– Я не хочу идти.

Юлиана взяла маленькую прохладную руку Оливера в свою и крепко сжала.

– Конечно, я понимаю, ты не хочешь, – она опустилась перед мальчиком на колено и заглянула ему в глаза. – Громкая музыка, соберется много людей. Я не упрекаю тебя за то, что ты боишься.

Мальчик вздернул подбородок.

– Боюсь? Кто сказал, что я боюсь?

Юлиана пожала плечами и глянула на ребенка. За палаткой у костра нетерпеливо ждал Стивен. Каким одиноким он казался, несмотря на присутствие Джонатана, Кита, прислуги из Лунакре. Широкие плечи мужа были напряжены, пламя костра освещало его красивое лицо. На нем было выражение неуверенности.

– Нет, – прошептала она на ухо Оливеру, – это твой отец боится.

Мальчик вытянул шею, чтобы увидеть Стивена.

– Папа? Разве может папа бояться? Он здесь самый сильный и самый большой. Папа самый сильный и самый большой во всем графстве Уилтшир.

– Так оно и есть. Но даже самый большой и самый сильный человек в мире может бояться, потому что он может любить. – Юлиана опустила глаза. – А любовь может причинять боль даже большим и сильным.

Оливер поправил шнуровку своего нового бархатного камзола.

– Я не понимаю.

– Когда-нибудь ты поймешь. А сейчас я хочу, чтобы ты понял, что отец хочет знать, что ты любишь его.

– Тогда почему он сам этого мне не скажет?

Юлиана засмеялась, вытащила Оливера из палатки и подвела к костру. Когда-нибудь этот мальчик поймет, что такое мужская гордость. И возможно, сам будет обладать ею в полной мере. Юлиана сжала лицо мальчика руками и повернула его к Стивену.

– Именно это он сейчас тебе и говорит.

Оливер смотрел через костер на отца. С видом мудреца, он по-взрослому кивнул и похлопал Юлиану по руке. Затем прикусил губу.

– А это не больно?

Она покачала отрицательно головой и обняла ребенка. Совсем не так, как ты думаешь. Совсем не так.

Трубы издали резкий звук, а звучание гобоя вызвало дрожь.

Юлиана взяла Оливера за руку. Пока они шли к Стивену, Юлиана вдруг почувствовала себя неуверенно. Оливер оставался маленьким больным мальчиком, и никакой цыганский ритуал не поможет ему. Но что-то менять было уже поздно. Вокруг костра собрались цыгане и жители Лунакре. Впереди всех стоял Стивен – большой и беззащитный, пламя костра отражалось на его, неулыбающемся лице.

«Эта церемония всего лишь символический акт, – говорила себе Юлиана, пока они обходили костер, направляясь к Стивену, – ничего больше. Таинство между отцом и сыном».

Она остановилась перед Стивеном. Словно теплый дождь лилась нежная музыка. Казалось, они стояли очень долго, глядя друг, на друга. Оливер прижался спиной к юбке Юлианы, а она подняла лицо к Стивену, и крошечные искры костра взлетели перед ними.

Руки Юлианы лежали на плечах Оливера. Она чувствовала его ровное дыхание и благодарила за это Бога. Надоедливый кашель все еще преследовал мальчика, но серьезных приступов не было уже несколько дней.

Ласло положил покрывало на землю между Стивеном и Оливером. Он поднял руку, дав знак, чтобы музыка замолчала. Затем произнес на цыганском языке:

– Если этот ребенок плоть от плоти и кровь от крови твоей, тогда провозгласи это.

Стивен опустился коленями на расстеленное покрывало. Взгляд его был прикован к Оливеру.

Юлиана удивлялась, как она могла считать глаза Стивена холодными и бесчувственными. Сейчас они были прекрасны – голубые, словно самая сердцевина пламени, сверкающие любовью и надеждой.

– Ты, Оливер де Лассе, – произнес он, вытащив кинжал и проведя лезвием по ладони, – ты мой сын. Плоть от плоти, кровь от крови моей. – Стивен сжал кулак, и несколько капель крови упали на отбеленную ткань.

Юлиана почувствовала, как напряглись плечи Оливера, затем расслабились, когда Стивен отложил кинжал в сторону и поднял покрывало, держа в каждой руке по уголку.

Оливер стоял, словно солдат, по стойке смирно. Юлиане хотелось подтолкнуть его вперед, но она подавила в себе это желание. Мальчик сам должен был подойти к отцу.

– Пожалуйста, сын, – тихо прошептал Стивен голосом, звенящим от боли.

Цыганские музыканты вновь заиграли. Незнакомая волнующая мелодия бросила Юлиану в дрожь Звуки волынок, труб, гитар и тамбуринов наполнили вечерний воздух. Мелодия была такой же напряженной, как связь между отцом и сыном.

Оливер сделал шаг вперед. Стивен схватил мальчика и прижал к своей груди, плотно завернув его в окрашенное кровью покрывало.

Радостные крики раздались из толпы. Ритм музыки стал ускоряться и превратился в танцевальную мелодию. Стивен подбросил вверх Оливера, затем еще и еще раз и закружил вокруг себя громко смеющегося сына.

Сколько будет жить, Юлиана будет помнить их такими: смеющимися друг другу в лицо, кружащимися вокруг костра. Казалось, весь мир улыбается им.

И хотя Юлиана улыбалась тоже, тревога не покидала ее. Стивен перестал упоминать об аннулировании брака. Но ей было известно, что необходимые бумаги лежали у него на столе, ожидая его решения. А самым худшим было то, что она сама не знала, чего хочет, – остаться здесь жить со Стивеном или искать возможности найти убийц ее семьи в Новгороде.

Родион обхватил Джилли за талию и вывел ее в круг танцевать джигу.

Ласло щелкнул каблуками, поклонился, приглашая Нэнси Харбут. Та покраснела, обмахивая лицо фартуком, и отчаянно замотала головой.

Ласло пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Но Нэнси схватила его за руку и вернула назад, и они присоединились к танцующим. Те, кто не танцевал, взялись за руки и стали вокруг костра.

Юлиана наблюдала за происходящим через пелену слез. Она испытывала противоречивые чувства: огромную радость, боль и горькую сладость. Она любила всех этих людей, готова была разделить с ними и радость, и боль. И все же она оставалась как бы в стороне, словно незнакомка, наблюдающая за происходящим, потому что давным-давно она поклялась отомстить и должна была исполнить клятву.

Но не сейчас, не сегодня вечером. Сегодняшняя ночь предназначена для любви и исцеления, а не для мести. Взгляд ее встретился со взглядом Стивена, дыхание ее участилось, глаза излучали любовь. Оливер сидел на плечах Стивена и держался за его волосы. Стивен крепко обхватил руками худые ноги сына.