Джесси не сводила с него глаз.
– В атмосфере он загорелся, – продолжал Роудс. – Наши радары засекли его, и мы рассчитали точку падения. А он возьми да сверни к Инферно, словно… пилот хотел перед катастрофой оказаться поближе к городу. Космолет начал разваливаться на куски. Осталось немного – изуродованные останки, к которым не подберешься, потому что они слишком горячие. Так или иначе, сфера – часть этого аппарата, и я хочу точно выяснить, что она такое и почему не сгорела вместе с прочим.
Джесси лишилась дара речи. Но по лицу полковника было видно: он говорит правду.
– Вы не ответили на вопрос Ганни, – сказал Роудс. – Ваша девчушка отстает в развитии? У нее эпилепсия? Или дело обстоит иначе?
«Дело обстоит иначе», подумала Джесси. Какой дипломатичный способ поинтересоваться, в своем ли Стиви уме.
– Нет. У нее никогда не было ничего… – Джесси осеклась, потому что из коридора, шатаясь на ватных ногах, появилась Стиви. Руки безвольно свисали вдоль тела, голова медленно моталась из стороны в сторону. Девочка молча вошла в комнату. Джесси поднялась, готовая подхватить дочку, если та опять споткнется, но теперь ноги слушались Стиви лучше. Тем не менее, двигалась она странно, ставя одну ступню точно перед другой, будто шла по карнизу небоскреба. Джесси встала, и Стиви замерла посреди шага.
– Где черный шарик, киска? Что ты с ним сделала?
Стиви уставилась на нее, чуть склонив голову набок. Потом медленно и грациозно опустила ногу на пол и двинулась дальше, скорее скользя, чем шагая. Она добралась до стены и остановилась, с виду поглощенная пятнами света и тени на краске.
– Там нет, полковник, – в комнатушку вошел Ганнистон. – Я проверил шкаф, комод, заглянул под кровать и в ящик с игрушками – везде. – Он неловко взглянул на девчушку. – Э… что теперь, сэр?
Стиви обернулась резким, четким и отточенным движением танцовщицы. Взгляд девочки сосредоточился на Ганнистоне, замер, потом перекочевал на Роудса и, наконец, уперся в Джесси. Сердце у Джесси затрепыхалось: в глазах дочери светилось только бесстрастное любопытство – ни эмоций, ни узнавания. Так ветеринар разглядывает незнакомое животное. Стиви на подламывающихся ногах снова двинулась своим странным скользящим шагом к фотографиям в рамочках, которые рядком стояли на книжной полке, и пересмотрела все по очереди: Джесси с Томом; вся семья на отдыхе в Гэлвистоне пару лет назад; Рэй и она сама верхом на лошади на ярмарке; еще две фотографии – родители Тома и Джесси. Пальцы девочки дернулись, но воспользоваться руками она не попыталась. Она прошла мимо книжного шкафа и телевизора, еще раз задержалась, чтобы вглядеться во взгроможденный на стену пустынный пейзаж, написанный Бесс Лукас («Она сто раз видела эту картину», – подумала Джесси), а потом сделала еще несколько шагов к дверям, отделявшим комнатушку от кухни. Там девочка остановилась, подняла правую руку, словно сражаясь с силой тяжести, и локтем ощупала косяк.
– Не знаю, – наконец сказал Роудс таким голосом, словно ему здорово врезали под дых. – Ей-Богу, не знаю.
– Я знаю! – крикнула Джесси. – Моей дочери необходим врач! – Она двинулась к телефону. Клиника здоровья Инферно представляла собой небольшое белокаменное здание в паре кварталов от их дома, где без малого сорок лет работал бессменным городским терапевтом доктор Эрл Ли (Эрли) Мак-Нил. Он был раздражительным, скандальным, курил черные сигары, водил красный покатый багги и пил в клубе «Колючая проволока» неразбавленную текилу, однако свое дело знал и сообразил бы, как помочь Стиви. Джесси подняла трубку и начала набирать номер.
Палец полковника нажал на рычаги.
– Давайте подождем минутку, доктор Хэммонд, – сказал Роудс. – Идет? Давай те поговорим о…
– Уберите руку с телефона. Сейчас же, чтоб вас!
– Полковник? – сказал Ганнистон.
– Пожалуйста. – Роудс схватился за трубку. – Давайте не будем вводить в курс дела новых людей, пока не выясним, с чем столкнулись…
– Я сказала, что звоню доктору Мак-Нилу! – Взбешенная Джесси готова была не то расплакаться, не то влепить полковнику пощечину.
