлять их на милость разгневанных палачей!

– Я тоже рад, что она согласна, – заметил Мишони, – но это счастье, что жена Ришара ни в чем меня не подозревает. Если бы она принесла эту записку не мне, а Фукье-Тенвилю, мы бы пропали – и королева вместе с нами.

– Но ведь она этого не сделала! – раздраженно отрезал де Бац. – Так что незачем раньше времени впадать в панику. Скажи-ка мне, Мишони, а жандарм Жильбер пытался защитить свои карманы от любопытства этой женщины?

– Да, он защищался изо всех сил.

– Отлично! Друзья мои, раз записка оказалась в его кармане и он хотел помешать жене надзирателя ею завладеть, это значит, что королеве удалось переманить его на свою сторону. Это прекрасная новость: Жильбер нам не помешает. Мишони кивнул:

– Ты прав. Я, кстати, всегда считал, что с Жильбером больших хлопот не будет. Я знаю, что он жалеет королеву. Он даже приносил ей цветы, и я почти уверен, что именно Жильбер пропустил к ней священника. Что же касается капрала Дюфрена, то он отличный мужик и вовсе не кровожадный.

– Подведем итоги, – заговорил де Бац. – Завтра я дам тебе золото, которое ты обещал ее величеству, и мы сразу же приступим к делу, потому что нам следует поторопиться. Самое позднее 2 сентября мы похитим королеву. Я обеспечу карету, которую пригоню во двор Консьержери. Со мной будут двое жандармов из числа наших друзей. В это время вы отправитесь к стражникам с приказом Коммуны о переводе королевы в Тампль. Кстати, при необходимости вы сможете воспользоваться найденной запиской. Она послужит свидетельством того, что заговор действительно существует, а королеву плохо охраняют в Консьержери. Ришарам это покажется совершенно нормальным.

– И куда мы повезем королеву потом?

– В замок Ливри, к госпоже де Жарже, а вернее, к ее отцу. Супруга шевалье после отъезда мужа живет в родительском замке вместе со своим зятем господином де Берни и дочерью, которая ждет ребенка. Оттуда мы отвезем королеву в Германию. У нее будут фальшивые документы, и я надеюсь, она доедет туда живой и невредимой!

– Ливри... – пробормотал Ружвиль. – Но ведь это была одна из остановок по пути в Варенн!

– Вы правы, но сейчас это самый короткий путь к свободе. И потом, никто не подумает, что Мария-Антуанетта решилась следовать этим роковым маршрутом.

На следующий день, в пятницу 30 августа, Мишони и Ружвиль снова появились в Консьержери. Шевалье принес в обширных карманах своего серого одеяния внушительную сумму в луидорах и ассигнациях.

К сожалению, на этот раз им не повезло: при королеве была гражданка Арель. Здоровье заключенной, подтачиваемое пережитыми страданиями и недостатком воздуха, ухудшалось с внушающей тревогу быстротой; когда мужчины вошли, королева лежала на кровати. При виде Ружвиля руки у нее затряслись, и она торопливо спрятала их под одеяло. Поскольку королева лежала в постели, тему для разговора найти оказалось нетрудно – здоровье заключенной. Чтобы дать возможность Ружвилю действовать, Мишони отвел гражданку Арель к окну, якобы желая поговорить с ней без свидетелей. Его широкая спина заслоняла от взгляда женщины королеву и шевалье.

– Кажется, вдова Капет собралась на тот свет? Каково твое мнение на этот счет, гражданка?

– Брось! – ответила Арель с неприятной улыбкой. – До эшафота она дотянет. Это все ее штучки – она притворяется, а на самом деле до могилы ей еще далеко.

– Будем надеяться, – громко расхохотался Мишони. – Было бы слишком грустно, если бы она преставилась здесь.

– Я пригляжу, чтобы она не протянула ноги, – поддержала его шутку гражданка Арель.

Тем временем Ружвиль наклонился к кровати и прошептал, пряча деньги под одеяло:

– Побег назначен на вечер понедельника. У вас будут силы?

– Я их найду.

– А ваша стража?

– Они на моей стороне. И Розали тоже...

– А эта женщина? – Руссель кивком указала на гражданку Арель.

– Нет. Она меня не любит и, кажется, желает моей смерти.

– Тогда не будем о ней говорить.

Суббота и воскресенье показались Ружвилю бесконечными, хотя он и провел их со своей возлюбленной Софи Дютийель. А для Марии-Антуанетты самым трудным днем стал понедельник, 2 сентября. Толстые стены тюрьмы хорошо защищали от жары, но днем в камере становилось очень душно. Воздух застаивался в Женском дворе, дышать было тяжело. Вечером раздался удар колокола, после которого заключенные должны были вернуться в свои камеры. Королеве прогулки не были разрешены, поэтому узницы, проходя мимо окна ее камеры, намеренно повышали голос, чтобы держать ее в курсе того, что происходило в тюрьме и в городе.

Когда большие башенные часы пробили одиннадцать, в тюрьме воцарилась тишина. Королева сидела в кресле, тревожно прислушиваясь. Наконец раздался стук колес экипажа, запряженного несколькими лошадьми. В коридоре послышались шаги, в окошке мелькнул свет, двери распахнулись, и в камеру вошли четверо – Мишони, Ружвиль, Жильбер и Дюфрен.

– Еще не спишь, гражданка? – спросил главный инспектор тюрем. – Тем лучше, потому что мы приехали за тобой!

– Куда вы собираетесь меня везти?

– В Тампль. Коммуна решила перевести тебя туда в интересах твоей же безопасности. Я должен тебя сопровождать.

– Так я увижу моих детей?

– На этот счет у меня приказа нет, – с непроницаемым лицом заявил Мишони. – Собирайся!

– Я готова. Розали пришлет мне мои вещи.

Девушка, вошедшая следом за мужчинами, накинула на плечи королеве накидку с капюшоном и со слезами на глазах поцеловала ей руку. Взволнованная Мария-Антуанетта обняла ее. В сопровождении Жильбера и Дюфрена она вышла из камеры. Впереди шел Мишони, замыкал процессию Ружвиль, терзаемый страхом.

У комнатушки надзирателя им пришлось подождать: Ришар должен был записать в журнал сведения о переводе заключенной. К счастью, он не видел ничего странного в том, что перевод из одной тюрьмы в другую происходит ночью. Стража уже собралась открыть ворота, когда вдруг раздался насмешливый голос: