— Ну, а Гайдамачиха что? — не сдержав любопытства, спросил Антон.

— А Гайдамачиха в ту пору совсем малой была, лет семнадцати, не боле. Когда следователь стал ее допрашивать, прижала пацаненка, задрожала вся. «Муж, — грит, — купил у приказчиков ящик посуды вместе с той вазой, какую Цыган продавал. С перепугу приказала Скорпиону утопить, потому как боялась, что хуже станет». Больше, сколь следователь ни старался, ни слова из нее вытянуть не смог. А старался он шибко здорово, потому как доводился купцу Кухтерину зятем и от брыльянтов тех ему солидный куш наклевывался. Все лето с полицейскими на лодках по озеру плавал.

— И ничего не нашел?

— Нашел возля острова… лошадиные да человеческие шкелеты. Там же и подводы оказались с побитой посудой, а брыльянты… будто как корова языком слизнула. — Дед Матвей неторопливо налил в блюдце из чашки уже остывший чай, отхлебнул несколько глотков и поставил блюдце на стол. — 'Подразумевали и следователь, и полицмейстер-генерал, будто дело это рук Гайдамакова и Цыгана. На Скорпиона Глухова, опять же, частично грешили, только вот загвоздка: Скорпион плавать не умел. А чтоб, значит, вытащить брыльянты из саней, надо было зимой в прорубь нырять. На такое, скажу тебе, не каждый решится.

— Как звали Цыгана? Фамилия его как?

— В те времена фамилии не больно в почете были. Цыган да и Цыган… Былон в Березовке человеком пришлым, никто его роду-племени не знал.

— А куда он делся из Березовки? — спросил Слава Голубев.

— Сказывали, будто с колчаками умотался.

— Следователь после семнадцатого года еще здесь бывал?

— Этого уже я не видел, потому как сразу после революции хлестался с белогвардейской контрой на разных фронтах и в Березовку заявился только посля полной победы Советской власти. Из разговоров слыхал, будто появлялся кухтеринский зятек, порушил все хозяйство Гайдамачихи и утек, спасая свою шкуру от Красной Армии.

— А правда, что он у нее ребенка украл? — задал вопрос Антон.

Дед Матвей недоуменно поднял брови:

— На кой шут ему ребенок Гайдамачихин сдался?

— Значит, вранье насчет ребенка?

На этот раз дед Матвей долго молчал, царапая бороду. На его лице было такое выражение, как будто он силится что-то вспомнить и никак не может.

— Гайдамачихиного сына одного только знаю, Викентия, какой погиб на Отечественной войне, — наконец заговорил он. — Других детей у нее не видал, хотя, помнится, будто люди языки чесали, что при колчаковцах Лизавета выходила замуж за Цыгана и как будто бы у них сын народился. Куда тот малец делся, если он по правде был, сказать не могу… А собою Лизавета в молодые годы очень даже видная была. Из женских краше ее в Березовке в ту пору никого не водилось, да и в теперешнее время, пожалуй… разве только внучка кузнеца Савелия Терехина малость на нее пошибает.

— А Савелий Терехин не родня Гайдамачихи?

— Эк, едри-е-корень, куда ты шрапнель запузырил! — дед Матвей даже ладонью по столу стукнул. — Савка давней сибирской породы, а Гайдамаковы после Столыпинского указа в Березовке появились. Был слух, будто отставной штабс-капитан Гайдамаков взял молодую красавицу жену из нищенок и, чтоб не унижать свое дворянское звание, мотанул с нею в Сибирь. Насколь достоверно это, ручаться не могу.

— Романтичная история, — с самым серьезным видом проговорил Голубев.

— От этой романтики, по-моему, кровью пахнет, — хмуро обронил Антон, задумчиво разглядывая китайских жар-птиц на фарфоре.

Дед Матвей, допив чай, перевернул опустевшую чашку на блюдце и довольно разгладил бороду.

— Насытился сибирский водохлеб, — сказал он и вдруг обратился к Антону: — Промежду прочим, та чашка, что ты разглядываешь, из кухтеринской посуды. Следователь мне вроде как подарок сделал за то, что ящик из— озера достал. Еще, кажись, с десяток таких было, да уж за давностью времени все побились. Только эта вот и осталась.

— Дай взглянуть, — Голубев протянул к Антону руку, взял у него чашку. С интересом рассматривая яркий, словно только что сделанный рисунок, восхищенно произнес: — Вот краски!.. А мастерство?…

— Тонкая работа, — согласился Антон, поднимаясь из-за стола. — Может, сходим на озеро, а? Авось, шальной окунишка клюнет.

