Таким образом мы видим, как путем самого интимного проникновения в мысль Сократа Платон образовывал свое этическое миросозерцание, в котором нравственность является вполне автономной. Эта сократовская мысль получает у Платона новую окраску в представлении, что этическая истина принадлежит к порядку идеальному.

В действительной человеческой жизни идеальные нормы добра, открытые Сократом, не только не осуществляются, но и не сознаются истинным образом. И тем не менее они обладают высшей правдой, высшей истиной, поскольку существует какая-то сверхчувственная, идеальная, благая действительность, доступная философскому разуму и составляющая предмет разумного человеческого стремления.

Как уже сказано, смерть Сократа произвела кризис в нравственной жизни Платона. Смерть Сократа, запечатлевшая его проповедь, глубоко повлияла на все миросозерцание Платона. Она вызвала в нем протест против всего нравственного строя греческого общества (каким его изображает диалог «Горгий»). И вместе с тем эта смерть убедила его в реальности высшей бессмертной духовной жизни. Таково впечатление, выносимое нами из чтения «Федона»: если отдельные доказательства бессмертия души, приводимые в этом диалоге и влагаемые в уста Сократа, не выдерживают логической критики, то из всего гениального изображения этой предсмертной беседы Сократа и его последних часов выделяется одно впечатление – одухотворенности Сократовой личности, сознание духовности человеческой личности вообще; здесь утверждается идеал духовной, сверхчувственной жизни, высшая действительность и правда которой открывается в самой смерти Сократа.

Я сказал, что после смерти Сократа Платон удалился в Мегару и что в его умственной деятельности произошел переворот. В «Горгий», «Меноне», «Евтидеме», еще более в «Федре», «Теэтете», «Республике», «Тимее», «Софисте», «Политике», «Пармениде», «Кратиле» – мы уже находим Платоново учение об идеях, о предсуществовании и переселениях души. «Теэтет» написан, как сказано, после 392 года. Спрашивается, какие диалоги второго периода могли быть написаны ранее «Теэтета»? Мы указали на впечатление от смерти Сократа, на идею бессмертия, которая, по-видимому, так наглядно представилась в образе умирающего учителя. Затем, как мы знаем, вскоре по смерти Сократа возникли между его учениками споры о природе познания, добродетели, высшего блага – споры, в которых Платон, естественно, принимал участие. Сократ указал на всеобщий характер знания. Но отсюда возникает вопрос: как может возникнуть такое знание в человеке, конечном существе, которое рождается и умирает? Исходя из этого соображения, Платон пришел к учению о вечном характере знания и о вечности души, в которой оно вмещается. Сократ никого не учил, он только помогал ученикам порождать в себе правильные понимания. Отсюда Платон вывел то заключение, что человеческое познание не есть приобретение чего-либо такого, чем мы не обладали бы прежде, а лишь воспоминание (αναμνησιζ) ςех знаний, которые мы некогда имели. Человеческий дух до воплощения в настоящем теле некогда созерцал вечную, неизменную истину. Наш опыт, наше рассуждение, все видимое нами лишь напоминает нам ее отчасти, и таким образом познавание сводится к припоминанию. Это учение подробно развивается Платоном в «Меноне», написанном около 395 года, и в «Федре», вдохновенном произведении, где в поэтических красках описывается небесная жизнь души до ее воплощения. Это произведение носит отпечаток пифагорейской мифологии, но еще совершенно чуждо пифагорейской арифметике и метафизике, свойственной позднейшим произведениям Платона.

Отношение философа к риторике и к риторам здесь уже несколько иное и более объективное, чем в «Горгии», где полемика философа обостряется. Это также позволяет нам предположить, что упомянутый диалог написан ранее «Федра». Предметом всех этих диалогов является, однако, понятие знания и учение об единстве добродетели, о разумном принципе нравственности. Учение о вечных родовых идеях везде предполагается. Познание сводится к их припоминанию и мире сверхчувственных идей – идеал абстрактной истины – является каким-то откровением, доступным лишь духовному созерцанию.