– Полковник, она опять пошла, – сообщил Ганнистон, и на этот раз Роудс с Джесси оборвали спор.
Стиви скользила к противоположной стене, где скрещивались солнечные пятна. Остановившись перед ней, она постояла, неподвижно глядя на стену. Потом подняла правую руку, вертя ею так, будто видела впервые в жизни и пошевелила пальцами. Коснувшись большим пальцем окровавленного носа, девочка несколько секунд рассматривала кровь, потом опять посмотрела на стену. Она вытянула руку и большим пальцем, кровью, провела на светлой стене вертикальную линию. Потом снова поднесла палец к носу, обмакнула в кровь и начертила в нескольких дюймах от первой вертикали вторую.
Еще крови. Обе вертикали перерезала горизонталь.
– Что за черт… – выдохнул Роудс, делая шаг вперед.
Вторая горизонталь завершила на стене аккуратную решетку. Измазанный кровью палец Стиви вписал в центральную клетку небольшой аккуратный нолик.
Девочка повернула голову. Она посмотрела на Роудса и, ставя одну ногу позади другой, отошла от стены.
– Ручку, – сказал Роудс Ганнистону. – Дай ручку. Скорее!
Капитан подал ручку. Роудс щелкнул кнопкой и подошел к стене. Внизу справа он вписал крестик.
Стиви сунула палец в ноздрю и в левой клетке среднего ряда нарисовала красное О.
Джесси наблюдала за крестиками-ноликами в мучительном молчании. В животе кипело, о стиснутые зубы колотился крик. Это тело с кровоточащим носом принадлежало Стиви, но существо, нарядившееся в него, не было Стиви. А если так, что стало с ее дочерью? Куда девалось сознание Стиви, ее голос, ее душа? Джесси сжала кулаки. На одну страшную секунду ей показалось, что крик сейчас прорвется, и тогда все кончится. Она дрожала, молясь, чтобы этот кошмар лопнул, развеялся, как наведенные сильной жарой чары, и она очутилась бы в постели, а Том кричал бы, что завтрак готов… Господи, Господи, Господи…
Стиви – или принявшее обличье Стиви существо – закрыло полковнику путь к выигрышу. Следующим ходом полковник отрезал Стиви путь к победе.
Стиви пристально взглянула на Роудса, опять посмотрела на клетки, потом еще раз на полковника. Личико мелко задергалось – работали незнакомые мышцы. Рот тронула улыбка, но одеревенелые губы не отозвались. Она рассмеялась – хха! вытолкнутого голосовыми связками воздуха. Улыбка стала шире, раздвинула губы. Просиявшее от радости личико снова стало почти детским.
Роудс осторожно улыбнулся в ответ и кивнул. Стиви тоже кивнула, более осторожно и с усилием. Продолжая улыбаться, она повернулась и медленным шагом канатоходца заскользила в коридор.
У Роудса потели ладони.
– Ну, – сказал он охрипшим напряженным голосом, – по-моему, мы влипли. А, Ганни?
– Я бы сказал, да, сэр. – Ослепительный лоск Ганнистона дал трещину. Сердце капитана бухало, колени тряслись, потому что он понял то же, что и полковник Роудс: или девочка полный выродок, или это действительно уже не ребенок. Но постичь, как и почему такое могло случиться, прямолинейный логический ум капитана не мог.
Они услышали голос – нет, скорее выдох, странный шорох, похожий на шелест ветра в камышах: «Аххх. Аххх. Аххх.»
Первой в комнате Стиви очутилась Джесси. Стиви – не-Стиви – стояла перед доской объявлений, вытянув правую руку. Палец девочки – существа – указывал на вырезанные из чертежной бумаги буквы алфавита. «Ааахх. Ахххх.»
– выговаривал голос, пытаясь ухватить отложившийся в памяти звук. Лицо исказилось от напряжения. Потом: «АхххА. А.А.» Палец передвинулся к следующей букве. «Бэээ. Вэээ. Гэээ. Дэээ. Еее.» Следующая буква вызвала заминку.
– Ж, – тихо подсказала Джесси.
– Тшш. Шшш. Ж. – Голова повернулась, в глазах читался вопрос.
«Боже милостивый, – подумала Джесси и схватилась за косяк, чтобы не упасть. – Пришелец с техасским выговором, облекшийся в тело и одежду моей дочурки.» Подавившись криком, она выговорила:
