Поэтому он в запальчивости крикнул Мельхиору:

— Не может быть, чтобы она предпочла тебя! Не верю! Ты с ней что-то сделал! Не знаю, как ты её обошёл, какой магией повлиял или каким зельем опоил, но не верю, что она ни с того, ни с сего вдруг меня разлюбила. Поэтому отойди, дай нам поговорить. Пусть она сама скажет, что отказывается от меня, без твоего давления.

Слова Ульриха были призваны подействовать на Мельхиора, но неожиданно сильно разозлили Виолу. Она аккуратно сняла со своего плеча руку мага, сделала шаг вперёд и скривив губу, спросила:

— Ты действительно думаешь, что Мельхиор меня околдовал и поэтому я не с тобой, а с ним? Тогда ты гораздо глупее, чем я считала раньше! Вспомни: я купчиха! А купцы тем известны, что знают всему цену и не путают настоящее золото с блестяшками. Хочу только поблагодарить тебя: ты дал мне достаточно времени, чтобы я смогла выбрать и не сделать обычной ошибки всех девиц: погнаться за красивой упаковкой в ущерб содержанию.

Ули засопел: стрела попала в цель. Не то, что он был согасен с оценкой себя как "блестяшки", но вот насчёт времени Виола точно заметила: если бы он в своё время не поддался на чары ведьмы и не отказался от своей любви, то сейчас всё было бы по-другому. С другой стороны, чем это он хуже Мельхиора? Граф хотел возразить и уже открыл было рот, но тут из дома с горьким плачем выбежал Эдмон и бросился к маме. Обхватил её за ноги, прижался, спрятал лицо в складках юбки и горестно провыл:

— Ма, куда ты ушла? Я проснулся, а тебя нет! Я подумал, что меня снова украли! Было так страшно!

Виола моментально выбросила из головы Ули с его претензиями. Обняла сына, запустила сои тонкие пальчики в его растёпанные кудряшки и стала их перебирать, что-то шепча, а когда малыш немного успокоился, села перед ним на корточки и заглянула в глаза:

— Ты испугался, моё солнышко? Ну, прости, я не хотела. Только на минуточку вышла во двор, хотела умыться.

— Почему ты не взяла меня с собой? — плаксиво протянул Эди.

Испуг уже прошёл, но так просто сдаваться другому настроению не хотелось.

— Зайчик мой, ты так сладко спал, мама не хотела тебя будить, — оправдывалась Виола, — но, вижу, это я неправильно поступила. В следующий раз ты пойдёшь со мной. Тогда никто не сможет меня задержать по дороге к моему мальчику.

На последних словах она вскинула полный упрёка взгляд на мужчин. Ули обиженно надулся, Мельхиор хранил полное достоинства спокойствие. Казалось, что продолжения не будет. Сейчас Виола умоет сына и уведёт завтракать, оставив мужчин разбираться без неё. Но тут во двор выбралась неугомонная Эльза. Она следила за происходящим из-за занавески и наконец поняла: её любимого мальчика отвергли. И ради кого? Ради вон того тощего мага? Неправильно это! Да знает ли малыш, что обожаемая мамочка знать не хочет папочку, а спуталась с чужим дядькой?

Она подлетела к Эди с кружкой молока и сладко запела:

— Миленький мой, какой же ты у нас красавчик! Выпей-ка молочка для аппетита, а потом пойдём завтракать. Тётя Эльза таких вкусных сырников тебе нажарила! С мёдом, с вареньем, со сметанкой. Бери за ручку маму, зови папу и пошли!

Если в первый момент Вилька обрадовалась вмешательству тётеньки, то, услышав пассаж про папу, сразу поняла, чью руку держит Эльза, и сильно рассердилась. Но показывать свой гнев не стала. Сказала:

— Да, Эди, скажи тёте Эльзе спасибо и выпей молока, оно парное. Только сначала вымой руки. А потом пойдём завтракать.

Она хотела отвлечь мальчика, но Эдмон был не из тех, кто пропускает важные слова мимо ушей. Он всё отлично уловил и, не обращая внимания на то, что говорила ему Виола, повернулся к Эльзе и с неприязнью произнёс:

— Зачем ты так говоришь? У меня нет никакого папы. У меня только мамочка, дедушка Тео и бабушка Регина. И мне не нужен папа! Я маг!

— Деточка, — опешила добрая женщина, — да что ты такое говоришь?! Как это не нужен папа?! Вот же он стоит и слушает тебя! Знаешь, как ему больно узнать, что родной сын от него отказывается?

