Яркое солнце заставило Райдера сощуриться.

– Не знаю, сознаете ли вы, насколько опасно ваше путешествие, – проговорил он. – По дорогам Англии бродит множество лихих людей, которые готовы на все, чтобы выжить в эти тяжелые времена. Вас уже однажды обокрали. Женщине очень опасно путешествовать одной.

– Итак, сэр Галахад продолжает стоять на страже, не смыкая глаз?

– Я бы не хотел, чтобы вы меня так называли.

– Понимаю. Потому что не Галахад, а лорд Райдерборн нынче утром встретил тех негодяев и так ловко с ними разделался, будто увольнял двух конюхов, которые ошиблись, отмеряя овес, или слуг, проливших чай на сапоги его светлости. – Миракл взглянула на него из-под густых ресниц. – Это было поистине блистательно.

– Вы видели?

– Видела. Но разумнее было притворяться спящей, по крайней мере, до тех пор, пока я не удостоверилась, что вы не нуждаетесь в моей помощи. Вы, разумеется, в ней не нуждались. Вы были так по-аристократически надменны и так непререкаемо уверены в себе, что они решили, будто все эти леса и прилегающие к ним тысячи акров земли принадлежат вам.

– На это я и надеялся, что им в голову придет нечто подобное, и они решат, будто у меня где-то поблизости прячутся вооруженные слуги.

– Именно. Но поблизости не было никого, кроме меня, поэтому вы чертовски рисковали, встречая их таким образом. Хотя сэр Галахад, наверное, последовал бы за девицей и в преисподнюю, если бы решил, что забота о ней – его долг.

– Следовать в преисподнюю нет необходимости. Если вы только немного смягчитесь, позволив мне открыто помогать вам, я смогу нанять экипаж, и мы доедем прямо до Дербишира.

– Вы устали ехать верхом?

Райдер рассмеялся, и от этого у него разболелась голова.

– Нет, я просто устал как собака.

– Тогда у нас два выбора, – сказала Миракл. – Либо вы немедленно поворачиваете и возвращаетесь домой…

– …либо мы отказываемся от всего этого сумасшедшего путешествия и едем в ближайший город, где наймем кучера с четверкой лошадей.

– Рискуя быть узнанными на первой же заставе. А я-то думала, вам доставляет удовольствие разъезжать в одиночестве по полям и лесам.

Райдер погладил гриву Красотки.

– Да, в некотором отношении. Мне это доставляет какое-то странное удовольствие. В том, чтобы ехать день за днем, не оглядываясь назад, есть какая-то притягательная свобода. Впервые за всю мою сознательную жизнь я ничего и никому не должен, кроме как держаться в седле.

– А вы способны делать это даже во сне. Значит, вы будете продолжать свое романтическое путешествие в никуда?

– Сэр Галахад на меньшее не способен, – ответил Райдер.

Миракл рассмеялась:

– Этого-то я и боялась. Но пока что вам нужно подкрепиться и выспаться. Вы превратились в тень. Не дай Бог, это превращение дойдет до своего логического конца, и тогда ваш мятежный дух будет преследовать меня до конца моих дней.

– Я устал, но испускать дух не собираюсь.

– Я тоже. Хотя, увы, если мне суждено закончить свои дни на виселице, то вам недолго утруждать себя. – Она направила лошадь через ручей. – В эти нелегкие времена утомленный странствующий рыцарь скорее опасен, чем полезен, – бросила она через плечо. – О, давайте поскачем вслед за косулей в чащу!

Смущенный, Райдер поскакал за ней.

Лошади, преодолев речку и пробравшись сквозь заросли ивы на противоположном берегу, оказались на небольшой полянке.

Миракл соскользнула с седла, привязала Джима к дереву и достала из седельных сумок еду.

– Я случайно обнаружила это место, – сказала она. – Передо мной вдруг что-то мелькнуло на дороге, и я поскакала следом.

– Священный самец косули приводит странников на волшебную поляну?

Миракл опустилась на траву и развернула мясной пирог.

– Косуля – хороший эпизод для сказки, хотя я думаю, на самом деле это была просто лиса.

Райдер спешился, привязал Красотку, чуть ослабив ей подпругу, и присоединился к Миракл.

