– Хорошие вы ребята, просто замечательные, – сказал он финну на прощанье. – Надеюсь, еще будем проворачивать дела вместе.

– А почему бы и нет? Соседство с оккупантами – такая уж география. А у нас с ними счеты, ждем, чтобы расквитаться.

– До сих пор? После стольких лет? – не удержался Василий.

– Такое не забывается. Вам везет, вы никогда не жили, имея за спиной дикого медведя, непредсказуемого хищника у себя на заднем дворе. Попробуйте – это впечатляет. Вы разве не слыхали? Вот отчего мы так много пьем.

Василий увидел машину на голубом снегу под холодным сияющим зимним солнцем. Однако его это солнце согревало, как ребенка колыбель. Он был дома!

Подойдя сзади к машине, он обошел корпус и пригнулся, заглядывая в салон через переднее стекло. Знакомое лицо глядело на него. При виде этого лица он мгновенно вспомнил фамилию человека, а затем и множество эпизодов и фактов, связанных с ним. Василий знал его еще по Риге. Петр Малеткин, родом из Гродно, служил когда-то фотографом в управлении КГБ Риги. Исполнительный был такой, тихий и неприметный. Не дослужился до больших чинов, и, поскольку был безынициативен, отправили его из Риги в Выборг.

Завидев Талейникова, Малеткин не просто опешил. Он очумел. Причем от счастья. Вот теперь он станет значительной персоной! Уж конечно, Петр узнал человека, о котором на протяжении последних дней были предупреждены все пункты и посты, все службы КГБ, армии, пограничники, агенты и так далее. Малеткин сдаст аса, самого Талейникова! Подойдя сбоку к дверце, Василий просунул дуло своего «бурана» в приоткрытое окно и сказал:

– Доброе утро, товарищ Малеткин. Вы ведь Малеткин, не так ли?

– Мой бог! Это вы?!

– Не расстраивайтесь. Нынче у нас появилось кое-что общее, верно? Почему бы вам не отдать мне ключи?

– Что-о?! – Малеткин теперь оторопел и напугался.

– Пусть ключи будут у меня. Ну пожалуйста. Я верну их вам, когда сяду в машину, – сказал Василий, целясь в Малеткина. – А ты нервничаешь, приятель. Помни: нервные люди совершают необдуманные действия. А мне так не хочется, чтобы ты уехал без меня. Так что давай ключи!

– Вот, – прошептал Малеткин, протягивая ключи.

– Спасибо, товарищ! Ведь мы товарищи, не так ли? Мы товарищи по несчастью – оба пропали. И ни у одного из нас нет преимуществ перед другим. – Василий уверенно уселся в машину. – Поехали, полковник Малеткин! Вы ведь теперь полковник, не так ли? Ну, право, нет причин для такого нерадушия! Докладывайте, я хочу знать все новости.

– Похоже, я так и не получу полковника, – отвечал Малеткин. – Звания у нас неохотно присваивают. Везение – штука переменчивая.

– Стыдно! Ай, как стыдно, что мы недооценили вас. Что ж, мы определенно ошибались. Смотрите-ка, что вы умудрились совершить у нас под носом. Вы должны поделиться со мной, как вам это удалось. В Ленинграде расскажете.

– В Ленинграде?

– Всего-то час езды от Зеленогорска. Это ведь не так уж много. Надеюсь, заместитель начальника КГБ по городу найдет веские причины, чтобы объяснить позже свой вояж? Да я сам помогу вам. Я на таких делах собаку съел.

Малеткин осунулся.

– Я должен быть в Выборге завтра утром, у меня служебное совещание.

– Перепоручите, Малеткин! Многим нравится, когда им перепоручают свою ответственность начальники. Это означает, что вы по достоинству оценили своего подчиненного.

– Мне самому перепоручили, – сознался Малеткин.

– Значит, вы поняли, что я вам посоветовал? Кстати, где вы держите свои вклады? Норвегия? Швеция? Нью-Йорк?.. Конечно, не в Финляндии – это было бы глупо.

– В Атланте. Владелец банка – араб.

– Верно мыслите. – Талейников отдал Малеткину ключи, словно вручил награду за правильный образ мыслей. – Давай, поехали!..

В Ленинграде, проехав Аничков мост, Талейников приказал:

– Остановись у следующего перекрестка, приятель, и подожди меня. Если тот, кто мне нужен, отсутствует, то я сразу вернусь. Если же этот человек дома, то я выйду примерно через час. И запомни, что у тебя только два пути: или ты едешь на Лиговку [3] и сдаешь меня, что в конечном счете закончится и твоим уходом… из жизни, или ты будешь ждать меня и сделаешь все, как я скажу. Взамен ты получишь от меня имя того, кто в вашем управлении сотрудничает с Западом и фактически руководит тобой. Иными словами, ты получишь хороший крючок, на котором сможешь держать этого человека. – Сказав это, Василий ступил из машины на ленинградский тротуар.

