Лязгнул замок.

— Во, это, наверное, за мной, — оживился мужичок.

Дверь в камеру отворилась.

— Чернов, на выход! — скомандовал сержант.

— А почему меня? Я без адвоката не пойду! — заволновался Ленчик.

— Разговорчики! Я вот тебе сейчас очко порву, поговоришь у меня!

Ленчик покорно встал, сделал шаг к двери.

— А, сука! — рявкнул вдруг сержант.

Прогремел выстрел. Ленчик опрокинулся на пол. По лицу его текла кровь.

Сидевший на нарах мужичок резво вскочил, кинулся к сержанту, ткнул его в руку чем-то острым, затем наклонился над трупом.

Сержант, однако, никаких действий по отношению к мужичку не предпринял, деловито разглядывал рану на руке.

Прокурору Свиридову Н. П. от адвоката Калининой Е. А. и гр. Черновой Т.Б., законного представителя потерпевшего Чернова Л. Н.

ЖАЛОБА в порядке ст. 209 УПК РСФСР.

Прокуратурой Прибрежного района Санкт-Петербурга 22.06.99 г. было прекращено уголовное дело № 17238 в отношении Кириллова Н. Г. по факту применения табельного оружия по ст. 5 п. 2 УПК РСФСР за отсутствием в его действиях состава преступления и 23.06.99 г. прекращено уголовное дело в отношении Чернова Л. Н. по ст. 105-2 УК РСФСР по ст. 5 п. 8 УПК РСФСР в связи с его смертью.

В постановлениях было указано, что доставленный в ИВС 18.06.99 г.

Чернов Л. Н. обратился к дежурному сержанту Кириллову Н. Г. с просьбой. Когда работник милиции Кириллов Н. Г. открыл дверь камеры, Чернов Л. Н. набросился на работника милиции и нанес ему ранение в область правого предплечья остро заточенным металлическим предметом. В ответ Кириллов произвел выстрел из табельного оружия, приведший к смерти Чернова Л. Н.

Считаю незаконным и необоснованным прекращение уголовного дела в отношении Кириллова Н. Г. по нереабилитирующим обстоятельствам, так как следствие не проверило все версии, которые могли быть выдвинуты по делу. В частности, не проверена версия, согласно которой Чернов Л. Н. был убит Кирилловым Н. Г., превысившим власть, а затем Кириллов Н. Г. нанес себе сам или ему были нанесены телесные повреждения не установленным следствием лицом по его просьбе из ложно понятого чувства товарищества или «чести мундира» с целью инсценировать картину преступления таким образом, чтобы оправдать необходимость выстрела, ввести следствие в заблуждение и тем самым уйти от уголовной ответственности за содеянное.

Особо критически следует подойти к показаниям самого работника милиции Кириллова Н. Г., так как он является заинтересованным в исходе дела лицом, его показания могли быть даны с целью устранения своей ответственности, а часть доказательств должна подлежать особо тщательной проверке, так как могла быть им искусственно создана с целью сокрытия своего преступления.

Так, у Чернова Л. Н. были срезаны ногти (лист дела 18). Между тем микрочастицы ногтевого содержимого не исследованы, хотя в ходе экспертизы, если показания Кириллова Н. Г. соответствуют истине, под ногтями погибшего должны быть обнаружены волокна ткани, сходные с текстильными волокнами из материалов одежды Кириллова Н. Г. Таким образом, результат экспертизы должен был показать, действительно ли Чернов Л. Н. в процессе нападения на Кириллова Н. Г. разорвал рукав форменной одежды работника милиции, как показывает Кириллов Н. Г.

Из материалов уголовного дела, возбужденного в отношении Чернова Л. Н. по ст. 105-2 УК РСФСР, следует, что Чернов Л. Н. был левшой. В то же время не была проведена экспертиза на предмет установления возможности нанесения телесного повреждения Кириллову Н. Г. левой рукой Чернова Л. Н. Не проведен соответствующий следственный эксперимент.

Обращает внимание грубейшее нарушение в ходе следствия норм УПК РСФСР.

Так, большая часть первоначальных следственных действий была произведена сослуживцами Кириллова Н. Г. На основании изложенного, руководствуясь ст. 200 УПК РСФСР…

— Что пишем? Оперу?

