— Привет Робин! О чем задумался? — Оле нес два ведра с чем-то голубоватым. — Кому тут ведра сдать?

— Давай я отнесу, — поспешно предложил чернокожий полисмен.

— У меня, что руки отвалятся, еще два шага их пронести? — удивился щвед. Робин показал куда нести, размышляя как объяснить, что белому не пристало подносить ведра темнокожим женщинам. А объяснить придется, иначе быть беде. Оле поболтал пальцем в ведре, взбивая пену, и объяснил, что этим надо мыть, а вот смывать не надо, высохнет и ладно. Улыбнулся женщинам и повернулся к сержанту.

— Робин, ребята уже притащили из того паба оладий и кленового сиропа, и пирогов каких-то. Пошли завтракать, пока горячее.

Подхватил растерявшегося мужчину под руку, и потащил за собой, не заметив изумления, с которым переглянулись уборщицы.

Робин ел, слушая восторженные вздохи сотрапезников, но сам не чувствовал вкуса пирогов, он смотрел. На белоснежную, без единого пятна скатерть. Такую же чистую, даже там, где она касалась пола занавесь, прячущую кровати, блестящую посуду и чувствовал, пробивающийся сквозь запахи еды, еще какой-то легкий и свежий аромат. Сержант принюхался, пахло немного хвоей, скошенной травой, и яблоками! Это было неправильно. В палатке где живут семеро мужчин, должно пахнуть по-другому.

— Робин! — сержант очнулся и понял, что его «задумчивость» не осталась не замеченной. — Что, не так? Ты чего принюхиваешься.

— Все не так, — бывший полицейский вздохнул и попытался объяснить. — У меня есть друзья среди белых, мы можем посидеть за кружкой пива в пабе, поговорить, но за стол в своем доме меня не пригласят.

— Мы тут не все лилейно белые, если ты не заметил, — попыталась возразить Марья.

— Но ведра с водой, чернокожим уборщицам принес именно белый, — отмел возражение Робин, подумал секунду и добавил. — Лилейно.

— А, я виноват, что зимой выцветаю?! — вдруг возмутился Оле и вдруг напустился на сержанта с какой-то детской обидой. — Ну, конечно, ты-то к весне на линялую моль, не похож!

— Оле, если ты так уж переживаешь, сходи в солярий, — Ло был изумлен реакцией шведа. — Или пару капсул загарного пигмента проглоти.

— А я натуропат и признаю только натуральный загар!

— Оле, солнышко, Даян тебя круглый год обожает, ты не переживай! — внесла свою лепту в обсуждение вопроса Марья.

Робин переводил взгляд с одного лица на другое

— «Скорбный дом, как есть скорбный дом, — подумал он и потряс головой. — Это они серьезно, или надо мной издеваются?!»

Ло похлопал ладонью по столу, призывая к вниманию, и все собравшиеся, как ни в чем не бывало уставились на Робина, ожидая продолжения. Сержант вздохнул и постарался коротко и четко перечислить, что, когда и как было сделано и сказано не по правилам.

— Тут в цирке, это не страшно — цирковых, удивить сложно, но вне этого двора…

— Вне этого двора, мы изо всех сил стараемся соответствовать, — усмехнулась Марья.

— Не совсем. Людей услужающих, например, аристократы и богачи не видят, они пустое место. А вы подавальщице в пабе улыбаетесь и спасибо говорите…

— Но она, же работает, нас обслуживает! — возмутилась Эни. — За что ее презирать?!

— Вот, в этом все дело, для вас любая работа достойна, даже если это циркач…

— А что циркачи? — тут уж возмутились все. — Пусть попробуют хоть одно представление отыграть, а потом фыркают, снобы несчастные!

— Ооо, — сержант пришел в отчаяние. — Да кто вы, в конце концов?

— Робин, — Ло был предельно серьезен. — Как только мы с вами встретились, мы поняли, что столкнулись с очень умным человеком.

— Тогда вы исключение, все остальные видят черного, тупого громилу с уродливой мордой.

Марья хмыкнула, еще один с комплексами…

— Но, мы вас тоже недооценили, — признался командир. — Не подумали, что за пару дней вы нас так лихо вычислите.

— По-моему, мы перешли на ты. Кстати, общение на «ты», относится к той же странности. Со мной как с наемным работником, никто церемониться не должен. Но вот в отношении вас — миссис Марья и мистер Николас и ни как более.

— Ну, раз так положено… — Марья скривилась. — Давай, при чужих, так и обращайся, а как из города выедем, так и станем все циркачами. О том кто мы да откуда, давай попозже это долгая история. А пока, что назначаем тебя советником, по этикету.

— Женщине не прилично высказываться в компании мужчин, если ей не задали вопроса, это позорит ее мужа, — тут же выдал Робин. — Женщина должна быть молчаливой и скромной.

— О какое чудненькое правило! — возрадовался «муж».

— Не дождешься. Мебелью работать не нанималась. В тебе всегда проглядывали замашки, домашнего тирана, — Марья обличительно ткнула пальцем в сторону Ника. — Поэтому для искоренения дурных наклонностей, посуду, сейчас моешь ты!

Робин ожидал, что уж теперь женщину поставят на место, но услышал только веселый смех окружающих.

— Оле, сходи забери ведра, — продолжила выдавать указания Марья. — Там, наверное, пора сменить мойку.

