— Я маг, — завёл свою волынку Эди, — мой папа может быть только магом. Вот дядя Мельхиор — маг, поэтому я не против того, чтобы он был моим папой.

Стоявшая столбом Виола при этих словах всхлипнула, повернулась к Мельхиору и спрятала лицо у него на груди. Эльза вскрикнула и ретировалась в дом. Малыш победно посмотрел на Ульриха.

— Я тоже маг, — с трудом сохраняя спокойный вид, сказал тот, — Очень сильный маг, хотя пока ещё молодой. Именно от меня ты унаследовал свои способности и я надеюсь, что в будущем, мой мальчик, ты окажешься ещё сильнее меня.

Произнеся эти слова, он с радостью увидел, что каменная стена дала трещину. Эди теперь смотрел на него иначе. Недоверие никуда не делось, но вместо холодного неприятия в глазах мальчика плескалась надежда пополам с радостью.

Виола смотрела на происходящее и не знала, что ей делать. Надо как-то остановить Ули, а то он боги знает до чего может договориться. Заморочит ребёнку голову и испортит им всем жизнь. Если бы встреча отца с сыном произошла три года назад, когда Эди только родился, она бы рыдала от счастья и вприпрыжку побежала бы с графом в храм доброй матери. Но сейчас чувства перегорели, остался один пепел. Она больше не могла смотреть на Ульриха восторженным взором влюблённой дурочки и отлично видела: им не надо быть вместе, они не подходят друг другу.

Что ей делать, если он всё же сумеет уболтать маленького Эдмона, убедит мальчика, что нужен ему? Пойти на поводу у сына и навек отказаться от надежды жить по своей воле и разумению? Очень бы не хотелось. При этом Виола знала точно: если Эди признает Ульриха папой и потребует, чтобы мама осталась с ним, она так и сделает, несмотря на то, что с её стороны это будет глупость несусветная.

Мысли носились в её голове как вспугнутые птицы, метались из стороны в сторону и никак не могли улечься хоть в каком-нибудь порядке. Поэтому она так и стояла столбом возле Мельхиора, пока граф у неё на глазах пытался окучить их общего сына.

К счастью, кроме впавшей в ступор Виолы у Эдмона был ещё дедушка. Теодор поначалу не вмешивался, полагая, что это дело дочери, но тут увидел, что с ней что-то не то, и поспешил на помощь. Сказал громко, чтобы все слышали:

— Эй, вы вообще умываться и завтракать собираетесь? А то время идёт, а мы ни с места. Ули, чтоб ты знал: детей сначала умывают, затем кормят, а уж потом всё им объясняют. Это правило такое и его нельзя нарушать. Так что поговорите потом, а сейчас завтракать!

Виола посмотрела на Тео с благодарностью, подхватила сына и повела к колодцу, говоря:

— Дедушка Теодор всё правильно сказал. Сейчас умоемся и пойдём в дом. Там тётя Эльза приготовила такие вкусные сырники!

Но Эди упирался. Он не хотел уходить, не прояснив для себя всё до конца. Поэтому не сделал ни шагу, пока не спросил:

— Мама, а он правду сказал? Он действительно мой папа и маг?

Вот что тут ответить? Солгать? Но у Виолы было твёрдое правило: не врать своим, говорить только правду. Что делать, если эта правда пока не по зубам малышу, в правиле ничего не говорилось.

— Эди, — вздохнула Виола, — это непростой вопрос. Давай отложим его на после завтрака. Пойдём вдвоём куда-нибудь в укромный уголок и поговорим без свидетелей.

Мальчик на мгновение задумался, а затем кротко поплёлся к колодцу. Он знал: если мама что-то обещала, то обязательно сделает. А вот перечить ей в такие моменты не стоит, можно не получить вообще ничего из желаемого. Развернётся и уйдёт, а дедушка Тео ещё час будет объяснять, как надо слушаться маму. Так что придётся потерпеть и съесть этот дурацкий завтрак.

Ульрих же почувствовал, что желанную победу выхватили у него из рук тогда, когда он был к ней совсем близко. Он рванулся вслед за Виолой, чтобы продолжить разговор, но Мельхиор заступил ему дорогу.

— Послушай, граф, — сказал он, — не лезь между матерью и сыном. Ты уже всё сказал, дальше будешь отвечать на вопросы, если они возникнут. Решение примут Виола с мальчиком, это их право.

