Иле ехидно покосилась на него и показала предмет, снятый ею с лица Элофа.

— Бобры тоже плетут сети?

Мужчины в страхе переглянулись. Это действительно была примитивная сеть, сплетенная из какого-то грубого волокна. Потом они снова посмотрели на русло реки; по обе стороны от бреши в воде мотались концы разорванной сети.

Внезапно Элоф увидел в колышущейся воде какое-то быстрое завихрение, затем еще одно, и еще…

— Что это? — спросил он у Дерваса.

— Амикак, откуда мне знать? Похоже на буруны. Хорошо, что не рядом: чем скорее мы причалим к берегу, тем лучше.

Элоф кивнул и поежился от холода в промокшей одежде.

— По крайней мере мы находимся недалеко от залива. Там глубина будет гораздо меньше — если только остальные продержатся…

Он оглянулся и снова поежился, но теперь уже не от холода. Буруны появились снова, а под ними угадывались темные силуэты, плывущие против течения. Они преследовали первый плот.

Элоф поднялся на нетвердых ногах, но когда он открыл рот, собираясь выкрикнуть предупреждение, то увидел, как искореженный плот вздрогнул и резко прекратил свое вращение. Фигурки людей зашатались и попадали. Затем — казалось, очень медленно — толстые бревна разделились на носу и разошлись в стороны, как растопыренные пальцы огромной руки. Не в силах помочь, Элоф с ужасом прислушивался к воплям и крикам. Он видел, как два высоких человека, оседлавших бревна, вытащили других из воды и начали крепить цепи и канаты, собираясь сцепить бревна, пока плот не развалился окончательно. Но когда они перепрыгнули на другой край, вода снова забурлила, и Элоф мельком увидел изогнутый блестящий горб, похожий на спину какого-то крупного подводного существа, появившийся и тут же пропавший. Затем с той же легкой, обманчивой медлительностью, жуткой для наблюдателей, бревна разошлись и вновь сошлись. Прыгнувшие люди приземлились, но заскользили по мокрому дереву; один удержался за цепь, конец которой он держал в руке, и упал на бревно, но другой соскользнул в воду. Он ухватился за короткий обрубок ветви, а первый рывком подался вперед, но в тот момент, когда их руки соприкоснулись, тяжелые бревна сошлись вместе с гулким стуком, почти заглушившим короткий отчаянный вскрик. Когда они снова разошлись, лишь одна фигура стояла на четвереньках, вглядываясь в темную воду.

— Эйсдан! — донесся голос Керморвана. Где-то рядом Гизе вторил ему, но ответа не было.

Элоф и другие в оцепенении наблюдали за происходящим, на время забыв о том, что им тоже может угрожать опасность. Крик сзади был запоздалым предупреждением. Обернувшись, Элоф выхватил из ножен свой черный меч и бросился на выручку. Дервас все еще цеплялся за рулевое весло, но с новым отчаянием, поскольку обе его ноги болтались в воде, словно какой-то огромный вес увлекал их на дно. Элоф выбросил руку вперед, собираясь схватить Дерваса за шиворот, но тут весло согнулось, треснуло и переломилось. С жалобным криком Дервас отпустил его и схватился за протянутую руку. Вес, тянувший его под воду, был огромным, и Элоф уперся подошвами в опору румпеля, чтобы самому не вылететь за борт. Дервас взвыл от боли; вены на его лбу выступили так сильно, как будто его пытали на дыбе. Деревянная опора сломалась, и Элоф заскользил к краю плота. Дервас был уже по грудь в воде и тянул его за собой в черную бездну. Но в свободной руке Элоф держал Гортауэр; он перехватил меч и ткнул острием, как пикой, один раз и другой. Меч вошел в чью-то плоть, вода забурлила и потемнела, и Дервас, безвольно мотавшийся в воде, внезапно стал гораздо легче. Тенвар и Арвес подползли ближе и помогли Элофу вытащить его. Но когда левая нога Дерваса перевалилась через край, все ахнули от ужаса: до колена плоть была полностью обглодана до костей. Содрогнувшись, Иле сняла тяжелый пояс Дерваса, собираясь затянуть его на бедре и остановить хлещущую кровь, но потом заколебалась, отложила пояс и покачала головой. Дервас обмяк в их руках, и кровотечение почти прекратилось.

