После войны, вернувшись домой, он выдержал новое испытание, не менее жестокое, чем сама война. Его автомобиль потерпел тяжелейшую аварию, и сам Эпплетон был доставлен в главную больницу штата. Как только начали вывешивать бюллетени о состоянии его здоровья, – а прогноз был угрожающим, – со всей страны к больнице стали съезжаться люди самых разных возрастов и профессий. Здесь были механики, водители автобусов, клерки, фермеры. Все они были прежде всего солдатами, которыми командовал «кэп Джош».

Почти два дня и две ночи приехавшие не покидали территорию больницы, и только когда бюллетени возвестили о том, что кризис миновал, люди стали возвращаться к своим делам.

И поэтому у Брэя просто в голове не укладывалось, как мог боевой капитан, столь часто рисковавший собственной жизнью ради других, оказаться замешанным в дела Матарезе. И какое конкретно он имеет отношение к корсиканскому призраку?

Однако сомнения Скофилда на сей раз рассеивались с катастрофической быстротой.

В Орли он купил «Геральд трибюн», чтобы просмотреть последние новости и проверить, есть ли уже сообщения о событиях на Белгравиа-сквер. Новостей об убийстве секретаря по иностранным делам все еще не поступало. Но зато было кое-что другое. Он нашел это на второй странице. Это было еще одно сообщение, затрагивавшее финансовые и деловые связи «Транскоммьюникейшнз» и «Верахтен верке». В нем приводили список директоров-распорядителей из бостонской штаб-квартиры. Третьим в списке стояло имя конгрессмена из Массачусетса.

Джошуа Эпплетон был, похоже, не только преемником Матарезе. Он был единственным прямым потомком одного из тех людей, чьи имена стояли в списке приглашенных в Порто-Веккьо почти семьдесят лет назад. И это давало ему право стать действительным их наследником.

Когда самолет приземлится, закончится одна половина пути Брэя и начнется вторая. В итоге он либо будет жить, либо погибнет. Но если ему не удастся отыскать Тони и русского, то ему незачем жить. Он не сможет жить без них и без собственной тени, тени Беовулфа Агаты, то обгоняющей его, то остающейся сзади, на крутых изгибах вечной дороги жизни.

Итак, Бостон.

«Есть некто, кто хотел бы встретиться с вами».

Кто? И зачем? Почему именно с ним?

Талейников оказался прав. Все сигналы поступали из Вашингтона.

В Портленде Скофилд по водительским правам и кредитной карточке, на которых стояло имя владельца, никогда ранее им не использовавшееся, нанял машину. Оставалось совсем немного времени, но он прибудет в Бостон, и совсем не тем путем, на котором его поджидают Матарезе. Он не собирался преодолеть почти полмира, чтобы, появившись в Бостоне, зарегистрироваться в отеле «Риц-Карлтон» под именем Викери, причем только для того, чтобы сидеть и ждать, каким будет их следующий ход. Человек, которого вогнали в панику, так бы и поступил, но только в том случае, если он при этом не оставил мысли бороться за свое будущее. В противном случае он постарается при первой же возможности изменить свою стратегию, а такую возможность он попытается создать сам.

Скофилд уже был в Бостоне, в этом бастионе врагов, но они все еще не знали, что он прибыл сюда. В отель «Риц» он отправит одну за другой две телеграммы с интервалом в день или два. В одной из них будет заказ для мистера Б. А. Викери, а в другой – сообщение о точной дате его приезда. Он попытается убедить своих преследователей, что он все еще в Канаде. Но у них, конечно, не будет полной уверенности в этом. Они могут подозревать, но только подозревать – бездоказательно, – что он использовал подставное лицо для отправки телеграмм. Он действительно так и сделал. Он встретился в аэропорту с человеком, который был когда-то связан с движением сепаратистов, и оставил ему два заполненных бланка, а также небольшую сумму денег вместе с инструкциями, когда именно и в какой последовательности следует отправить нужные телеграммы. Если Матарезе позвонят в Монреаль и потребуют бланки отправленных телеграмм, они обнаружат, что текст написан его собственной рукой.

