— Вернемся к плотам и покинем это проклятое место. Но теперь пусть больше никого не обманут призраки, вернувшиеся из нашего прошлого!
Ему ответили согласным хором, но на обратном пути к плотам люди разговаривали между собой не больше, чем это было необходимо. Они снова выплыли на середину реки и вскоре островок превратился в темное пятнышко над водой, так же утраченный для них, как годы их ранней юности.
Глава 4
ОХОТНИКИ И ДОБЫЧА
В хрониках мало сказано об этом речном путешествии до его завершения, хотя оно длилось еще много дней и перенесло их более чем на сто пятьдесят лиг в необъятные глубины Леса. Они миновали пороги и отмели без больших затруднений, так как их плоты были прочными, устойчивыми и выдерживали нагрузки, губительные для более маневренных судов. Путешествие было быстрым, потому что теперь они редко вставали на якорь и плыли по ночам, если света луны и звезд было достаточно для того, чтобы направлять плот. Лишь в пасмурные ночи они приставали к берегу, но спали на плотах, тесно прижавшись друг к другу и выставив сильную стражу. И хотя путешественники больше не подвергались нападению, тревога тяжко давила им на сердце.
— Не удивлюсь, если весь этот затерянный народ просто вымер от голода! — проворчал Рок. — Кажется, это худшая опасность, которая может подстерегать нас здесь.
— Похоже на то, — пробормотал Бьюр, глядя на изрядно уменьшившиеся в размерах сумы с провиантом, сложенные под навесом. Они уже перешли на половинный рацион, который вскоре тоже предстояло урезать. Керморван рассчитывал, что они будут добывать пропитание охотой, а те припасы, которые они несли с собой, были предназначены главным образом для того, чтобы перебиваться в трудные времена или вносить разнообразие в мясной и рыбный стол. Все члены отряда умели охотиться, а некоторые, включая и самого Керморвана, были искусными охотниками, но, кроме нескольких рыбин, они так ничего и не поймали. И дело было вовсе не в отсутствии животных; днем и ночью люди могли слышать их на расстоянии, ведущих свою жизнь под деревьями и составляющих часть огромного цикла жизни, смерти и возрождения, который составлял жизнь самого Леса.
Но, если не считать первых нескольких оленей, ни одно животное до сих пор не показывалось на берегу. Двое суток подряд охотники пролежали на берегу в засаде у места, которое, по всеобщему мнению, было часто посещаемым водопоем. Они хорошо выбрали укрытия и с величайшим мастерством скрыли свои следы и запахи, однако за все время томительного ожидания не услышали ни звука, свидетельствовавшего о приближении живых существ. Но когда они вернулись на плоты, сердитые и разочарованные, лесные звуки возобновились с такой же энергией, как прежде: стайки маленьких голубых птиц запорхали среди ветвей, а из кустов прозвучал чей-то издевательский визгливый крик.
— Тут что-то не так, — пробормотал Борхи. — Все животные стараются держаться подальше от нас. Это неестественно!
— Откуда ты знаешь, что естественно, а что нет? — возразил Кассе. Они с Борхи несли раннюю утреннюю стражу на первом плоту, расположившись у кормового весла. Охотник говорил тихо, но воздух был так неподвижен, что Элоф, лежавший на носу второго плота и недавно пробудившийся от дурного сна, ясно слышал его.
— Никто не знает Великий Лес лучше меня, — скрипучим голосом продолжал Кассе. — Я-то знаю! Это тебе не худосочные рощицы, к которым привыкли олухи из Норденея или наш надменный юный лордик. Нельзя просто бродить здесь и воображать, что ты волен охотиться, как тебе угодно. Тут ведь еще много кто живет. С ними нужно договариваться, понятно? Если они обратятся против нас, наша удача пропадет и никакой добычи не будет в помине.
— С кем договариваться? — обеспокоенно спросил Борхи, обводя взглядом непроницаемые ряды деревьев. — И как? Что ты хочешь сказать? Ты знаешь, что вокруг снова затевается что-то недоброе?
— Что-то затевается, но почему обязательно недоброе? Разве плохо требовать то, что тебе причитается? Их называют Элгорион, или Дикая Охота; если хочешь вернуться с добычей, нужно попросить у них разрешения. Чего же тут непонятного?
— Ты имеешь в виду, здесь есть другие люди? — с сомнением поинтересовался Борхи.
Кассе с самодовольным видом постучал его пальцем по носу.