Над водой кружили стрекозы-красотки, чей покой лишь изредка нарушался алмазным блеском большой стрекозы. Полянка, отделенная от дороги рекой, была полностью скрыта от глаз возможных прохожих подлеском и деревьями.

– Садитесь, – сказала Миракл. – Выпейте вина. Волшебные существа оставили мне прошлой ночью и этот пирог. Должно быть, они зашли в какую-то пекарню в ближайшей деревне и опустошили там полки, хотя вино, кажется, разлито самой Титанией[14] с помощью Паутинки и Душистого Горошка.[15]

Райдер снял сюртук, бросил его на траву, затем лег на спину, надвинув на глаза шляпу и подложив под голову сюртук. Что-то тихо плеснуло в воде: верно, полевка или лягушка. Где-то в лесу ворковали голуби. Воздух пронизывал резкий аромат водяной мяты. Покой был почти осязаем.

– Ешьте, – сказал Райдер. – Я не голоден.

Миракл промолчала.

Райдер чуть приподнял шляпу и посмотрел на нее в щелку между ресниц. Ее глянцевитые волосы, заплетенные в косы, были аккуратно уложены и скрывали большую часть синяков на щеке. Словно выточенная из камня, она сидела, неподвижно уставившись на еду, которую держала в руках.

– Вы не будете есть? – спросил Райдер.

Она отвела глаза в сторону.

– Едва ли учтиво есть в одиночестве.

Райдер сел и, обняв ее за плечи, повернул лицом к себе.

– Миракл…

Из ее глаз сквозь ресницы полились слезы, они покатились по исчезающим отметинам на ее дивной коже, огибая уголки гордого рта.

Желание обожгло сердце Райдера. Желание, нежность и горечь. Он откинул в сторону шляпу и обнял ее, затем, прижав к себе, положил ее голову себе на плечо и смахнул с ее щек слезы.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Вас не повесят. Хэнли никогда не переиграть меня, он не сможет вам навредить. Я сделаю все, что нужно, и никто в этих краях не посмеет притащить вас в суд и обвинить в убийстве.

Миракл отстранилась и внимательно посмотрела ему в лицо, положив ладонь на его щеку. Ее губы изогнулись в улыбке.

– Да, ибо сказочные существа кроме всего прочего прислали мне на помощь рыцаря в сияющих доспехах.

– Знали бы вы меня лучше, никогда ничего подобного не сказали бы.

Миракл перевела взгляд на деревья.

– Почему? Не потому ли, что в конце этого путешествия вы вернетесь в свою жизнь, возможно, обогащенную этой вашей шальной выходкой, но, в сущности, не изменившуюся? Однако вам не следует из-за этого чувствовать себя виноватым.

– И все же, вероятно, есть нечто, что я хотел бы изменить…

– Если только самую малость. Не так, чтобы что-то могло помешать вам снова вернуться к столь дорогим вашему сердцу обязанностям. Ибо вы действительно любите все это, не так ли? Нет большей радости в жизни, чем налоги, которые вы собираете в своих владениях.

– Уайлдшей – неотъемлемая часть самого меня. Быть может, на время забыв о своем долге, я еще в большей степени осознал это. – Райдер потянулся и устремил взгляд на зеленую листву. – Порой кажется, будто река Уайлд научила мою кровь песне, которая звучит в моем сердце. Как бы мне хотелось показать вам замок и поместья.

– Герцогские отпрыски не привозят домой таких женщин, как я, – сказала Миракл.

– Наверное, нет. Неужели неравенство между нами настолько существенно?

– Ха! Мало сказать, что я родилась не в рубашке, у меня не было даже самой плохонькой распашонки. Мой отец был разнорабочим. Брат – сапожником. В шесть лет я была отдана в ученье на местную хлопкопрядильную фабрику.

– Хлопкопрядильную фабрику?

– Эй, парень! Не слыхал небось, как люд гуторит на фабрике?

Райдер был потрясен.

– Простите?

– Стало быть, даже имея собственность в Дербишире, вы не понимаете язык собственного народа? Это только лишний раз доказывает, что между вами и мной, милорд, пролегла пропасть гораздо шире, чем Млечный Путь.

– Потому что вы знаете местный диалект?

– Язык нас формирует. Аристократия бегло говорит по-английски и по-французски, тогда как обслуживающие ее классы могут объясняться и на том языке, который понятен их господам, и на своем родном диалекте, где говорят в деревне, откуда они родом.