«С вами было приятно иметь дело», – услышал он.

Он дал указания своим юристам заплатить всем служащим компании «Блэк» шестимесячное выходное пособие, а потом ликвидировать все активы фирмы. Его состояние было так велико, что, даже когда все счета были оплачены, у него оставалось еще несколько миллионов.

– Через несколько дней после гибели Кэтрин, – сказал Этан, – я отправился на берег Ист-Ривер, где она очень любила гулять. Она любила бегать по набережной, иногда останавливаясь у площадки для выгула собак, чтобы понаблюдать, как огромные псы с удовольствием носятся за пластиковой «летающей тарелкой», она любила передохнуть среди загорающих на маленьких лужайках и полюбоваться Рузвельт-Айлендом, где жила раньше. Я ходил по набережной до позднего вечера, я смотрел на небо, на луну, полюбоваться которой она выходила каждый вечер, и, в конце концов, сказал: «Прости меня, Кэтрин. Прости меня. Я любил тебя, я любил нашего ребенка. Прости, что не смог защитить тебя». Потом я, взобравшись на ограждение набережной, хотел уже броситься вниз, но в этот момент твой отец схватил меня за руку. – Аманда вновь охнула:

– Мой отец? Мой отец остановил тебя? – Этан кивнул:

– Он схватил меня за руку и сказал: «Боже правый! Вы ведь Этан Блэк!» Я обернулся к нему и понял, что передо мной известный Уильям Седжуик, которого считали одним из самых честолюбивых бизнесменов Америки. Я не был знаком с ним лично, поскольку наши пути не пересекались, но мы слышали друг о друге. Из «Новостей» Уильям узнал об убийстве. Он сказал, что все понимает, но, тем не менее, предлагает мне прогуляться с ним. Сам не знаю почему, но я согласился. Уильям как-то сразу понял, что в смерти жены я виню себя, мы бродили по набережной, он говорил, а я, к своему удивлению, слушал, и его слова буквально врачевали мне душу. После той прогулки я отправился домой и упаковал вещи. На следующий день я уехал в Мэн и там построил себе дом.

Аманда пристально смотрела на него.

– И что же мой отец говорил тебе?

– Он говорил, что, если я покончу с собой, это будет оскорблением памяти Кэтрин. Он говорил, что самоубийство – это самый легкий выход, а он не сомневается, что, поскольку Этан Блэк никогда не искал легких путей, ему поздно так поступать. Еще он сказал, что мой долг перед Кэтрин – продолжать жить, каждый день вспоминая, кем я был и что совершил. Такая жизнь и станет для меня искупительным наказанием.

– Боже, – сказала Аманда, – он не позволил тебе совершить самоубийство, чтобы заставить чувствовать себя еще более виноватым?

Этан кивнул:

– Я заслужил это. Он говорил мне о том, что я должен открыто взять на себя ответственность. Ощутить последствия, а не бежать от них. Он сказал, что один из лучших способов ощутить и прочувствовать свою вину – это пожить в уединении, там, где только земля и небо, построить там домик на берегу и жить, пока не придет время.

– Какое время? Для чего? – Этан пожал плечами:

– Не знаю. За эти три года я не отходил от своего дома дальше, чем на десять миль. До получения письма. До тебя.

– А почему именно Мэн? – спросила она.

– Он предложил это место. Сказал, что там есть все, что мне нужно. И это действительно так. В Мэне, там, где я живу, только земля и небо, лес и вода. Домов немного, и они расположены далеко друг от друга. Мой ближайший сосед живет в четверти мили от меня.

– Странно представить, что мой отец рассуждает о чувствах, об ответственности, об уважении к людям, – сказала Аманда.

Этан посмотрел на портрет:

– Тем не менее, эти слова и чувства шли из глубины его души. Понимаешь, это трудно понять, но, возможно, он держался в стороне от тебя и твоих сестер потому, что не чувствовал себя достойным вас. Я об этом очень много думал. О том, что назло моему отцу я работал всю свою жизнь, чтобы, если он вдруг появится, показать ему все, чего я достиг своими собственными силами, без его долбаной помощи, и после этого послать его к черту. Но, Аманда, пойми, это же противоестественно и порождено горечью, печалью и всевозможными комплексами, которые сплелись в совершенно невообразимый клубок.

– Думаю, я понимаю, что ты хочешь сказать.