Елена вздрогнула, шмякнула пальцем по клавише портативной пишущей машинки.

— Витька! Я из-за тебя ошибку сделала. Теперь перепечатывать все! Что за манера — ввалиться, наскочить сзади…

— Ты что разоралась, мать? — опешил Виктор.

— Ничего!

Елена выскочила из комнаты, хлопнув дверью, прошла на кухню.

— Вы, девушка, что-то распустились совсем! — с обидой в голосе произнес Виктор, появляясь в дверях.

Лена молча возилась у плиты.

— Конечно, я не Станицкий, на меня и поорать можно.

Лена шагнула к мужу, уткнулась в плечо:

— Прости!

— Алена, нельзя же так! — гладя ее русые волосы, откликнулся муж. — Что ты так переживаешь его смерть? В конце концов, не родственник он тебе.

— Переживать только за родственников можно?

— Зачем за родственников переживать? На родственников куда приятнее покричать. Они все стерпят. Тем более такой близкий родственник, как муж.

— Ну извини.

— Ладно, рассказывай? Из-за чего переживаешь?

— Я, Витька, из-за всего переживаю. Ясно, что он кому-то очень мешал.

— Чернов?

— Да. Ясно, что его устранили.

— Почему ты так уверена в этом? Может быть, он действительно хотел сбежать? Ведь он весьма неуравновешен был, ты сама это отмечала.

— Отмечала. Неуравновешен, потому что мучился своими подозрениями, а всерьез его слова никто не принимал. До поры до времени. А затем устроили бойню, хотели забить насмерть. Уличная драка — мало ли их сейчас? Забили, убежали — ищи ветра в поле. Не вышло. Тогда его привозят в отделение милиции из «Крестов». Никакой необходимости в этом не было. На следственный эксперимент вполне можно было доставить его из СИЗО. Для чего, спрашивается? Чтобы не было свидетелей. Все произошло ночью. В ИВС, кроме Чернова, никого не было, так следует из протокола. Дальше. Откуда у Чернова заточка?

— А откуда у него нож?

— Это другое дело. Нож у каждого мужика есть. А заточка — это инструмент матерых уголовников. Не был Чернов уголовником, понимаешь? Значит, его все-таки убрали. Значит, он мешал. Значит, то, что он рассказывал про ампулу в супе, может быть правдой.

— Дался тебе этот суп…

— Это он не мне дался. Его дали детям. Мой сын мог умереть!

— Наш сын.

— Наш, — поправилась Лена.

— Но ведь все это бездоказательно, Алена! Не зацикливайся подобно своему Чернову. Мы решили, что Котька с осени пойдет в другой детский сад. Что еще можно сделать?

— Лично я могу подать жалобу в прокуратуру. Что и собираюсь сделать завтра же.

— А нужно?

— А не нужно? Во-первых, я теперь защищаю интересы матери Чернова.

— Как она?

— Как она может быть? Потеряв единственного сына? Почернела в соответствии с фамилией. Так вот, кому-то слишком легко живется! Слишком просто все сходит с рук!

— У кого-то что-то сгорело!

— Макароны! — ахнула Елена и ринулась к плите.

— Жениться надо на пастушке! — вздохнул Витюша. — Они лишены профессиональных амбиций, обостренного чувства справедливости…

— Ну-у…

— Прекрати чревовещать Кирюшиным голосом, я от этого слабею!

— Ну-у, — повторила Елена, намереваясь старым как мир способом загладить вину перед мужем за кулинарную неудачу.

— Гадина какая! Сейчас как изнасилую с особым цинизмом!

— Ну-у…

— Все! Вас предупреждали!

Подгоревшие макароны остались на плите, источая походный дымок. Но вдыхать его было уже некому — кухня опустела.

Утром следующего дня адвокат Калинина вошла в здание районной прокуратуры. На Елене Андреевне был строгий темно-синий костюм. Волосы тщательно уложены. В руках портфель.

Предъявив на входе ордер на ведение дела Черновой, Елена поднялась на второй этаж, вошла в приемную прокурора района Свиридова.