– Дело тут не хитрое. Основной запас здесь и лежит в амбаре. А пудов семьсот в Албазине. Там и полсотни казаков и пашенные, которых Ерофей на землю посадил.

– А сколько тех пашенных?

– Вестимо. Десять семей. Мужеска пола хлебопашцев три десятка. Баб два десятка и еще три. А сколько детишек, мне не ведомо. О том годе запахали они пятьдесят десятин земли. Договор был, что десятую часть они в государев амбар отдают.

– А велик ли урожай будет?

– Про то не знаю. Мы же в походе по все время.

– Спасибо, брат. Давай про хлебный запас ты ведать будешь. Вот возьмешь пару казаков, наш амбар посмотришь, потом и в Албазин съездим, городок проведаем, да крестьян навестим.

– Ладно, брат. Устроим.

– А скажите, братья, кто у нас меха ведает?

– Так, Хабаров сам и ведал – после молчания отвечал Артемка-племяш.

– Не дело. По книгам я смотрел. Но бумага одно, а руками имать – другое. Кто со счетом хорош? Не ты Артемий. Для тебя особое дело будет.

– Ну, я знаю маленько – проговорил Трофим.

– Вот ты и посчитай, друг милый, сколько в амбаре, сколько на стругах?

– Что ж я дьячок какой? Казак я!

– Так ведь и я не дьяк, даже не дьяков кум. Только, если мы хотим здесь жизнь вольную построить, нужно нам знать, чем мы владеем, что можем, а что и нет. Не так?

– Так-то оно так. Только тяжкое это дело.

– Не труднее, чем остроги брать.

– Потом мы и дьячков найдем, и подьячих. А пока нам самим надо.

Разобрались и с этим. Перешли к делам военным. Тут уже все вздохнули вольнее. Про хозяйство никто особо говорить не любил. Не казачье это дело. А про воинские дела – оно важно и нужно. Казаков у нас всех оказалось четыреста восемьдесят три человека. Из них пятьдесят сидели в Албазине, десяток в Кумарском остроге, остальные – здесь. Было у нас на это воинство четыре сотни малых пищалей, шесть пушек. Три бронзовых, три чиненых железных, что у богдойцев отбили. Был запас пороха и свинца изрядный. На год хватить должно. А дальше – непонятно. Поживем, увидим.

Я без торопячки подводил ближних людей к тому, что нужно нам еще и казаков, да и крестьян хорошо бы побольше пашенных, чтобы от даурской хлебной дани меньше зависеть. Согласились. Решили, что в Якутск отправим караван с ясаком. Скажем про грамоту из приказа, чтобы пашенных людишек на Амур переселять. Только это не все. Как там с новым воеводой повернется, одному Богу известно. А пашенные и охочие люди нам нужны. Потому потом поедут казаки со Степаном Смоляным в Илим, в Якутске поговорят с Никифором Хабаровым. Письма мои передадут про вольную жизнь на новой земле. Пусть людям порасскажут. И не только в Илиме и Якутске. Пусть и до Енисейска дойдут, зовут их к нам. А то, что после уплаты ясака останется, сороков десять тоже Никифору отправим, и другое добро, что у дауров взяли. Он же пусть взамен нам шлет порох мимо воеводской казны и железа доброго, свинец для пуль.

На том и порешили. Народ еще пошумел, да и расползся по делам. А племянника Хабарова, как Мюллер Штирлица, я попросил остаться.

– Артемий, в книгах Ерофея сказано, что про казну знаешь ты. Так?

Артемий опустил глаза. Чувствовалось, что что-то его сильно смущает. И я, в принципе, понимал, что. Для Хабарова казна была одна. Что-то шло семье, что-то на поход. Но все оно было его. Меня такая ситуация уже не устраивала. Траты предстояли тоже не слабые. Потому и была необходимость расставить все точки над Ё.

– Артемий, я понимаю, что есть казна Хабаровых. Это деньги семьи. О них не волнуйся. Так они и останутся. Больше скажу, хорошо бы эти деньги переправить твоему отцу. Там они будут нужнее. Мне нужна только войсковая казна. Подумай и давай приходи с казной. Но только той, что на войско. Ты меня понял?

Парень покраснел, побледнел и молча уставился в пол. Видимо, на этот случай Хабаров ему инструкций не оставил, а он старался действовать по указу мудрого дяди.

