На экзамен еще не заносило. Так мне и надо! Ладно, чего там дальше про правый уклон? Самое время брать управление на себя, я-прежний, меньший братец, поскучай пока!

– Дело, конечно, не правом уклоне, Аркадий Исаакович. Да и уклона-то никакого не было.

Хулиганить и безобразничать при Погружении не принято – даже у тех, кто окончательно впал в «сонный уклон» (уж точно уклон, куда там Коле Бухарину!). В любом случае получать за экзамене «хор.» вместо заслуженного «отл.» ни к чему. Но и повторять чушь из старого учебника не хочется. Профессор меня за попку-дурака не почитал, так что вполне можно высказаться.

Аркадий Исаакович до сих пор жив и здоров, что во всех отношениях приятно. Трудно разговаривать с покойниками. Но и он хорош – нагружал нас, бедных доверчивых студентов, чушью про любовь народа к партии.

– «Военная тревога» 1927 года показала, что РККА практически небоеспособна. Отсюда все подобные, извините, Аркадий Исаакович, телодвижения. Обвинять лично Сталина не имеет смысла, ведь даже Чаянов, на что либерал и мужиколюб, предлагал самые решительные меры. Этим объясняется и форсирование темпов индустриализации. Иное дело не рассчитали – слегка. Товарищу Кржижановскому песни бы писать, а не планированием заниматься!

И вдруг я понимаю, что уже не сижу – красуюсь возле окна в привычной стойке лектора, в левой руке – несуществующие очки, которыми (есть грех!) злоупотребляю в качестве реквизита. Тон и голос – соответствующие. Коллеги-студенты за партами уже поднимают головы… Эге! Осторожнее надо, не то брякну привычное: «Да-с, молодые люди, учебник читать надо! А вы, на последней парте, э-э-э, Хвостиков, не списывайте!»

…Юра Хвостиков, хороший парень со смешной фамилией. Этот уж точно покойник, умер лет восемь назад. Кажется, печень.

– А что касаемо, хе-хе, правого уклона, то история вышла вообще смешная. Перед съездом Сталин и Бухарин помирились, Горький поспособствовал…

Ах, черт! «Хе-хе» – совсем ни к чему. А вообще-то лихо! 1978 год, Погружение на… двадцать шесть лет! Личный рекорд. И почти полный контроль, что тоже невероятно.

– …Вот Коба и отправил друга Колю в горы – альпинизм поднимать. А бедняга Рыков отдувался на съезде за двоих. Били сильно.

Хвостиков, рядом – Лена Токаренко, чуть дальше… Не помню, mea culpa!

…Борисова, Яковлев, Таня Крутицкая.

Молодец, я-прежний, братец мой меньшой, подсказывай и дальше!

– Ну-ну!

Аркадий Исаакович, кажется, не удивился, если и да, то не слишком сильно. Меня всегда почитали на факультете несколько экстравагантным. На семинарах всегда именовал Троцкого исключительно по имени-отчеству, приносил из дому старые издания «ВКП(б) в резолюциях», Грушевского с Винниченко поминал. Либеральные стояли времена, а еще говорят: «застой, застой!».

А вот на работу после пятого курса не взяли. И правильно, нечего умничать!

– Что там был за вопрос с «милитаристским уклоном» в ВКП(б)?

Это мне за наглость. В «сером» учебнике Пономарева про «уклон» – ни слова, даже в справочниках он лишь упоминается.

Значит, «ну-ну», Аркадий Исаакович? Ну-ну – два раза!

– Письмо Тухачевского к Сталину с программой модернизации РККА. К тому времени стало ясно, что прежняя программа Уборевича, хоть и немцами составленная, неудачна. Тухачевский попытался перехватить инициативу…

А если спросит, откуда сие ведомо? Оттуда! Скажу – статья маршала Бирюзова в «Вестнике военной истории» за 1964-й. Не побежит ведь Аркадий Исаакович в библиотеку!