Диалог «Пир» (Συμοσιον), ςрактующий о силе Эроса, возносящего человека к горнему миру, написан не ранее 385 года. По зрелости мысли и формы, по тщательной разработке психологических теорий «Федон», трактующий о бессмертии души, также относится к зрелому периоду творчества Платона. Отсутствие позднейших, специально пифагорейских теорий, встречающихся в последний период платоновской философии, поразительный драматизм и художество формы не позволяют нам, однако, видеть в «Федоне» произведение старости. По-видимому, Платон неоднократно подпадал под влияние пифагорейцев. «Федон» был написан, по-видимому, до наступления последнего пифагорейского периода.

В диалогах «Кратил», «Софист», «Политик», «Парменид», «Филеб» мы находим попытку глубже уяснить себе отношение человеческого познания к этому идеалу истины. Платон сознает те трудности, те проблемы, которые связаны с его теорией, и предлагает несколько различных попыток для их разрешения. Он полемизирует против односторонности мегарской школы, которая привела ее к видоизмененному нигилизму «Парменида». Он полемизирует против принципа отвлеченного единства элейских философов, противополагая ему принцип живого всеединства, единства во множестве пифагорейцев. Эта пифагорейская струя все более и более усиливается в произведениях Платона, по-видимому, под личным влиянием пифагорейцев, с которыми он сблизился в последний период своей жизни. По свидетельствам Аристотеля, мы можем проследить, каким образом метафизика Платона постепенно приближалась к пифагорейской, «идеи» Платона – к числам Пифагора. На этом основании мы относим к позднейшим произведениям Платона – «Филеба», наполненного пифагорейскими теориями о пределе и беспредельном. Отдельные страницы «Политика» также носят этот пифагорейский отпечаток.

Всего более затруднений представляет наиболее важное из сочинений Платона, его «Республика». Согласно некоторым античным преданиям, а также и мнению многих современных исследователей (Крон, Пфлейдерер, Зибек, Виндельбандт, Роде), это капитальное сочинение, состоящее из 10 книг, было написано не сразу, но по частям и в довольно длинные промежутки. Как внутренние основания, так и статистика словоупотребления, указывающая на существенные различия в самом языке отдельных книг, заставляют нас допустить возможность такого предположения. Первая книга (с другим введением, чем наше) могла составлять самостоятельный диалог раннего «сократического» периода. Шестая и седьмая книги, как полагают, были написаны позже других частей «Республики». Замечательно, что «Тимей» – диалог, в котором Платон излагает свою натурфилософию, дает в своем начале краткое резюме беседы предыдущего дня, – беседы, составляющей содержание первых 5 книг «Республики» (до с. 471). При этом Платон дает решительное подтверждение, что резюмированным рассуждением ограничивалась вся беседа. Отсюда можно заключить, что и сам «Тимей», написанный Платоном до окончания «Республики», не принадлежит к самым поздним его произведениям, но относится, во всяком случае, к периоду после сицилийского путешествия (т. е. написан не ранее 80-х годов), как на то указывает и предание: говорят, что «Тимей» заимствует многое в трактате Филолая, который был приобретен Платоном в Великой Греции. Во всяком случае, если физика «Тимея» имеет характер пифагорейский, то метафизика его – теория идей – чисто платоновская и не успела еще сама получить позднейший пифагорейский характер, как в «Филебе» или тех беседах престарелого Платона, которые слушал Аристотель. Что касается «Республики», то когда бы Платон ни писал отдельные части ее – если бы даже первые книги могли быть написаны и до основания Академии – не подлежит сомнению, что та окончательная редакция, в которой «Республика» известна нам (и была известна Аристотелю), принадлежит самому Платону. Рассматривая «Республику» в этом окончательном виде, мы можем отнести ее к концу «среднего периода» деятельности нашего философа, как то делают и те ученые, которые не признают ее сложного состава и видят в ней произведение, исполненное и задуманное философу по одному заранее определенному плану. Что касается другого, самого объемистого политического трактата Платона, его «Законов», значительно отличающихся от «Республики», то все согласны в том, что это произведение относится к последнему, старческому периоду жизни Платона и может, пожалуй, считаться посмертным.