Интересно, каково это — жить почти целую вечность?»
Шмыгая среди бутылок, Масклин нашел несколько пакетов с какими-то неровной формы шариками, чуть меньше, чем его кулак. Провертел ножом дырку в бумажном пакете и вытащил один шарик.
Это был орешек, соленый арахис. Ну что ж, лиха беда начало.
Масклин уже схватил пакет, когда к полке, где он стоял, протянулась рука.
Рука была так близко, что он мог бы до нее дотронуться.
Рука была так близко, что могла бы притронуться к нему.
Крашенные алым лаком ногти медленно сомкнулись на другом пакете с орехами и унесли его.
Только позднее Масклин осознал, что женщина, раздававшая еду, не могла его видеть. Она просто нагнулась и протянула руку к полке, где, как она знала, лежали орехи. Она и не подозревала о том, что среди орехов притаился ном.
Но все это он сообразил потом. А в тот миг, когда человеческая рука почти коснулась его волос, его охватил безудержный страх. Разбежавшись, Масклин спрыгнул с тележки, перекатился по ковру и юркнул под ближайшее кресло.
Но ждать, пока восстановится дыхание, он не стал. Опыт научил его: останавливаться, чтобы отдышаться, опасно, не успеешь оглянуться — и ты уже попался. Он бежал от кресла к креслу, ловко лавируя между гигантскими ногами, сброшенными ботинками и туфлями, газетами и сумками. Бежал со скоростью, необычной даже для номов, превратившись в маленькое смутное пятнышко. Добежав до отверстия за занавеской, он, не останавливаясь, прыгнул в него.
— Орешек? — сказал Ангало. — На троих? Да тут и на один укус не хватит.
— Что же ты предлагаешь? — с горечью спросил Масклин. — Подойти к этой женщине, что раздает еду, и сказать, что тут в дыре прячутся три голодных человечка?
Ангало вытаращил на него глаза. К этому времени Масклин уже успел отдышаться, но его лицо было все еще багрового цвета.
— А почему бы и не попытаться? — сказал Ангало.
— Что?
— Представь себе, что ты человек. Ожидал бы ты увидеть номов в самолете?
— Нет, конечно…
— Бьюсь об заклад, ты бы просто глаза вытаращил, если бы вдруг их увидел!
— Уж не хочешь ли ты предложить, чтобы мы показались людям? — встревожился Гердер. — Ты же знаешь, мы никогда этого не делали.
— Я чуть было не попался сейчас, — сказал Масклин. — И у меня нет никакой охоты рисковать вновь.
— Стало быть, ты предпочитаешь умереть с голоду? На одном орехе мы недолго протянем.
Гердер жадно уставился на кусочек ореха в руке. Само собой, в Универсальном Магазине номам доводилось есть орехи. Во время Рождественской ярмарки Продовольственный отдел просто ломился от еды, которой обычно не бывает в другие времена года. Орехи тогда шли у номов на десерт. Как закуска перед обедом орехи, конечно, тоже недурны. Но ведь нужен и сам обед.
— И как мы поступим? — устало спросил он.
Одна из бортпроводниц снимала подносы с полки, когда что-то шевельнулось над ней. Медленно подняв голову, она увидела маленького черного человечка.
Он затыкал крошечными мизинцами свои ушки, угрожающе махал всеми остальными пальцами и высовывал язычок.
— Тррррр! — вопил Гердер.
Поднос с грохотом упал на пол. Женщина издала протяжный крик, оглушительный, точно сирена в тумане, поднесла руки ко рту и попятилась. Затем медленно, как спиленное дерево перед падением, повернулась и выбежала за занавеску.
Когда женщина вернулась с другой проводницей, человечек уже исчез.
А с ним и большая часть еды.
— Не помню, когда я в последний раз лакомился копченой лососинкой, — блаженно облизываясь, сказал Гердер.
Ангало, давясь, пробормотал что-то невнятное.
— Разве воспитанному ному пристало так есть лососину? — сурово произнес Гердер. — Разве пристало засовывать в рот кусок целиком и откусывать, что не влезло? Что подумали бы другие, если бы увидели тебя?
— Ждеш-шь… нннет… других, — промямлил Ангало с набитым ртом. — Только… ты… и… Машклин.
Масклин надрезал пакет с молоком; пакет был высотой почти с него самого.
— Неплохо, — сказал Гердер. — Натуральные продукты из пакетов и консервов. Уж с них-то не надо счищать грязь, как приходилось делать в каменоломне. К тому же здесь уютно и тепло. Лучший способ путешествовать. Никто из вас не хочет этой, с позволения сказать, — он неуверенно ткнул в блюдо, — еды?
Масклин и Ангало покачали головами.
На блюде лежало что-то сверкающе-розовое и зыбкое, с вишенкой сверху; и, странное дело, оно вызывало к себе непреодолимое отвращение; казалось, даже после недельной голодовки вы не польстились бы на него.
— И как оно на вкус? — поинтересовался Масклин, когда Гердер набрал в горсть неведомого кушанья и отправил его в рот.
— Розовое note 3 , — ответил Гердер.
— Кто-нибудь хочет еще орех? — спросил Ангало, ухмыляясь. — Нет? Так что, выбросить его?
— Нет, — сказал Масклин. А когда они на него оглянулись, добавил: — Извини. Я думаю, ты не должен так поступать. Хорошую еду нельзя выбрасывать, это расточительство.
— Это просто безнравственно, — решительно поддержал его Гердер.
— Ммм! Не знаю, безнравственно или нет, — сказал Масклин, — но, во всяком случае, глупо. Убери это в свой пакет. Кто знает, может, еще понадобится.
Ангало потянулся и зевнул.
— Хорошо бы умыться.
— Не вижу воды, — сказал Масклин. — Возможно, тут и есть где-нибудь раковина, но я не знаю, где ее искать. Наверное, в уборной.
— Что до уборной… — начал Ангало.
— То она с другого конца трубы, — сказал Гердер.
— И держись подальше от проводов, — предупредил кубик.
Ангало озадаченно кивнул и уполз во тьму.
Гердер тоже зевнул и потянулся.
— Надеюсь, эти женщины не будут нас искать, — сказал он.
— Не думаю, — ответил Масклин. — Когда мы жили в Снаружном мире, еще до переселения в Магазин, мы иногда сталкивались с людьми, но даже если они и видели нас, то не верили своим глазам. Они никогда не установили бы этих странных статуэток в садах, если бы видели настоящего нома.
Гердер вытащил из-под рясы портрет Внука Ричарда. Даже в тусклом освещении Масклин узнал человека, сидевшего в кресле. Конечно, газетная фотография была помята и состояла из сотен крохотных точек, и все же сходство было разительное.