— А ты?! — воскликнул Ули, — Ты тут с какого боку? С Виолой у тебя ничего нет и Эдмон тебе никто. Не лезь! У тебя нет никаких прав!

— У меня есть право защищать женщину, которую я люблю, — спокойно возразил маг, — Виола хочет умыть и накормить своего сына, так что не надо ей мешать. Понял? Пойдёшь спокойно завтракать? Или хочешь развязать тут битву магов и доказать всем, что ты самый крутой? Верю, что ты сможешь меня побить, я не боевой маг. Но, боюсь, она этого не оценит и мальчик тоже.

Он говорил размеренно, не повышая голоса, но в нём чувствовалась такая сила у уверенность, что Ульрих поневоле отступил.

— Хорошо, ты прав. Мальчику действительно нужно поесть и Виоле тоже. Я не стану им мешать.

Теодор, наблюдавший всю сцену со стороны, удовлетворённо крякнул. Молодец Мельхиор, сумел-таки унять неугомонного графа. Продолжение воспоследует не сейчас, у Виолы будет время, чтобы поговорить с Эди и помочь малышу принять правильное решение. Надо обо всём сообщить Регине, желательно ещё до завтрака. Пока все умоются, у него есть минут десять. И Тео заторопился в дом.

Завтрак прошёл в тягостной атмосфере. Все сидели, опустив глаза в тарелку и ели молча, время от времени кидая друг на друга испытующие взгляды. Даже маленький Эдмон проникся общим настроением и вёл себя до отвращения образцово-показательно. Эльза хотела снова завести разговор о том, что Эди — родной сын Ульриха, но под взглядами Виолы, Тео и Мельхиора хранила молчание. Её муж, который успел разобраться в ситуации, предпочёл не вмешиваться в чужие отношения. Он был единственным, кто позволял себе говорить во время трапезы. Рассказывал про коров, которые дают такое прекрасное молоко, про то, что травы в этом году отменные и сена хватит до весны, про то, что крышу нужно подлатать, а то она не переживет грядущую зиму. Тут наконец открыл рот Теодор и предложил помочь с крышей: работу и плотника, и кровельщика он знает не понаслышке. Затем принялся подробно расспрашивать хозяина дома о предстоящих работах и этим рассеял общее напряжение. Виола перестала сидеть как на иголках, взгляд Ульриха стал мягче, даже суровый Мельхиор уже не выглядел как статуя справедливого отца, а слегка улыбался.

После завтрака Виола увела сына на дальний конец выгона, а перед этим попросила Тео проследить, чтобы им никто не мешал. Тот тут же привлёк обоих магов к починке крыши. Они не умеют? Ничего, пусть учатся. Старички полезут наверх, а молодые маги будут их страховать, следить, чтобы никто не упал и вся черепица осталась целой. Госпоже Эльзе поручается приготовить праздничный обед в честь возвращения молодого графа (это чтобы не потащилась мешать Виоле, а то знает Тео этих баб!). Уверившись, что все заняли свои места, а его милая девочка вместе с дорогим мальчиком превратились в два еле заметных силуэта, сливающихся с могучим дубом, под которым они пристроились, он засунул топор за пояс и полез на крышу вслед за Стефаном.

Для того, чтобы поговорить с Эди, Виола выбрала отличное место. Выгон был огорожен невысокой стенкой, сложенной из плоских камней, кое-как скреплённых известкой. Дуб, под которым она расположилась, разрывал ограду своим мощным стволом, а под ним была устроена скамеечка из пары больших валунов и здоровенной деревянной плахи. На неё-то она и усадила сына, а сама присела перед ним на корточки. Долго вглядывалась в личико ребёнка, не произнося ни слова: пыталась по выражению милой мордашки определить, поверил Эди Ульриху или нет. Мальчик сам начал разговор.

— Мама, скажи: это правда?

— Что правда, мой зайчик?

— Ну, что этот дядя — мой папа? Как такое может быть: я ведь даже не знаю, как его зовут. Неужели он говорил правду?

Виола горько усмехнулась.

— Ты же знаешь: я бы никому не позволила тебя обманывать. Если бы он соврал хоть словом, я бы заставила его замолчать. Так что не ложь: этот дядя действительно является твоим отцом. Кстати, его зовут Ульрих Эгон. Граф Ульрих Эгон.