– Вижу! Вижу! Прямой дорогой к смерти идете!

– Правильно, – сказала я. – Мы идем в храм Края. К смерти, то бишь. И что?

– Знаю! Знаю! Что час, то короче к смерти ваш путь!

– Ты не понимаес, – просвистел Бедный Генрих, – Она не про храм говорит, а про настояссую смерть.

– Предрекаю! Предрекаю! – радостно завопила босорка. – На Тот-еще-Свет твоя дорога! И скоро!

– Да, я знаю, что умру, как все люди. И стоит из-за этого шум поднимать.

– Будешь! Будешь! – босорка визжала так, словно стремилась пришибить нас акустическим ударом. – В царстве подземном будешь, под горой Беззубий за адской рекой Анахрен!

Терпение мое кончилось. Босорка, в отличие от баргеста, доброго отношения не понимала.

– Генрих, ты не видал никогда, как прачки отношения выясняют? Сейчас покажу… – Я еще в детстве нагляделась, как прачки, стиравшие белье в пруду возле нашего замка (да-да, в том самом) дерутся на вальках, не хуже чем мужчины на дубинках. У меня, правда, валька не было, но это можно исправить. Я огляделась в поисках подходящей палки, не нашла, и вытащила топор из ременной петли у седла.

– Эй, Генрих, подержи-ка…

Он отшатнулся. И если бы вампиры были в состоянии бледнеть, то побледнел бы.

– Ты что! Холодное железо ведь!

– Это ты что! Совсем уже перетрусил! Ты не эльф, тебе холодное железо не вредит… Эй, погоди-ка!

Я всего лишь хотела, чтобы Генрих помог мне снять топор с топорища, дабы использовать последнее в качестве валька. Но босорка поняла меня неправильно. И ее у ручья уже не было. Только грязное белье печально плыло вниз по ручью.

– Ну вот, а ты боялся, – сказала я, поднимаясь в седло.

– Я и сейчас боюсь, – Генрих уцепился за стремя, потрогал языком десну. – Встреча эта ничего хорошего предвещать не может. А больше всего меня волнует то, что она тебе предрекала…

– Почему именно мне?

– Босорка всегда предсказывает смерть, разве не так? Но ведь я уже умер. Следовательно, из нас двоих ее пророчества относились конкретно к тебе.

– Логично.

– И перспективы она тебе сулила какие-то особенно нехорошие. А раз я с тобой связался, значит, тоже могу во что-то вляпаться…

– Ну, слава всем богам! – Я облегченно вздохнула. – А я было подумала – хоть один мужик, пусть и вампир, не только о себе беспокоится. Но основы мироздания остались незыблемы…

Дневку я частично посвятила тому, чтобы освежевать, выпотрошить и приготовить кролика.

– Ума не приложу, – сварливо заявил Бедный Генрих, укладываясь под кустом, – как вы, люди, умудряетесь есть мясо без крови.

– На вкус, на цвет… – начала я, но вампир уже спал, а лес преобразился. Так что я развела небольшой костерок без помощи нафты, которой все равно не осталось, пожарила мясо, позавтракала, заодно и поужинала, и улеглась спать.

Вечернее пробуждение оказалось не чета вчерашнему, и не сопровождалось никакими угрожающими жизни и здоровью происшествиями. На сей раз, ради разнообразия, мы тронулись в путь без происшествий. Их не было и далее, если не считать явления какого-то недооборотня, вывалившегося нам навстречу из малинника. Голова у него была медвежья, а тело – человеческое. Увидев нас, он охнул, присел, и стремглав бросился в кусты.

– Что это с ним, болезным? – спросила я. – Вроде не полнолуние. Или он на другой фазе сдвинулся?

– Это вульвер, он всегда такой, – отвечал Бедный Генрих. – Странно, что он вообще показался. Как правило, он от посторонних глаз прячется.

– Я бы с таким имечком тоже пряталась.

Больше встреч не было. Лес становился все мрачней и мрачней, хотя прошла только треть ночи. Генрих вдруг остановился и принюхался.

– Вроде бы близко, – сообщил он. – Смертью пахнет. Но…

– Тебя что-то смущает?

– Как-то не так пахнет. Неправильно…

Я не знала, что по вампирским понятиям означает правильный запах смерти, однако приготовилась к худшему. И худшее не замедлило явиться нашим взорам, хотя оказалось не тем, что я ожидала.

