— Ну да, но твои одноклассники… Мне не следовало выделять тебя. Я знаю ребят твоего возраста, понимаешь? Я сам таким был, к сожалению. Боюсь, что они не дадут тебе спуску.

Рейстлин пожал плечами:

— Они глупы.

— Ахгм… Ну, может быть. — Антимодес осуждающе нахмурился. Для него, взрослого, думать такие вещи было нормальным, но казалось неправильным для ребенка говорить такое вслух. Это выглядело предательством своего возраста.

— Они не могут подняться до моего уровня, — продолжал Рейстлин, — так что они хотят опустить меня до своего. Иногда, — голубые глаза, глядящие на Антимодеса, были чистыми и ясными, как горный лед, — они делают мне больно.

— Мне… мне жаль, — сказал Антимодес. Неубедительная, бессмысленная фраза, но его так захватил врасплох этот ребенок, его хладнокровность и проницательные наблюдения, что он не мог придумать ничего лучше.

— Не надо меня жалеть! — взвился Рейстлин, и на поверхности льда отразилась вспышка пламени. — Я не возражаю, — добавил он уже спокойней и опять пожал плечами. — Это такая же похвала, в общем–то. Они меня боятся.

Горожане боялись Эсмиллы, колдуньи Черных Одежд, а страх подразумевает уважение. Насколько хуже было бы, если бы они только смеялись над ней! Антимодес припомнил свои собственные размышления. Слыша их отголосок в этом детском высоком голоске, он почувствовал холодок на спине. Ребенку не подобает быть таким мудрым, не подобает нести всю тяжесть этой циничной мудрости в таком возрасте.

Рейстлин торжествующе улыбнулся:

— Это очередной удар молота. Я думал о том, что вы сказали мне, сэр. О том, как удары кузнечного молота придают форму душе. А вода остужает ее. Только я не плачу. А если и плачу, — добавил он, — то только когда они меня не видят.

Антимодес глядел на него, изумленный и смущенный. Часть его хотела сгрести в охапку и крепко обнять этого не по годам развитого ребенка, в то время как другая часть советовала ему схватить ребенка и кинуть в огонь, уничтожить его, как уничтожают яйца змей вроде гадюки. Это противоречие чувств так расстроило его, что ему понадобилось встать и пройтись по комнате, прежде чем он почувствовал себя способным продолжить беседу.

Рейстлин тихо стоял, терпеливо ожидая, когда взрослый мужчина закончит развлекаться странным и необъяснимым образом, как взрослые иногда делали, нарезая круги по комнате. Взгляд мальчика покинул Антимодеса и устремился к книжным полкам, где остановился и приобрел голодное выражение.

Это напомнило Антимодесу то, о чем он хотел сказать мальчику и о чем в последующем напряженном разговоре он начисто забыл. Он вернулся к своему креслу и сел прямо.

— Я хотел сообщить тебе кое–что, молодой человек. Я встретил твою сестру, когда я был в… во время моих странствий.

Взгляд Рейстлина переметнулся назад к магу и загорелся интересом:

— Китиару? Вы видели ее, сэр?

— Да. Я был очень удивлен, должен сказать. Трудно ожидать… от девушки такого возраста… — Тут он остановился, не уверенный в том, как продолжать, под взглядом сияющих голубых глаз мальчика.

Рейстлин понял.

— Она покинула дом вскоре после того, как я поступил в школу, господин архимаг. Думаю, она хотела уйти раньше, но беспокоилась о Карамоне и обо мне. Особенно обо мне. Она думает, что теперь я могу о себе позаботиться.

— Ты все еще только ребенок, — сурово сказал Антимодес, решив, что развитость Рейстлина зашла слишком далеко.

— Но я действительно могу позаботиться о себе, — сказал Рейстлин, и улыбка — та самая усмешка, которую Антимодес видел раньше, — появилась на его губах. Улыбка стала шире, когда через открытую дверь послышался зычный голос Мастера Теобальда.

— Китиара вернулась парой месяцев позже, перед началом зимы, — продолжил Рейстлин. — Она дала отцу денег за комнату и еду в нашем доме. Он сказал, что это не обязательно, но она настояла на том, чтобы он взял деньги; она не собиралась больше ничего принимать от него. У нее был меч, настоящий меч. На нем была засохшая кровь. Она и Карамону дала меч, но отец рассердился и отнял его. Она недолго оставалась. Так где вы ее видели?

