— Так ты считаешь, что он способен на убийство? — нахмурился Пар–Салиан.

— А кто из нас не способен, если жизнь вынуждает на то? В моем родном городе живет портной, гнусный обманщик, который обсчитывает своих клиентов и распространяет злобные слухи о своих конкурентах, в том числе и о моем брате. Я сам не раз думал о том, чтобы послать к его двери какого–нибудь демона, чтобы тот свернул ему шею. — Антимодес выглядел довольно грозно, когда говорил это.

Пар–Салиан спрятал улыбку за очередным бокалом вина.

— Ты сам говорил, что тем, кому приходится идти тропами ночи, приходится учиться видеть в темноте, — продолжил Антимодес. — Вряд ли ты хочешь, чтобы он шел вслепую, спотыкаясь о камни.

— Это было одной из причин, повлиявших на мое решение. Испытание расскажет ему о многом в нем самом. О том, что ему вряд ли понравится знать, но что необходимо знать для того, чтобы понимать себя и силу, которой владеешь.

— Испытание — это страшный и унизительный опыт, — сказал Антимодес, невольно передернув плечами.

Их лица вытянулись, и они обменялись взглядами, удостоверившись, что снова думают об одном и том же. Казалось, что это так, и им не было нужды называть имя того, о ком они подумали.

— Вне всякого сомнения, он будет там, — тихо сказал Антимодес. Он огляделся вокруг, как будто боясь, что их могут подслушать в комнате, которая располагалась в верхней, безлюдной части башни, в комнате, куда не мог войти никто, кроме них двоих.

— Да, я тоже боюсь этого, — сказал Пар–Салиан, внезапно посерьезнев. — Он особенно заинтересуется этим юношей.

— Мы должны покончить с ним раз и навсегда.

— Мы пытались, — сказал Пар–Салиан. — И ты не хуже меня знаешь, что из этого вышло. Нам не добраться до него в его измерении бытия. К тому же я подозреваю, что его охраняет Нуитари.

— Должно быть так. У него еще не было более верного слуги. Взять хотя бы убийства! — Наклонившись вперед, Антимодес заговорил тихо и доверительно: — Мы могли бы ограничить возможность доступа к нему.

— А как насчет свободы воли? Это всегда было отличительной чертой наших порядков. За эту свободы многие положили свои жизни! Неужели мы откажемся от права выбирать свою собственную судьбу?

Антимодес проникся.

— Прости меня, друг мой. Я сказал это, не подумав. Но я привязан к этому юноше. И горжусь им. Он оправдал все мои надежды. Я в долгу перед ним, и мне будет больно, если ему причинят зло.

— Да, он действительно оправдал все надежды. И продолжит делать это, надеюсь. Его выбор поведет его той дорогой, которой ему суждено идти, как вел нас с тобой наш выбор. Надеюсь, его выбор окажется мудрым.

— Испытание нелегко ему дастся. Он слабый и хилый.

— Клинок должен пройти через огонь, иначе он сломается.

— А что, если он погибнет? Что ты будешь тогда делать?

— Тогда я буду искать кого–нибудь еще. Ладонна говорила мне о подающем надежды молодом эльфийском маге. Его имя Даламар…

Их беседа продолжалась, и они говорили еще о многих вещах: об ученике Ладонны, обо всем, что происходило в мире, и о том, что интересовало их обоих больше всего — о магии.

Над Башней ярко светили серебряный Солинари и алая Лунитари. Нуитари тоже был там — темная дыра в созвездиях. Этой ночью все три луны были полными, как и требовалось для Испытания.

В землях за пределами Башни, далеко–далеко от комнаты, где беседовали о судьбах мира и попивали эльфийское вино двое архимагов, молодые маги, направлявшиеся к Башне, чтобы пройти Испытание, беспокойно спали — если спали вообще. Утром Вайретская Роща должна была найти их всех и повести навстречу их судьбе.

Завтра кто–то может заснуть, чтобы больше не проснуться.

Путешествие близнецов к Башне заняло у них чуть больше месяца. Они ожидали, что потребуется больше времени, так как думали, что пойдут пешком. Но вскоре после того как их друзья покинули Утеху, прибыл гонец, сообщивший, что на имя Мажере были приведены две лошади, которые стоят в общих конюшнях. Лошади оказались подарком от покровителя Рейстлина, Антимодеса.