С этими словами она указала на Ульриха, который стоял ни жив, ни мёртв, крепко сжимая манжеты рубашки так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Он прекрасно знал, что Эльза на его стороне, и надеялся, что женщина сумеет разыграть эту карту. Если всё у неё получится, то Мельхиор будет ему больше не страшен. Вилька никогда не пойдёт против сына. Он вернётся в Эгон не побитым щенком, а отцом и мужем. Старой грымзе не просто придётся с ним считаться: он сможет выгнать её раз и навсегда вместе с Хельмутом и бандой стражников. А затем он затеет переговоры с королём: после лет, проведённых среди магов в счастливой Элидиане, меньше всего ему хотелось прозябать в этой глуши. Он уже успел построить пару-другую облачных замков, когда услышал ответ своего сына:

— Мой папа? Он? Как бы не так! Если он папа, то он должен быть мужем мамы и жить вместе с нами. Бабушка Регина всегда говорит, что папы у меня нет, но я могу выбрать его себе, если мама согласится. Она всегда говорит правду. Если мне понадобится папа, я его себе найду. Я маг и сам решу, кто им будет!

От такого заявления Ульрих чуть не упал. Он-то размечтался! Не тут-то было: мальчик не торопится радоваться обретённому отцу. А Эдмон подошёл к нему, ткнул пальцем в ногу (выше он не доставал) и выдал:

— Эй, та тётька, которая меня украла у мамы, говорила: она моя бабушка, мама моего настоящего отца. Я не поверил: моя бабушка — Регина, другая мне не нужна. Эта тётя, — он вежливо махнул подбородком в сторону Эльзы, — она сказала, что ты мой папа. Я тут подумал… Та противная карга из замка — твоя мама?

В первую минуту Ули растрерялся настолько, что не мог выжать из себя ни слова. Зато тело оказалось умнее своего хозяина: опустилось на корточки рядом с мальчиком и положило руку ему на худенькое плечико. Так что когда молодой маг смог наконец сказать слово, он уже находился в довольно выигрышном положении по сравнению с тем, в котором пребывал ещё пару минут назад. Мальчик смотрел на него во все глаза и Ули мог надеяться, что Эди уловил их сходство.

Что же ему сказать? Ах, да, надо ответить на вопрос про Гедвигу.

— Нет, Эдмон, тат противная карга из замка мне не мать. Она — вдова моего отца, поэтому командует здесь. Я её люблю не больше твоего, поверь, поэтому и не живу в Эгоне.

Он говорил практически первое, что приходило в голову, а сам с тревогой наблюдал за сыном. Понимает ли малыш те слова, которые легли Ульриху на язык, или это для него слишком сложно? Вряд ли трёхлетний ребёнок знает, кто такая вдова. Но молчать просто смерти подобно, надо продолжать. И он трещал:

— Нам с тобой та старуха чужая, но ты мне родной, это правда. Посмотри на меня, а потом пойди и посмотри на себя в зеркало. Увидишь: мы очень похожи. Это потому, что я на самом деле твой отец. Мы с твоей мамой очень любили друг друга, но потом нас разлучили… — он глубоко вдохнул и будто в воду нырнул, — обстоятельства. Я даже не знал, что ты родился. Но теперь узнал и счастлив, что у меня растёт такой замечательный сын. Ты говоришь, что твой папа должен быть мужем твоей мамы? Ты прав, Эди, ты совершенно прав. Больше всего на свете я хочу стать мужем твоей мамы и настоящим отцом для тебя. Так что мы с ней поженимся, если ты не против.

Ульрих бросил взгляд на застывшую Виолу. На выразительном лице девушки было будто крупными буквами написано: будь что будет. Такой обречённый взгляд он видел у людей, которым уже прочли смертный приговор. Ничего, это она сейчас так. Потом всё изменится, лишь бы мальчик признал его отцом. Не вышло бы так, что он поторопился! И тут он услышал ответ мальчишки. Ульрих ждал чего угодно, только не насмешливого:

— Ты и впрямь думаешь, что я тебе поверил? Что-то я не вижу, чтобы мама хотела за тебя замуж. Она целуется не с тобой, а с дядей Мельхиором.

Видел, — молнией пронеслось в голове Ульриха, — паршивец видел в окно, как Виола целуется со своим бывшим хозяином. Хитрый маленький засранец.