— Я не могу припомнить точного названия места, — уклончиво ответил Антимодес. — Эти маленькие городки. Они все похожи один на другой. Она была в трактире с несколькими… компаньонами.

«Неподходящими ей, нечестными людьми», — хотел он добавить, но промолчал, не желая огорчать ребенка, который, похоже, искренне любил сестру. Он видел ее с солдатами–наемниками худшего сорта, из тех, что продают свои мечи за деньги и готовы продать свои души тоже, если хоть кому–то понадобится такая дрянь.

— Она рассказала мне историю о тебе, — быстро продолжил Антимодес, не оставляя ребенку времени задать вопросы. — Она сказала, что когда отец впервые привел тебя сюда, к Мастеру Теобальду, ты зашел в его библиотеку, — в эту самую комнату — сел и принялся читать одну из магических книг.

Сначала Рейстлин выглядел испуганным, потом он улыбнулся. Это была не ухмылка, но озорная улыбка, которая напомнила Антимодесу, что мальчику было всего шесть лет.

— Это невозможно, — сказал Рейстлин, бросая косой взгляд на Антимодеса. — Я только учусь читать и писать на языке аркана.

— Я знаю, что это невозможно, — ответил Антимодес, непроизвольно улыбаясь в ответ. Мальчик мог быть очень обаятельным, если хотел. — Но откуда бы тогда она узнала эту историю?

— От моего брата, — ответил Рейстлин. — Мы были в классе, и мой отец говорил с мастером обо мне. Мастер не хотел принимать меня в школу.

Антимодес поднял брови, пораженный:

— Откуда ты знаешь? Он так и сказал?

— Он не сказал этого так прямо. Но он сказал, что я неправильно воспитан и держу себя неподобающим образом. Я должен говорить только когда ко мне обращаются, и мне надо держать глаза опущенными, а не «выводить его из себя своими гляделками». Так он сказал. Я был «нахальным», «языкастым» и «непочтительным».

— Значит, ты таким и был, Рейстлин, — поучительно сказал Антимодес, сочтя это подходящим моментом для нотации. — Ты должен выказывать своему наставнику и одноклассникам больше уважения.

Рейстлин пожал плечами, этим движением отметая их всех прочь, и продолжил рассказ:

— Мне надоело слушать, как отец извиняется за меня, так что мы с Карамоном пошли исследовать школу. Мы пришли сюда. Я взял книгу с полки. Одну из книг заклинаний. Учебную. Мастер держит все настоящие книги запертыми в подвале. Я знаю.

Голос ребенка был спокойным и серьезным; в глазах сияла тоска. Антимодес встревожился и мысленно взял на заметку предупредить Теобальда, что его драгоценные книги могут быть в большей опасности, чем мастер предполагает.

Затем мальчик неожиданно снова показался всего лишь ребенком.

— Я мог сказать Карамону, что книга настоящая, — сказал Рейстлин, и его озорная улыбка вернулась. — Не помню. Неважно, в общем, Мастер Теобальд ворвался сюда, пыхтя, сопя и страшно ругаясь. Он отругал меня за побег и за «нарушение его частных владений», а когда он увидел книгу у меня в руках, разозлился еще больше. Я не произносил заклинания. Я не мог его прочесть.

— Но, — Рейстлин послал Антимодесу хитрый взгляд, — тут в городе есть фокусник–иллюзионист. Его зовут Вейлан, и я слышал, как он колдует, и запомнил слова некоторых заклятий. Я знаю, что они не подействуют, но я использую их для смеху, когда ребята играют в войну. Ну я и пропел несколько таких слов. Карамон страшно возбудился и сказал отцу, что я собираюсь вызвать демона из Бездны. Мастер Теобальд стал очень красным и отнял у меня книгу. Он знал, что я не читал ее, — холодно добавил Рейстлин. — Ему просто нужен был повод избавиться от меня.

— Мастер Теобальд принял тебя в школу, — сурово сказал Антимодес. — Он не «избавился от тебя», как ты говоришь. А то, что ты сделал, было плохо. Тебе не следовало брать книгу без разрешения.

— Ему пришлось взять меня, — ровно сказал Рейстлин. — Мое обучение было куплено и оплачено. — Он очень пристально поглядел на Антимодеса, который, ожидая этого, вернул взгляд с выражением кроткой невинности.