— Обязательно, — с готовностью согласился Слава.

Когда проходили мимо «Сельмага», Антон еще издали увидел на двери тетрадный листок. Объявление бабки Гайдамачихи висело на месте.

В воскресный вечер, когда Антон со Славой собирались на озеро провести последнюю зорьку, к Бирюковым неожиданно заявился Торчков. Вызвав Антона во двор, он долго покашливал и наконец смущенно, словно просил об одолжении, заговорил:

— Баба, Игнатьич, всю шею перепилила. Билет-то, понимаешь, лотерейный ее был. На день рожденья товарки ей преподнесли тот подарок и одних неприятностев мне наделали, залягай их кобыла хвостом. Который день уже женка проходу не дает: выкладывай, понимаешь, ей книжку — и баста!..

— Какую книжку? — не понял Антон.

— Не букварь, конечно же. Сберегательную… А игде это я сберегательную книжку возьму, кады меня до единой копейки в райцентре обчистили, — Торчков поморщился. — По моей натуре дак сгори они синим пламенем, эти деньги. А баба — она ж натурой глупей мужика… Ну и что ты вот будешь с ей делать теперь? Ревет: «С дому выпру! У суд подам!» Никуды она, возможно, и не подаст. А ежели, Игнатьич, подаст?… Суд как жиганет с меня за всю стоимость мотоцикла!.. Я ж тады без штанов останусь… — сплюнул и умоляюще посмотрел на Антона. — Жизня, как говорят, трещину дала. На одного тебя, Игнатьич, надежда. Помоги отыскать деньги. Возьми за горло однорукого заготовителя — это не иначе его, паскуды, дело. Он жа, помню, перед ресторантом сказал: «Давай сюды деньги, буду сам расплачиваться, а то ты, как пить дать, обсчитаешься».

Посокрушавшись еще минут десять, но не добавив, по-существу, ничего нового, Торчков ушел. Едва только за ним захлопнулась калитка, как появилась Галина Терехина. Она была в модно расклешенных брюках и легкой белой кофточке с короткими рукавами. Последний раз Антон видел Галю лет пять назад и сейчас невольно удивился, как она похорошела с той поры. Почему-то вспомнились слова деда Матвея, что внучка кузнеца Савелия красотой похожа на молодую Гайдамачиху.

— Не бойся, не укушу, — заметив удивление Антона, весело проговорила Терехина и подала ему руку.

Антон слегка прикоснулся к ее пальцам, смущаясь, проговорил:

— Тебя прямо-таки не узнать, Галя.

Тонкие брови девушки лукаво дернулись.

— По старинной примете богатой стану или умру скоро, — улыбнувшись, сказала она.

— В твоем ли возрасте о смерти думать?

— А что мой возраст? Двадцать четыре года, — Терехина вздохнула. — Пора, как говорится…

— Лучше о замужестве подумать, — шутливо перебил Антон.

Галя засмеялась;

— Не берет никто.

— Вот уж чему не поверю…

На крыльце появился Слава Голубев в рыбачьей экипировке. За ним, столкнувшись в дверях, вывалились Сергей с Димкой.

— Ты, оказывается, здесь весело время проводишь, а мы тебя ждем, — взглянув на Антона, пошутил Голубев.

— Ой, я задерживаю, Антон… — заторопилась Галя. — Знаешь, о чем пришла тебя просить. Ну, забеги, ради бога, завтра в школу. Тебе Полина Владимировна передавала, для чего это нужно?

— Передавала. Но, к сожалению, завтра, душа винтом, я должен быть с самого утра на работе.

— Антон, умоляю!.. — Галя скрестила на груди руки.

Слава Голубев, обняв мальчишек за плечи и направляясь к калитке, проговорил загробным голосом:

— Мы уходим. Соглашайся, упрямец.

Антон хлопнул его по спине, виновато посмотрел на Галю.

–, Честное слово, не могу.

— Антон… Я уже объявила следопытам. Почти вся школа соберется. Знаешь, у нас активность какая?… — Терехина бесцеремонно взяла Антона под руку. — Я сейчас пойду с тобой на рыбалку и непременно уговорю. Можно?…

— На рыбалку можно, а оставаться на понедельник в Березовке мне нельзя, — пропуская девушку впереди себя через калитку, вздохнул Антон.