– …Сталин вначале возмутился, отсюда и «милитаристский уклон» на съезде. Но уже через два дня написал Тухачевскому письмо с извинениями. Программа была, конечно, еще та. Пятьдесят тысяч танков за пятилетку, когда реально выпустили еле-еле пятьсот. И те, извините, калеки вроде «МС»…

Кажется, «отл.» мне уже обеспечен – как и было в реальности. Если, конечно, профессор в Первый отдел не помчится. Едва ли, истфак все-таки!

А что было – будет – дальше? Именно в такие минуты понимаешь, что память – штука абсолютно ненадежная.

Хельги ждала в коридоре, листая общую тетрадь в красной клеенчатой обложке. Конспект? Но ведь она уже, кажется, получила свой «отл.»?

– Привет!

– Привет, Эликен!

Близоруко сощурилась (очки она наденет через пару лет), улыбнулась.

– Пятерка, конечно? Ну, пойдем!

29.

10 августа 1901 года молодые девушки Энни Моберли и Элинор Джордан (Журден) во время посещения садов Малого Трианона (Версаль, Франция) неожиданно для себя заметили необычную перемену в окружающей обстановке и принялись с удивлением разглядывать людей и ландшафт явно из другой исторической эпохи. Путешественницы обратили внимание на то, что все окружающие одеты в костюмы времен Марии-Антуанетты. Позже, после столь же чудесного и непонятного их возвращения в родной XX век, историки по описаниям уточнили наблюдаемое девушками время – период с 1770 по 1774 годы.

30.

Согласно теории струн, все микрочастицы образованы замкнутыми в петли крохотными струнами и находятся под чудовищным натяжением в сотни миллионов тонн. Их толщина гораздо меньше размеров атома, однако колоссальная гравитационная сила, с которой они воздействуют на объекты, попадающие в зону их влияния, разгоняет их до колоссальной скорости. Совмещение струн или соположение струны и чёрной дыры способно создать закрытый коридор с искривлённым пространственно-временным континуумом, который и мог бы использоваться для путешествия во Времени.

Теоретическую возможность подобных путешествий обосновывают в своих работах известные специалисты по квантовой физике Эдвард Уокер, Джек Саргати, Юджин Уингер и Чарльз Мьюзес.

– Что скажешь, Эликен?

– Подумаю.

– На тебя не похоже.

Солнце, солнце, солнце… При Погружениях ясно чувствуешь, что в прежние времена оно и вправду светило ярче. И небо было выше, и воздух слаще. Все привычное, все родное! Резная листва на знакомых деревьях, ровные чистые аллеи, полузабытые киоски с газированной водой (чистая – копейка, с сиропом – четыре). Парк имени Шевченко… Вот и дуб-ветеран, ему за триста, пока еще зеленеет, бедняга, но крона уже мертва.

– Все думаешь?

– Думаю и думаю.

Но труднее всего привыкать к себе самому. Лишнего веса за эти годы не набрал, но двигаться теперь куда легче. Не идешь – летишь. На зубах – ни одной коронки, непривычно. И чуб на голове пока еще проблема, девать некуда, а лицо странно голое, ни бороды, ни усов. Какая борода на военной кафедре?

Часы на руке… Привет, пластмасска, молотком деланная! И я такое носил? Стоп, Время! Не засек, забыл. Сейчас 11.23, экзамен шел минут десять, не дольше…

– Двадцать шесть лет и полтора месяца, контроль и управление – процентов восемьдесят, даже больше, опыт длится около получаса.

– Звучит серьезно.

С Хельги во время Погружений мы не встречались. И не могли. Той – этой! – осенью, далекой осенью 1978-го, она уедет в Москву, потом – за границу. Двадцать шесть лет! Шура прав, новые таблетки того стоят. Главное, остаешься самим собой, не чувствуешь себя космонавтом в чужом теле-скафандре.

На Сумской, как и всегда, людно. Улица почти не изменилась, разве что иномарок нет, и витрины забыто-советские, как в старых кинофильмах. Но такое я уже видел и еще увижу, Погружение, скажем, лет на пятнадцать – не проблема. А вот Хельги могу больше не встретить – двадцатилетнюю, еще не носившую нелепые очки в золотой оправе, легкую, почти невесомую в своих белых туфельках на высоком каблуке. Сейчас я провожу ее домой, мы зайдем в подъезд знакомого дома на Донец-Захаржевского…