…Талейников любил этот город, хотя помнил, что он построен на крови миллионов и в жертву его благоденствию принесены жизни многих лучших людей – цвета нации. Времени на воспоминания не было, но настроение располагало к тишине. Говорить не хотелось. Правда, до того, как въехали в город, Талейников успел кое на что открыть глаза своему водителю. Они говорили об истории Ленинграда, и выяснилось, что Малеткин не знаток прошлого.

– Когда въедем в центр города, я покажу тебе одно интересное место, точнее, квартал. Не памятник старины, не произведение искусства, а ряд домов, так называемых доходных домов в прошлом и одновременно дешевых гостиниц с пансионом. Там и поныне дешевые апартаменты, но тайные, для избранных. Со всеми удобствами за государственный счет. Туда съезжаются со всей страны на закрытые совещания руководители самых разных звеньев из различных отраслей и служб народного хозяйства и государственного управления. Я тоже был на таком «слете», нечто вроде учебы. Я тогда служил в Риге. Именно там в один прекрасный день я и услышал о тебе впервые.

– Меня выявили?! – ужаснулся Малеткин.

– Да нет же! Не боись! Я отвел от тебя все подозрения, защитил тебя. И вместе с тобой других из Выборга…

– Другие в Выборге? – Малеткин вновь был сражен и чуть не потерял управление на скользкой дороге.

– Держи себя в руках! Авария гарантирует нам обоим прямое попадание в казематы Лубянки!

Но Малеткин не мог успокоиться:

– Выборг! Да знаешь ли ты, что говоришь? В управлении КГБ по Выборгу есть, помимо меня, кто-то другой?

– Точно! Информаторы из одного гнезда никогда не подозревают о существовании друг друга. Это наилучший способ добывать самые разнообразные сведения. Но если один узнает про другого… он обретает все лучшее на небе и земле. Верно? В твоем случае завоевания и приобретения станут неисчислимы.

– Кто он? – Малеткин не мог ждать.

– Позже, приятель. Ты присоединишься ко мне во всех моих начинаниях, а перед моим исчезновением я посвящу тебя в эту тайну и назову его имя.

– Согласен, – сказал Малеткин.

На том и порешили. Василий приобрел помощника и «шестерку» на время. Сидя рядом с Малеткиным, Талейников остро ощущал брезгливость и презрение. Теперь Малеткин пойдет на все, лишь бы получить фамилию вышестоящего офицера, такого же предателя, как и он сам, и будет носом землю рыть, чтобы обрести возможность манипулировать своим скомпрометированным начальником…

Талейников блефовал. У него не было иного выхода, ибо, едва увидев Малеткина, Василий сразу понял, что капитан выдаст его органам. Поэтому ничего другого не оставалось, кроме лжи. Он назовет ему фамилию, но человек, которого он предложит Малеткину, не имеет никакого отношения к таким делам, и первая же попытка шантажа со стороны Малеткина обернется для предателя посещением отдельной камеры на Лубянке. С точки зрения профессионала, каким и был Талейников, этот вариант был гораздо предпочтительнее того, при котором предателя убрали бы со временем сами американцы, пристрелили бы где-нибудь в окрестностях города Вайниккала.

– Зачем мне выдавать тебя? – заверил Василия Малеткин. – Я буду ждать здесь сколько надо.

Талейников стал подниматься по ступенькам четырехэтажного дома, где Зося Кроневская имела отдельную квартиру, согласно распоряжению КГБ выделенную ей около пяти лет назад. Василий не видел хозяйку с тех пор, как уехал из Севастополя. Правда, было одно исключение: четырнадцать месяцев назад они провели вместе выходные после недельного совещания сотрудников КГБ в Москве. За ту неделю они были вместе всего одну ночь, и эта ночь стала последней по обоюдно принятому решению не сходиться впредь в интересах дела. У Талейникова было много завистников, а Зося, несмотря на абсолютную чистоту и лояльность, числилась неблагонадежной. Было бы худо, если бы их имена связали вместе. Зося лишилась бы работы, этот роман ей не простили бы. А она и без того угнетена неурядицами в семье. Когда это выяснилось, встал вопрос о ее пребывании в ленинградском управлении. Но она была чрезвычайно способным математиком, и ее не так-то легко было заменить. До КГБ она защитила докторскую и занималась исследованиями в области программирования, что и послужило основанием для направления ее в отдел вычислительной техники ленинградского управления. Но однажды кое-какие ее расчеты подвели под риск работу людей в Вене, и Зосю вызвали на допрос. Расчеты ее содержали неточности, которые, как ей объяснили, могли быть восприняты как намерение «подорвать интересы государства». На деле все сводилось к вариантам компьютерных программ, что являлось обычным делом в работе со средствами вычислительной техники. Правда, неточности эти послужили поводом для следственных органов. Причина недоверия к Зосе лежала в другой плоскости. Ее брат, офицер ВВС, по непонятным причинам покончил с собой.