Он посмотрел на нее, потом протянул руку и заправил прядь шелковистых волос ей за ухо.

– Ты такая красивая и мягкая. У тебя не только нежная кожа, но и нежная, чистая душа, Аманда.

– Я пытаюсь делать все, что могу, – сказала она. Он кивнул:

– Должен сказать, у тебя это прекрасно получается.

Он наклонился к ней, спрятал свое лицо в ее ладонях, и мягкость кожи, которую он ощутил своей жесткой щекой, ослабила узел, свившийся в его груди. Легко потянув ее за руку, он привлек Аманду к себе, потом поцеловал ее, не в силах устоять перед искушением.

Если бы она не застонала едва слышно, возможно, он смог бы подняться и уйти, пойти наверх, пойти вниз – куда угодно. Но она ответила на его поцелуй, Этан ощутил, как ее груди прижались к его груди, и уйти он уже никак не мог.

Его руки скользнули под ее тонкий свитер, потом он стянул его, быстро расстегнул замочек бюстгальтера и уткнулся носом в ложбинку, лаская пальцами нежную кожу сосков, потом коснулся затвердевших пуговок языком. Охваченная желанием, Аманда выгнулась. Расстегнув ее брюки, Этан стянул их на бедра, лаская руками ее живот и бедра, потом его ладонь скользнула у нее между ног, затем опять вернулась к животу и груди.

Она застонала и еще сильнее выгнула спину. Увидев ее кружевные белые трусики, Этан тоже застонал, одним движением сорвал с себя рубашку, потом выдернул ремень и расстегнул джинсы.

Мгновение спустя они лежали совершенно обнаженные, чувствуя кожу друг друга. Он накрыл ее своим телом, в то время как его руки ласкали ее грудь, массировали, поглаживали, исследовали.

– Я хочу почувствовать тебя внутри, – прошептала Аманда.

Он нащупал бумажники, найдя маленький пакетик, быстро надел презерватив, через мгновение он уже вошел в нее. Она гладила его спину, волосы, прижималась к нему, потом из ее груди вырвался глухой стон, глаза закрылись, тело задрожало, принимая волну оргазма. Его руки были на ее грудях, губы на ее губах, он толчками входил в нее снова и снова, потом взорвался и, тяжело дыша, в изнеможении распластался рядом.

– Я не могу устоять перед тобой, – прошептал он ей на ухо, и она улыбнулась, прикрыв глаза.

Этан, лежа рядом с ней, тоже закрыл глаза, осознавая, что впервые за долгое время ни о чем не думает, а только чувствует. И Аманде с ним хорошо. Очень хорошо.

– Этан, я просто хочу, чтобы ты знал, как я ценю, что ты рассказал мне о своем прошлом, – сказала Аманда, поглаживая его плечи. – Я понимаю, что тебе, должно быть, было очень трудно говорить об этом.

Он кивнул:

– Давай не будем возвращаться к нашему разговору, давай просто полежим, ладно?

– Ты тот еще типчик, Этан Блэк.

Он снова закрыл глаза. Где-то далеко раздалась трель дверного звонка. Этан резко поднялся:

– Кто бы это мог быть, черт возьми?

Она тоже села, натянула свитер, надела брюки.

– Я никого не жду.

Он быстро оделся и провел рукой по волосам.

– Нам следует открыть.

Когда Аманда открыла дверь, он сразу же пожалел о своих словах. На пороге стоял Пол Суинвуд с букетом красных тюльпанов.

– Не мог не зайти, хотелось увидеть тебя и вручить это, – сказал Пол, протягивая ей букет.

– Спасибо, Пол, очень красивые, – сказала Аманда. Этан заметил, что она не отошла в сторону, чтобы впустить его.

Пол, по-видимому, тоже это заметил.

– Я надеялся, что ты позволишь мне зайти на несколько минут повидать Томми.

– Он крепко спит, – ответила Аманда. – Наверное, проспит еще не меньше часа. Может быть, в другой раз?

Пол вытянул шею и встретился взглядом с Этаном, а потом Этан увидел, что Пол пристально смотрит на диван.

Белые трусики Аманды лежали на диванной подушке. Порозовевшие щеки Аманды, ее разметавшиеся волосы и запах секса в комнате – Полу нетрудно будет сообразить, что к чему.