Мы стояли на обрыве. Перед нами простиралась глубокая низина, на дне которой лежал храм Края Неминуемого, Окончательного тож. «Лежал», по преимуществу, в прямом смысле слова. От величественного здания с островерхими башнями, тремя фасадами с изузоренными колоннами, куполом из полированного камня, осталось только одно крыло. Левое. Правое превратилось в груду щебня, над руинами центральной части нависали, грозя обрушиться, обломки купола.

– Ламия – матуска! – запричитал Генрих. – Сто за невезение! Одна была надезда на храм, и та пропала!

– Не сюсюкай. И пойдем, посмотрим, что там произошло.

– Ни за что! – дефект речи он все же исправил. – Храм был разрушен магическим огнем. Мы такие вещи чувствуем. И жрецов этим же огнем поубивало. Вот почему было такое ощущение… нехорошее.

– Но я-то вижу, что это не вчера произошло. И не месяц назад. – Руины основательно поросли сорной травой, а кое-где затянулись плющом. Поскольку стояла ночь, я склонна была верить, что растительность – настоящая, а не волшебная. Да и птицы, свившие гнезда в обломках стен, давно были никем не беспокоены.

Я перевела взгляд на Мрака. Конь, словно в ответ, мотнул головой, и ткнулся мордой мне в плечо.

– Советуешь идти, скотинка? – я выпустила повод из рук.

И Мрак, как по команде, двинулся сначала вдоль обрыва, а потом, отыскав не замеченную мною тропинку, стал спускаться к развалинам. Если же учесть, что признаков заклятия он не проявлял с Динас-Атаса, это означает…

– Он знает дорогу к храму, – пробормотала я.

Бедный Генрих промолчал, и мы тихонечко последовали за конем.

И Мрак и вампир остановились одновременно. Вид у коня был спокойный, у Бедного Генриха – настороженный.

– По-моему, здесь кто-то есть, – пробормотал он, глядя на уцелевшую часть здания.

– Живой или мертвый? – уточнила я.

– Живой…

– Ну, сделать из живого неживого – это мы всегда пожалуйста… – меч я доставала с некоторым раздражением. За всю дорогу делать это приходилось неоднократно, и хоть бы раз понадобилось пустить в ход. Впрочем, в ограниченном пространстве скорее всего понадобится нож…

В развалины я вошла первой. Пусть наше с Генрихом соглашение действовало только до храма – тут возникла форс-мажорная ситуация, и он все еще оставался под моей защитой. С сомнением покосившись на просевший свод (будем верить, что удержавшееся за прошлые месяцы удержится и впредь), пересекла то, что некогда было святилищем бога смерти, и оказалась возле двери, ведущей в левое крыло. Причем дверь, грубо сколоченная из обломков досок, была подвешена криво и совсем не соответствовала здешней архитектуре. Генрих прав – кто-то уцелел и постарался, как умел, обезопасить свое жилище.

Умел он плохо. Я просунула лезвие между досками и отодвинула самодельную задвижку. И мы с Генрихом ступили в узкий темный коридор, уходивший неизвестно куда.

Здание определенно казалось изнутри больше, чем снаружи. Я понимала, что эти шутки выкидывает темнота, и все же было не по себе. Здесь было много помещений. Очень. И они пустовали. Но мы знали, что в храме есть обитатель. Или обитатели?

Держа оружие наготове, я кралась по коридору, прислушиваясь, присматриваясь на поворотах, не затаился ли кто во внутренних покоях. И едва не отшатнулась, когда из-за тяжелой занавески на меня глянули большие бледные глаза.

– Извините, пожалуйста, вы, случайно, не зомби? – вежливо спросил обладатель глаз.

– Командировочная я! – от удивления я, пожалуй, чрезмерно повысила голос.

Навстречу мне выступил невысокий человек средних лет, бледный, преждевременно облысевший, в потрепанной рясе.

– Позвольте представиться. Я – смиренный брат Теодолит, служитель храма Края… единственный уцелевший.

– Очень приятно. То есть приятно, что вы служитель, а не что вы – единственный. Меня зовут Этель. А вот этот парень – Бедный Генрих, он вампир.

– Вампир! – брат Теодолит искренне обрадовался. – Как замечательно! В нашем храме всегда с особым интересом относились к вампирам…