Иле вдруг вскрикнула и бросилась к краю плота. Узорчатое лезвие ее топора взлетело и опустилось вниз. Элоф ощутил отдачу в сыром дереве и увидел, как нечто ужасное, отсеченное ударом, шмякнулось на бревна, словно рыба, выброшенная из воды, и принялось извиваться, разбрызгивая темную жидкость. Оно могло бы показаться широким листом водоросли, но в коричневатой крапчатой перепонке шевелились толстые остроконечные пальцы, каждый из которых заканчивался коротким когтем, а сама она была покрыта гладким мехом.

У Элофа было лишь несколько мгновений, чтобы увидеть это. Потом весь плот вздыбился, словно попав на гребень невидимой волны, через который он не мог перевалить. Плот угрожающе накренился, и с каждой секундой крен становился сильнее.

— Они сбросят нас в воду! — завопил Бьюр.

— И перевернут плот сверху, — добавила Иле. — Прыгайте подальше, пока можете!

Никто не стал тратить времени на возражения. Элоф вложил в ножны свой меч, покрепче уперся в наклонившийся плот, оттолкнулся и прыгнул что было сил. Небо и берег закрутились вокруг него, потом в лицо ударила ледяная тьма. Немного позади раздался оглушительный плеск, словно выпрыгнувший кит шлепнул хвостом по воде, и высокая волна накрыла Элофа с головой. Он отчаянно заработал руками и ногами и устремился к спасительному воздуху, ни на миг не забывая о жутких когтях на перепончатой ткани. Вес заплечной котомки тянул его вниз, но он не мог и помыслить о том, чтобы избавиться от нее. Его подошвы уперлись в илистую, но достаточно плотную поверхность; он испытал короткий приступ паники, но затем осознал, что это должно быть дном озера. Элоф поджал ноги, оттолкнулся и сделал последний отчаянный рывок. В следующее мгновение его голова оказалась на поверхности, и он закашлялся, выплевывая воду, которой успел наглотаться, чтобы наконец-то сделать мучительный глубокий вдох. У него еще хватило сил удивиться тому, что он каким-то образом оказался на мелководье. Темная стена берега действительно была совсем недалеко, а над серебристой поверхностью воды виднелись другие головы — слишком далеко, чтобы помочь или просить о помощи. Элоф поплыл к берегу, но не успел сделать и нескольких гребков, как вода перед ним забурлила и из нее возник круглый силуэт.

Это был глаз шириной с человеческое лицо, взгляд которого пригвоздил его к месту. Он был выпучен, как у лягушки, и сидел в глазнице над громадной закругленной головой. Взгляд, устремленный на Элофа, был стеклянным, бесстрастным, совершенно нечеловеческим, однако живым и внимательным. Тот же самый крапчатый мех покрывал голову: гладкий, похожий на тюлений. Струи воды стекали с мехового купола, пока он поднимался, оставляя пряди водорослей, свисавшие с головы, словно пародия на гирлянды, и цеплявшиеся за углы широкого безгубого рта, растянутого в неподвижной пресыщенной улыбке.

В отчаянии Элоф стал нашаривать меч, опасаясь, что клинок мог выпасть из ножен, но холодная рукоять как будто сама легла ему в руку. Он обнажил меч, но помедлил с ударом; если эта тварь обладает разумом… Он поднял меч так, чтобы существо могло видеть клинок как сумрачную тень над водой, и указал в сторону. Ответ был достаточно ясным: существо разинуло пасть, показав ряды острых зубов, и вызывающе медленно заскользило вперед. Элоф подумал о Дервасе и вздрогнул — бесстрастная целенаправленность в этих выпученных глазах была страшнее ярости или ненависти. Потом им овладел холодный гнев, и он нанес удар между тускло блестящими глазами. Клинок глубоко вошел в плоть и свободно вышел наружу, а Элоф глотнул воздуха и, согнувшись пополам, ушел под воду. Огромное тело скользнуло наверху там, где он только что был. Он рубанул в том направлении, но вода замедлила удар. Темный силуэт навис над ним; тогда он извернулся и ткнул мечом вверх со всей силы. Меч вонзился еще глубже, чем раньше; потом его встряхнуло и начало мотать взад-вперед под водой до тех пор, пока в его голове не зазвонили колокола, а перед глазами не закружились звезды. Элоф наконец смог вырвать клинок и глотнуть воздуха. В следующий момент его колени болезненно заскребли по галечнику, меч застучал о камни. Он встал и обнаружил, что вода не достает ему до груди. Сделав несколько шагов вперед, он вдруг остановился и со смутным беспокойством начал шарить в своей котомке. Все еще там, по-прежнему закрыта — больше он ничего не нащупал, но это было не важно.