– Подумай, Артемий! Если денег у нас не будет, то как мы сможем вооружить новых людей, как сможем победить богдойцев, да и ясачных людей держать в кулаке? Просто помрем. И ты вместе со всеми. Кубышка тогда не спасет. Просто подумай.

– Я принесу Кузнец. Погоди. – выдавил из себя Артемий.

Не прошло и получаса, когда паренек вернулся. На стол он поставил сундучок, вынутый из холстины.

– Тута те деньги, что Ерофей Павлович для войска считал.

– Сколько?

– Семьсот девяносто три рубли серебром.

Артемий поставил второй мешок. А здесь бабские серьги, кольца. Тоже из серебра. По весу здесь полпуда. Ежели в рублях, то оно выходит около трех тысяч. Только из них третью часть нужно в Якутск тоже, для Дмитрия Андреевича.

– Ну, удружил, брат. Оставляй тут. А про воеводу мы посмотрим. Дмитрия Андреевича уже нет. А с новым воеводой другие договоры будут. Нужно, чтобы ты тоже поехал, когда ясак повезут. Поговори с отцом. Нам нужна торговля не через воеводу. Такая торговля, чтобы и ему, и нам было выгодно. Мы ему меха будем и дальше везти, будет еще что хорошее, это тоже повезем. Ткани, серебро. Нам нужно порох, оружие, металл добрый. Хорошо бы хлеба прислать по не очень дорогой цене. Но это только на этот год. Бог даст, в следующем году будем со своим хлебом. Понял? Сделаешь?

– Сделаю, Кузнец – проникся паренек.

– Не бойся. Ерофей мне друг. И его семья мне не чужие люди. Сговоримся.

– Не боюсь я. Дядя сразу говорил, что за Кузнеца, за тебя то есть, держаться надо.

– И хорошо.

А теперь беги, собирайся в дорогу. До начала августа месяца нужно собрать караван.

Я остался в комнате один. Серебро убрал в дальний сундук под замком. Конечно, казаки у своих брать не будут даже под угрозой расстрела. Но береженного, как известно, берегут лучше. Сел подумать. Так, по любому, надо идти к Албазину.

Послал тетку-даурку позвать Макара и Клима. Сказал Макару оставаться за старшего. Чтобы народ не скучал, наказал начинать укреплять стену, да готовить караван с ясаком в Якутск. Дело оно, конечно, не особенно срочное, но от безделья могут дурные мысли появиться. А оно надо? Казаки Макара уважают. Но, опять же, про береженного. Климу же сказал собирать струг и десяток наших, да Третьяк и никанец Гришка. Толмач лишним не будет.

Шли седьмицу. Все же вверх идти не просто. И вертолет не вызовешь. Эк меня занесло. Дошли. Казаки в Албазине уже совсем обжились. Дома поставили добрые. Многие уже и жен местных взяли. С местными, что тунгусами, что с даурами вовсю торгуют, меняются. Живут по-соседски. Поначалу испугались, что ругать их стану. А по мне, так это очень даже здорово. Ничем крепче крови народы не свяжешь. А то, что детишки будут с чуть раскосыми глазами, да пожелтее, так все равно будут Петьками и Кольками. Воспитаем казаками, так и будут казаками.

Обжились и крестьяне. Слобода вышла большая. У многих уже коровенки, овцы да свинки. Ничего в этой живности не понимаю. Но смотреть на то, как стадо гонят, радостно. А поля какие? Гектаров, по-здешнему, десятин, наверное, полста. Где-то уже жатва шла. При домах огороды. Привычная капуста, лук, черемша, репа, брюква, горох, бобы. Эх, жалко до картошечки еще дело не дошло. Ничего, всему свое время. Для крестьян захватили из запасов серпы, гвозди, ножи. Конечно, оружие пока на первом месте. Но без крестьян ничего у нас не выйдет. Думаю, что и пролетел мой предшественник в той истории потому, что не успел он заселить Приамурье русским людом, не успел или не сумел местных и русских породнить.

Проведали дела. Старшему в Албазине, Ваське Пану, показал я грамоту Сибирского приказа. Повелел с крестьян больше десятины не брать. Половину оставить в Албазине, а другую отправить в Банбулаев городок, так пока наш острог по имени даурского князца называли. Кстати, пора его в Благовещенск перекрещивать. И запоминать проще. Хвалил, что мирно с туземцами живут. Проведал и отрезы камчатых тканей. Все целы были. Оставил казакам два отреза на рубахи и сарафаны. Остальное загрузил на струг. С тем и отбыл.