Молодые люди ехали на юго–запад, через Гавань. Рейстлин задержался там на день, чтобы повидаться с Лемюэлем, который сообщил, что храм Бельзора был разрушен, и его камни пошли на постройку домов для бедняков. Все это было проделано под руководством нового религиозного ордена, известного как Искатели, и, по всей видимости, безопасного и мирного. Лемюэль снова открыл свою лавку. Он показал Рейстлину черную брионию, которая прекрасно прижилась и зацвела. Когда он спросил, куда они держат путь, Рейстлин ответил, что они путешествуют для собственного удовольствия и делают круг, намереваясь закончить путь в Пакс Таркасе.

Лемюэль очень серьезно это воспринял, несколько раз пожелал им удачи и счастливого пути и печально вздохнул, когда они уехали.

Братья продолжили путь на юг вдоль гор Кхаролис, держась границы Квалиноста.

Они внимательно смотрели по сторонам, но не увидели ни одного эльфа. Но они хорошо знали, что эльфы их видят и наблюдают за ними. Карамон предложил навестить Таниса и посмотреть на эльфийское королевство. Рейстлину пришлось напомнить ему, что их путешествие было тайным, и что им полагалось быть в Пакс Таркасе. К тому же он сильно сомневался, что эльфы пропустят их к себе. Квалинести относились к людям лучше, чем Сильванести, но не доверяли странникам в свете последних слухов, летевших на темных крыльях с севера.

Утром того дня, когда они проехали мимо границ королевства, проснувшись, они обнаружили по стреле возле их спальных мешков. Послание Квалинести не нужно было расшифровывать: «Мы позволили вам пройти, но не возвращайтесь сюда больше».

Братья вздохнули с облегчением, когда оставили позади эльфийские земли, но расслабляться было рано, потому что им еще предстояло найти Вайретский Лес. Земли этой части Абанасинии были дикими и безлюдными. Однажды братья наткнулись на воров, в другой раз мимо них прошел целый отряд гоблинов, так близко, что близнецы могли бы дотянуться рукой до крайнего.

Воры хотели застать беззащитных молодых путников врасплох. Меч Карамона и огненные заклинания Рейстлина быстро убедили их в том, что они ошиблись. Когда один из них упал мертвым, остальные кинулись врассыпную залечивать раны. Но гоблинов было слишком много, чтобы рисковать и ввязываться в драку. Братья затаились в пещере поблизости, пока отряд не промаршировал на север быстрым шагом.

Четыре дня близнецы искали рощу. Разнервничавшийся Карамон много раз повторял, что им следует повернуть назад. Он проглядел три карты — одну дал ему Тассельхоф, другую он купил у трактирщика в Гавани, а третью забрал у убитого вора. На всех трех картах роща была обозначена в разных местах.

Рейстлин успокаивал брата как мог, но он и сам начинал беспокоиться. Следующий день был седьмым днем седьмого месяца, а поблизости не было видно никаких признаков леса.

Той ночью они легли спать на поляне под несколькими чахлыми сосенками. Проснувшись, они обнаружили, что лежат под могучими ветвями развесистых дубов.

Карамон с трудом подавил желание сбежать прочь. Дубы не были обычными дубами. В дуплах ему чудились глаза, он слышал шепот в шорохе листьев. В песнях птиц ему также слышались слова. Хотя он не понимал их, ему казалось, что птицы советуют ему уйти.

Близнецы собрали вещи и оседлали лошадей. Дубы смыкали ветви над их головами, огромные стволы и корни преграждали путь. Рейстлин минуту молча смотрел на деревья, собираясь с духом, потом легонько пришпорил лошадь. Дубы расступились, обнаружив за собой неширокую тропинку, ведшую прямо к башне.

Карамон старался ехать позади брата. Деревья с ненавистью смотрели на него, листва шелестела угрозами. Он совсем упал духом. Страх овладел им, лишив его способности соображать, оставив его слабым и беспомощным, сковав его руки и ноги.