— Ведра, пойду забирать я, — со вздохом возразил ей сержант. — Не нужно, что бы мама Иду рассказывала вечером за ужином, всему семейству, что белый таскал им воду!

— Ну и ладно, кто спорит?! — женщина обернулась к подросткам. — Пошли искать костюм для Эни.

Воду действительно, пришлось сменить, забирая ведра, Робин заметил, с каким уважением на него смотрит пожилая негритянка. А ее дочери изо всех сил строят глазки. В передней части палатки было пусто, только из-за занавески раздавался плеск воды. Робин кашлянул, сообщая о своем приходе, и получил приглашение проходить. За занавеской стояли четыре аккуратно застеленных кровати и сундук для одежды. Гора каких-то ящиков пряталась под большим брезентом. Сбоку открытый проем, со свисающим полотнищем, им явно при необходимости закрывали вход в маленьком помещении.

Там, освещенный падающим из верхнего оконца светом стоял мистер Николас, в рубашке с закатанными рукавами, и плескался в открытом сундуке. Рядом с мужчиной на стуле горкой возвышалась уже вымытая посуда. Ник молча, зачерпнул воды из оригинальной емкости, сыпанул в ведра чего-то голубого и выдал полную тару обратно несуну.

— Мыть посуду обязана женщина, — убежденно заявил Робин, желая выказать поддержку оскорбленному, как он считал мужчине.

— Это еще почему? — слегка приподнял бровь Ник, при этом он не выглядел ни обиженным, ни оскорбленным.

— По тому, что женщина должно делать женскую работу, — полисмен был слегка обескуражен. — Потому что она не способна заниматься мужской работой.

— Должен тебя огорчить, но у нас женщина может заниматься всем, чем пожелает. С Марьей мы учились вместе, и закончили академию первым и вторым номером в выпуске. И она отстала от меня всего на пару балов. А Оле если уж говорить об успехах в учебе был пятнадцатым. Так, что содержание мозгов не зависит от того, в чьей голове они находятся в мужской, или женской.

Профессор полюбовался на собеседника, и хлопнул его по спине, выводя из столбняка.

— Но женщины слабые…

— Ты уверен? Хочешь, поспорим? Попробуй выполнить все дела по содержанию дома и семьи и вечером ты будешь лежать трупом. Ведра отнеси, девушки ждут!

Давно цирк не видел такой бурной деятельности. На манеже играл свое первое попурри на тему старой роке-н-рольной песенки, об оранжевом галстуке и африканском рассвете человек оркестр Изя. Двойняшки танцевали, и их энтузиазму, совершенно не мешало, лажание музыканта в особо крутых пассажах. Во дворе, под руководством, Федора, Оле и Робин, принимали живописные позы, с поднятыми над головой гирями. Мускулатура при этом вырисовывалась весьма впечатляющая. Танцовщица Ая, кружилась в танце, восторженно косясь на трепещущий щелк. Несмотря на значительное улучшение, Ло категорически запретил ей гримировать лицо, а Люсиль предложила сшить легкую маску. Швейная машинка, установленная в отмытом фургоне, стучала как старинный пулемет. Хотя для кого старинный, а для кого и последнее слово военной техники. Подгонка костюмов шла полным ходом. В соседний фургон, переехал «цех» по изготовлению попкорна. Постояв у горячей печки полчаса Марья, плюнув на конспирацию, перетащила печь из палатки ходоков. Поколебалась немного, отключила имитацию огня и выставила оптимальную температуру рабочего стола. На восторженный вопрос Зары, как оно работает, честно призналась, что никогда не интересовалась этим вопросом. Да и зачем забивать голову не нужными знаниями? Цыганка с готовностью согласилась с данным тезисом вспомнив, что и сама не особо интересовалась устройством керосиновой лампы. А уж откуда берется яркий электрический свет в стеклянной лампочке было и вовсе тайной за семью печатями. В облюбованном клоунами углу, что-то шили, получив пару консультаций у Люсиль, однако при попытке узнать, что же там затевается, быстро прятали «рукоделие». Мара, усердно помогала сестре крутить ручку машинки. Было видно, что девочка делает это не впервые, так слаженно работали сестры. Конечно, на улице было куда интересней! Чего стоило построение собак, проводимое Неваськой. Почему собаки бояться кота, до дрожи в хвостах, девочка не задумывалась. Но смотреть, как они по глухому командному няву становятся на задние лапы и начинают кружиться, было очень весело. И совсем не понятно, почему тетя Марья поймала Невса за ухо и ругала, потрясая перед носом у кота пальцем. Репетиции прервало появление трех всадников, Сонк, Федор и Алекс, пригнали коней. Марья, глядя на коней забыла, о построении Невса в три ряда, — таких красавцев живьем, она еще не видела. Не очень высокие, гнедые с большими белыми подпалинами по задним ногам и груди. С густейшими белыми хвостами и гривами, в которых струились каштановые пряди. А на ногах начиная от сустава, расходились метелки белых волос, почти полностью закрывающие копыта, видимо те самые фризы. Кони отличались только наличием у одного темной прядки в челке. Марья подошла именно к нему, обняла за шею и начала гладить. Конь с четко обозначенным на морде удивлением, обернулся посмотреть, кто это с разгона кинулся к нему обниматься. Женщина обернулась к Сонку и просительно посмотрела на индейца. Тот порылся в карманах достал морковку.