Теперь у него оставались три дня и одна ночь для того, чтобы поработать на вражеской территории, изучить все касающееся «Транскоммьюникейшнз» и ее иерархической структуры и нащупать необходимую брешь в их монолитной обороне, достаточно большую, которая вынудила бы Джошуа Эпплетона IV появиться в Бостоне, на сей раз, разумеется, против своей воли. При этом конгрессмен как минимум впадет в панику.

Так много дел и так мало времени. Обычная история!

После выработки плана подготовительных мероприятий мысли Скофилда сконцентрировались в основном вокруг одного вопроса: кого он знает в Бостоне или Кембридже из тех, кто мог бы оказать ему необходимую помощь в проведении расследований по поводу конгломерата под названием «Транскоммьюникейшнз»?

В конце концов такое имя всплыло у него в памяти. Он развернул машину и, не снижая скорости, двинул вперед по дороге, но теперь она уже вела его в Кембридж.

Его охватили воспоминания более чем двадцатилетней давности. Ему показалось очень странным, что два студента, один в Кембридже, другой в Ленинграде, оба с определенными способностями к иностранным языкам, были вовлечены в водоворот таких событий, которых и представить себе не могли.

Жив ли еще Талейников? Или он уже мертв? А может, умирает где-то здесь, в Бостоне?

Тони точно жива. Они оставят ее в живых – пока.

Но он старался отогнать эти мысли и сосредоточиться на цели своего визита в Кембридж.

Миновав мост Лонгфелло, он выехал на широкую и относительно спокойную улицу, ведущую к центральной площади. Всюду сновали люди, преимущественно студенты, особенно много их было у газетных стендов. Одна из таких витрин, с надписью «Мировая пресса», привлекла его внимание. Он опустил стекло и сквозь падавшие капли дождя увидел, что весь стенд пестреет заголовками, передающими в разных интерпретациях только одно сообщение.

«Уоверли! Дэвид Уоверли! Секретарь по иностранным делам! Министр иностранных дел Англии!»

Выйдя из машины, Брэй пробрался сквозь толпу к киоску и выбрал из всего изобилия газет две. Он не стал возвращаться к автомобилю, а направился вдоль тротуара к немецкому ресторанчику, который помнил еще со студенческих времен. Он прошел в бар и заказал виски. Когда стакан был наполнен, он развернул первую газету – «Бостон глоб». Разделавшись с ней, он перешел к «Лос-Анджелес таймс». То, что он прочитал в первой газете, представляло собой лишь перепечатку официальной версии и не вызвало у него особого интереса. Уайтхолл сообщал, что Дэвид Уоверли, его жена, дети и слуги пали жертвой террористов, скорее всего из палестинских отрядов сопротивления. Полной уверенности, однако, не было, так как ни одна группа из ООП не взяла на себя ответственность за это преступление.

Ни в одной из газет, однако, он не нашел упоминания имени Роджера Сеймондса. Значит, по целому ряду причин, подумал Брэй, это имя пока не будет упомянуто по крайней мере еще некоторое время. На этом мысли его были прерваны, так как в дымном освещении бара он прочитал во второй газете самое главное, то, что пропустил: последнее сообщение из Лондона.

Лондон. 3 марта. В дополнение к сообщению о факте убийства Дэвида Уоверли полиция буквально в последние часы сделала следующее заявление: после выстрела в голову он получил еще один выстрел в грудь, в результате чего вся левая часть ее была разворочена. Медицинские эксперты, сильно озадаченные этим фактом, сошлись во мнении с экспертами по баллистике, что ранение такого типа, возможно, было произведено из короткоствольного охотничьего ружья типа «обрез», используемого чаще в районах Средиземноморья. Энциклопедия от тридцать четвертого года классифицирует подобное оружие как ружье типа «лупо», что по-итальянски означает «волк».

Возможно, медицинские эксперты и недоумевали по поводу такого случая, но у Брэя вопрос, касавшийся метода убийства, никаких сомнений не вызвал. Если секретарь по иностранным делам Англии тоже имел на груди метку в виде голубого зубчатого кольца, то все должно было произойти именно таким образом. В этой детали содержалось и напоминание для него самого: пусть знает, насколько широко распространилась корсиканская чума с ее призраками-экзекуторами.