— Заметь, этого я не говорил. Здесь есть кое-какие твари похожие на людей, но с ними лучше не встречаться. Зато Охота… это природные силы, понял? Их нечего бояться, если знаешь, как правильно себя вести. Старинные приемы, нужные слова — я узнал их от деда, тот от своего дяди и так далее. В нашем роду всегда были великие охотники, у которых не переводилась добыча.
Он покосился через плечо на Элофа, который продолжал дышать медленно и не шевелился.
— Послушай, ты вроде бы умный парень. Не хочешь заполучить немного охотничьей удачи? Я расскажу тебе одну простую вещь, можешь попробовать. Возьми две хорошие новые стрелы и еще одну, которая уже напилась крови. Поймай птицу или любого зверя — не важно, большого или маленького, если у него есть глаза. На восходе луны встань под тенью высокого дерева, положи две новые стрелы крест-накрест, а в руки возьми третью стрелу и свою добычу. Потом скажи охотничье благословение, вот так… — Он начал тихо напевать:
Дети шорохов ночных,
Стражи морское лесных,
Дар охотников примите,
Этой кровью утолите
Жажду…
— Это не похоже на благословение! — с тревогой перебил Борхи.
— Э, не будь таким дурацким чистоплюем! — проворчал Кассе. — Я просто стараюсь немного помочь своему сородичу-сотранцу, разве не ясно? Эти норденейские хамы плевать на нас хотели, а наш славный лордик только и знает, что поощрять их! Ох и поплясали бы они у меня, если бы только…
— Довольно, Кассе! — сталь, прозвучавшая в голосе Керморвана, поразила даже Элофа. Тот, кого все считали спящим, в одно мгновение оказался на ногах и теперь гневно глядел на охотника сверху вниз. — Я взял тебя в отряд только ради твоего хваленого опыта. Но чем больше я слышу, тем меньше мне это нравится! Я знаю тебя как брюзгу и суеверного болвана; смотри, чтобы я не стал думать о тебе хуже. Берегись, Кассе!
Охотник замолчал, выплюнул какое-то ругательство и сам поднялся на ноги, оскальзываясь на неровных бревнах.
— Похоже на то, мой дорогой юный лорд. Я уже по горло сыт и тобой, и твоими дружками. А ты, Борхи, — ты будешь и дальше терпеть понукания этого щенка, который ценит своих сородичей ниже, чем жестянщика и дьюргарскую сучку?
Элоф встал, положив руку на рукоять меча и готовый в любую минуту перепрыгнуть с одного плота на другой; рука Кассе лежала слишком близко от охотничьего ножа. Головы поднялись с одеял, некоторые начали суетиться, решив спросонья, что им угрожает какая-то новая опасность.
Но Борхи лишь холодно посмотрел на охотника и сплюнул в воду.
— Говори сам за себя, Кассе. И не прибегай ко мне, если тебе надерут задницу! Что мне до твоей поганой деревенской ворожбы?
Кровь отхлынула от лица Кассе, и Элоф увидел холодный блеск в его сузившихся глазах.
— Деревенская ворожба, дружок? Вот как? — Он посмотрел на Керморвана и других путников, неуверенно прислушивавшихся к ссоре. — Но подождите, пока не оголодаете как следует с этим мальчишкой! Тогда вы сами на коленях приползете ко мне за советом!
Элоф скрипнул зубами. Момент был отвратительным: Кассе стремился посеять рознь, разрушить их единство и поставить под угрозу само существование отряда, однако его вряд ли можно было убить за одни лишь слова. Но потом Элоф, глядевший поверх голов остальных, заметил какое-то движение среди деревьев на берегу впереди. Забыв обо всем остальном, шикнул и указал вниз по реке. Его жест был таким настоятельным, что все взоры обратились туда.
— Добыча! — выдохнул Керморван. — Гизе, Кассе, берите луки!
Забыв о гневе, охотники бросились к оружию, которое всегда держали наготове. Кассе взвел арбалет и вложил болт в приемный желоб; роговой лук Гизе был натянут одним плавным движением, а Керморван достал из-под навеса свой длинный лук и колчан со стрелами. Даже у Элофа чесались руки, хотя он не любил преследовать добычу и убивать ради удовольствия. Он неплохо стрелял из короткого лука для охоты на куропаток, но знал, что эти трое были гораздо более меткими лучниками. Смертоносные наконечники стрел тускло поблескивали, когда лучники натянули тетиву и взяли прицел, выискивая цель в неверном утреннем свете. При таком расстоянии до мишени им могло не предоставиться второй возможности для выстрела.