– Делай что хочешь, – обреченно сказал я, – но учти…

Что ей нужно учесть, я не придумал и вместо этого махнул рукой.

– А это кто приходил? – спросила девушка, забираясь на кровать.

– Анюта, она теперь сторожит возле дверей! Тебе это понятно?!

– Понятно, – спокойно ответила она. – А какая Анюта Пирогова или Савельева?

– Не знаю, та, что горничная, в которую твой братец влюблен!

– А, значит Пирогова. И что ей нужно?

– Видимо того же что и тебе! – окончательно отказавшись от церемоний, ответил я. – Ты можешь ответить, зачем явилась сюда среди ночи?

– Конечно, могу, я же вам говорила, хотела спросить о брате, – явно не поняв моего раздраженного тона, ответила девушка.

– Вот и Анюта тоже хотела что-то спросить, а я не пустил ее в комнату, – дал я задний ход, не понимая чего тут больше: невинной дурости или раскованности. – А теперь скажи, как ты отсюда выйдешь, если она всю ночь будет стоять под дверью?

Княжна подумала и тотчас все решила:

– А я никуда выходить не буду, посплю тут.

– Тут?! А если нас застукают? Ты представляешь, что будет, если твои родители узнают, что ты ночевала в одной постели с мужчиной?!

– Ничего не будет, скажу, что перепутала комнаты, – спокойно ответила она.

– Ну, блин, вы даете! – только и смог сказать я. – И они поверят?

– Конечно, поверят. Папенька у меня добрый, настоящий ангел, а маменька всегда мою сторону держит. Да вы не бойтесь, я тихо сплю, вы меня и не услышите!

Что мне оставалось делать, когда я даже не смог понять, кто она, наивная дурочка или прожженная авантюристка.

– Хорошо, если так, давай будем спать, – вынуждено согласился я. – Задуть свечу?

– Не нужно, мне без света будет страшно. А вы, Алексей Григорьевич, – впервые назвала она меня по имени, – правда колдун?

– Колдун? – удивился я, начиная понимать, чем моя скромная персона вызвала такой ажиотаж у местного женского населения. – С чего ты решила, что я колдун?

– Ну, так, люди говорят. И маменьку вылечили, и ваш человек рассказывал…

– Какой еще человек? – проигнорировав «маменьку» спросил я. – У меня никаких человеков нет, я сам по себе!

– Как же нет? А тот, что с вами приехал! Он много чего о вас рассказал.

– Вы говорите о крестьянине, что увязался за мной? Он же обычный врун! Я познакомился с ним два дня назад! – сердито сказал я. – Тоже, нашли, кому верить! Я ему завтра все уши оборву!

– Не хотите говорить, не говорите, – обиделась княжна. – Только напрасно, мне можно любую тайну доверить. Вот вы же никому не скажете, что я у вас в комнате ночевала?

– Ясное дело не скажу, – машинально ответил я, с ужасом представляя, сколько турусов на колесах мог нагородить мой философствующий возничий.

– Ну, вот видите! – обрадовалась княжна. – И я умею хранить секреты! Если вы, например, меня поцелуете, я о том никому, до самой смерти не расскажу!

– Зачем мне вас целовать? – осторожно спросил я, начиная опасаться, что так просто наше совместное лежание не кончится. Княжна вблизи оказалась не такой уж некрасивой. Обычная молодая девушка с нежной, правда, очень бледной кожей и грустными глазами.

– Не знаю, зачем мужчины барышень целуют, наверное, вам это нравится, – объяснила она.

Сказав это, княжна Марья приподнялась на подушке и посмотрела мне прямо в глаза. Не могу сказать, что в них была одна только невинная чистота. Глаза смотрели довольно лукаво.

– А вас уже кто-нибудь целовал? – задал я обычный мужской вопрос, машинально, на всякий случай, прощупывая, почву для дальнейших отношений.

Барышня состроила гримасу и уклонилась от прямого ответа:

– Не знаю, кажется, нет.

– Что значит, «кажется»? – искренне удивился я. – Я что-то себе не могу представить человека, который не знает, целовался он или нет!

– Ну, зачем вы так говорите, я, правда, не знаю, – она как-то загадочно улыбнулась, отчего ее лицо стало милым и женственным. – Однажды я спала, а ко мне в комнату вошел Жорж Щербинин.

– Это еще кто такой? – перебил я.

– Вы не знаете Щербининых? Довольно известный род. Конечно, по знатности им далеко до Урусовых… Они к нам приезжали всем семейством, Жорж был тогда кавалерийским юнкером. Интересно где он сейчас?

Я внимательно смотрел на княжну и никак не мог понять, нравится она мне или нет.

– Ну и что сделал Жорж, когда вошел?

– Не знаю, я ведь так и не проснулась, но мне кажется, что он меня поцеловал, – словно вспомнив что-то приятное, отвела взгляд княжна Марья.

– И что вам еще тогда показалось? – перешел я на ее язык. – Вам не показалось, что он еще и прилег рядом с вами?

– Я так крепко спала… Впрочем может быть и прилег. Он такой милый и скромный юноша… Мне так не хотелось просыпаться и его отталкивать… А ведь сон не может быть грехом? Я, правда, на всякий случай, потом свечку Матери Заступнице поставила.

– Понятно, – сказал я, вполне представляя, какой сон ей тогда приснился.

Недаром говорят, что девятнадцатый век был самым ханжеским в обозримой истории. Однако не проснуться, когда рядом с тобой в постели лежит «скромный» юнкер, на мой взгляд, было большим перебором.

– И много еще таких снов тебе снилось? – спросил я, опять переходя на «ты».

– Нет, кажется, всего один тот раз, – ответила она и переменила тему разговора. – А как ты колдуешь?

– Хочешь узнать? – хмуро сказал я. – Раздевайся, покажу!

– Раздеваться? Зачем? – удивилась барышня.

– Так полагается.

– Хорошо, – тотчас согласилась она, единственно, что уточнила, – а совсем раздеться или чепчик можно оставить? Маменька никогда ночью чепчика не снимает, говорит, что черти могут в волосы вцепиться.

– Чепчик можешь оставить, – разрешил я, сам еще не зная, что я буду делать дальше. После рассказа о юнкере Щербинине, мой романтический порыв, сразу пошел на спад.

– Хорошо, я разденусь, – спокойно сказала княжна, встала и действительно сняла через голову ночную рубашку.

Она, как и большинство молодых девушек была «приятной для глаз».

– И что дальше делать? – спросила она стоя рядом с постелью.

– Ложись и закрой глаза, – распорядился я.