Ее гибкий палец мягко прошелся по его оголенным нервам. Кровь Райдера воспламенилась. Он закрыл глаза. Для него в эту минуту исчезло все, кроме этого сладостного ощущения. Шурша шелками, она обогнула стол и подошла к нему. Апельсин, лаванда и мускус.

Его губы разомкнулись от мягкого прикосновения ее губ, отдававших вишней и сливками, засахаренным ревенем и имбирем, сладким ароматом женщины и вина. Весь во власти желания, Райдер встретил ее мягкий язык своим языком. Она поймала его руки в свои, не давая сдвинуться с места. Их сердца бились в унисон.

Это была головокружительная, добровольная капитуляция, хотя последнюю спасительную грань он еще не переступил. Только один поцелуй! И ничего больше! Только поцелуй! Целовался он неистово, самозабвенно и страстно.

Не прерывая поцелуя, она выпустила из своих рук его ладони, но только для того, чтобы пробежать пальцами вверх по его предплечьям и положить их ему на затылок. Поцеловав его в губы, она опустилась на колени, на распростершуюся вокруг смятую юбку между его расставленных колен и почувствовала, как Райдер запустил пальцы в ее волосы. Затем его ладони нашли ее обнаженные плечи и скользнули по ее стройной шее, украшенной черной бархоткой.

Когда женщина наконец прервала поцелуй, он и смеялся, и в то же время стонал от досады. Ее руки блуждали по его спине, проникая под рубашку, его ладони касались ее роскошных грудей. Он взял их в обе руки – сладкая тяжесть под шелком, – ощущая большими пальцами ее набрякшие соски.

В ответ на его ласки с ее уст сорвался слабый стон. Она снова поцеловала его. Их губы страстно искали друг друга, и вот ее пальцы расстегнули пуговицы на его бриджах. Желание в нем вспыхнуло с новой силой, сосредоточившись в одном пульсирующем центре, когда она высвободила и взяла в руку его готовый к бою жезл. Уверенными движениями она терла его, щекоча под головкой большим пальцем. У Райдера перед глазами поплыли радужные круги. Все его тело содрогалось от изумительных ощущений.

Райдер запрокинул голову, пытаясь оторваться от ее губ: колючки ежевичных зарослей все еще цеплялись за него, не желая отпускать, но женщина, стиснув его руки, развела их в стороны и, опустив голову, взяла в рот его мужское естество.

Словно со стороны Райдер услышал свой стон – бессвязные звуки наслаждения исторглись из его груди. Его руки судорожно стиснули ее руки. Ее язык погрузил его в забытье. Блаженство нарастало, доходя почти до кульминации. Голова Райдера безвольно откинулась назад, его мышцы напряглись, ее ладони прижались к его ладоням. Последнее движение языка – и она оставила его. Обезумевший, сотрясаясь всем телом, Райдер открыл глаза.

Женщина поднялась на ноги и отступила назад. Он взглянул на нее снизу вверх из-под набрякших век, наблюдая, как она расстегивает свое платье на плечах. Шелк с шорохом соскользнул на пол, упав к ногам. Ее неотразимые глаза были бездонными, ее улыбка – само искушение. В одном корсете и нижней сорочке женщина склонилась над ним, чтобы снова прильнуть к его губам. Ее дыхание обжигало. Она приподняла нижнюю юбку и, не прерывая поцелуй, опустилась верхом на его колени. Пока они целовались, она опустилась на его восставшую плоть.

Зарывшись лицом в ее плечо, он вошел в нее глубже, желая до конца познать все ее сладкие тайны. Ритмично двигаясь, Райдер не переставал ощущать изощренные ласки своей искусной любовницы. Никогда еще он не испытывал ничего подобного. Все сладость. Все жар. Все удовольствие. Ее мускулы сжались и пульсировали до тех пор, пока поток семени не поверг его в забытье экстаза.

– Ах, мой милый сэр Ланселот, – прошептала она ему на ухо. – Не такой уж вы и скромник!

– Кто вы? Я даже не знаю вашего настоящего имени.

– Ах, не сейчас! Оставим все до утра. В конце концов, вы связали меня обещанием: я не уеду, не поведав вам правду о моем затруднительном положении или не дав вам шанс помочь мне. Не проще ли сейчас действовать, сообразуясь с потребностью, которую мы оба удовлетворили так просто?

Райдер вгляделся в ее лицо. Было видно, что она ощущала потребность такую же сильную, как и он. Чтобы вновь обрести желание жить? Чтобы восстановить свои силы и вновь почувствовать себя личностью после жестокого предательства мужа? Раз так, то, возможно, это не было грехом и не содержало ничего, кроме чистого пламени страсти, сжигающего боль. Сжигающего сомнения. Сжигающего обязанности и сословные претензии.

– Да, – сказал Райдер, находясь под впечатлением этого неожиданного откровения. – Но разве не совершил Ланселот грех, когда так легко сдался Гвиневере?[4]

– Нет. – Ее глаза были бездонны. – Она бы умерла, окажись он менее великодушным. А сейчас вам необходимо поспать, милорд, а не скакать, подобно безумцу, в непогоду домой.

– Мне необходимо, – проговорил Райдер, – конечно же, совсем другое.

– Так, значит, вы еще недостаточно отведали греха? Что ж, кровать действительно довольно удобная. Не переместиться ли нам туда?

Он нежно опустил ее на простыни. Прекрасная, как светящаяся звезда, она отодвинулась, устраиваясь на подушках.

– А что необходимо вам? – спросил он.

– Мне только одно – сохранить яркие воспоминания о моем рыцаре в сияющих доспехах.

Райдер сбросил сапоги, стянул рубашку.

– Не одно воспоминание, – сказал он. – Целую ночь воспоминаний.

Когда Райдер проснулся, его ноги, как бинтами, были опутаны простынями. Он попытался было высвободить их, но тотчас схватился обеими руками за голову, так немилосердно она болела. Комнату заливал яркий свет. Не бледно-жемчужный свет раннего утра, а ослепительное солнце. Было ясно, что день в самом разгаре. С улицы в комнату долетал шум.

Свет слепил глаза, но Райдер все равно заставил себя оглядеться по сторонам. На стенах играли ярко-желтые солнечные зайчики, освещая остывший камин и дешевую обстановку. Огонь погас. Райдер сел на постели.

Ее рядом не было. Она ушла.

Над столом, где оставалась еда, лениво жужжала муха.

«Меня все устроит, милорд, – и простая пища, и любые изыски…»

Она ушла. На одно мгновение ему показалось, что он не переживет этого.

Снова откинувшись на подушки, он прижал ладони к глазам. В голове кружился вихрь воспоминаний. Его тело – язык, ноги, спина – испытывало приятную боль. Райдер чувствовал глубокое физическое и душевное изнеможение. Головную боль, однако, приятной назвать было нельзя. Голова раскалывалась, будто из черепа молотом выколачивали мозги.

Сколько же вина он выпил? Одному Богу известно. Сколько бутылок опорожнил, чтобы набраться смелости и вопреки здравому смыслу заняться любовью с незнакомкой?

Усилием воли Райдер заставил себя подняться с постели и, как был без одежды, приблизился к окну. Его кожа покрылась солью от пота. Волосы липли ко лбу. От него пахло мускусом, апельсином и лавандой.

Его одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле. Одежды, которую он купил для женщины, не было. По крайней мере, ее она забрала… И его плащ, как видно, тоже.

Она нарушила обещание. Теперь он уже не узнает о ней правды и не сможет ей помочь. Очень ловко, словно обвязав своей черной бархоткой его неопытность и лицемерие, она преподнесла их ему в качестве подарка.

А что он дал ей?

Райдер ощупал карман брюк. Кошелек на месте. Он высыпал монеты на стол. Она ничего не взяла, кроме одежды и его плаща. Значит, у нее нет ни гроша. Неужели она побежала вдоль берега моря, рискуя наткнуться на мужа, пытавшегося ее убить?

Он вылил в бокал оставшееся с прошлого вечера вино. Не все можно купить за деньги, и уж, конечно, не ум! И не честь. Райдер допил вино, натянул брюки и, решительно приблизившись к двери, распахнул ее.

На его зов прибежал Дженкинс, хозяин гостиницы, которому он поручил заботу о коне.

– Велите принести горячей воды и мою одежду для верховой езды, – распорядился Райдер. – Пришлите горничных привести в порядок комнату и подайте завтрак. Оседлайте лошадь, она мне понадобится через полчаса. Счет можете прислать в Уайлдшей.