Холодок, пробежавший по спине Элофа, был более ощутимым, чем холод тяжелой цепи или стены за спиной. Он вздрогнул от недоброго предчувствия.

— Одна из них высокая и голубоглазая, с очень светлыми волосами и бледной кожей? — медленно, как бы неохотно спросил он. — А другая — не такая высокая, но очень стройная, с коротко стриженными темными и кудрявыми волосами?

— Да, это они! — воскликнул старик. — Но как вы… ах, понятно. Значит, они появлялись и на западе. Не понимаю, как они…

— Торговец называл свое имя? — перебил Элоф.

— Да, хотя не знаю, какое право он имеет называться таким именем. Когда-то оно было почетным в своем роде; его носили члены семьи, противостоявшей королевскому роду с древней поры основания Морвана. Его фамильное имя Брайхирн, а зовут его Брионом.

Красное сияние, внезапно разлившееся по полу камеры, больше напоминало кровь, чем свет.

— Ты прав, старик. Но зачем ты выбалтываешь его — это уже другой вопрос, верно?

Факел держали низко, и фигура человека была почти неразличимой на границе света и тени, но грубовато-добродушный тон голоса не оставлял сомнений в личности говорившего. Старик медленно поднялся, с видимым усилием распрямив затекшую спину.

— Сир, я имею распоряжение кормить заключенных.

— Да, но не распускать свой поганый язык в их присутствии! Твое счастье, что скоро это не будет иметь никакого значения. Убирайся вон отсюда и будь проклят!

Старика подняли за шиворот и грубо вытолкали на лестницу. Дверь за ним захлопнулась.

— Вонючая мразь, — пробормотал вошедший себе под нос и в несколько быстрых шагов пересек комнату. Послышался скрип, сопровождаемый глухим стуком открывшейся ставни. Полная луна, сиявшая в ночном небе, озарила бледным светом пыльный земляной пол, и в камере пахнуло прохладным воздухом, несущим с собой звуки и запахи моря.

— Спасибо, Брион, — невозмутимо сказал Керморван.

— Не за что, — с таким же невозмутимым спокойствием отозвался Брион Брайхирн. Он воткнул свой факел в кронштейн на стене и встал перед ними, прислонившись к опорной стойке и скрестив руки на груди.

— Ты! — бушевал Рок, тщетно напрягавшийся в своих оковах. — Отродье Амикака, как ты попал сюда? Что ты затеваешь, гнусный предатель?

Брион пожал плечами.

— Не знаю, что ты имеешь в виду. Я не предатель и никогда им не был. Я не изменял тому, чему служу всю свою жизнь.

— Однако ты нарушил священные клятвы, — голос Керморвана был ровным и холодным, как отточенная сталь.

— Ни одной, которую я давал бы от всего сердца. Ни одной, которую я не был бы обязан дать и нарушить в силу прежних, более священных клятв.

Керморван глубоко вздохнул.

— Значит, это правда.

— Да, — просто ответил Брион.

— О чем вы толкуете, проклятые скрытные оболтусы? — прошипела Иле, на мгновение опередив вопрос Элофа.

Керморван едва заметно пошевелился, повернувшись к ней.

— О том, что среди нашего народа издавна существовало… некое подводное течение. Зеркальное отражение всего, что мы любим и защищаем, преклонение перед тем, что мы больше всего ненавидим. Тайное служение одной из древних Сил… наследственный культ Льда.

— Кратко, но по существу, — кивнул Брион. — Однако нами движет не ненависть, а презрение. И мы не просто преклоняемся перед тем, чему служим.

Его голос по-прежнему звучал ровно и бесстрастно, но в глубине, словно шуршание зыбучего песка под спекшейся коркой, угадывалась дрожь возбуждения.

— Мы исповедуем это. Наше служение началось на заре человеческого рода и продолжалось во время прежних, меньших Мировых Зим, еще до возвышения и расцвета Керайса Проклятого. Из Керайса мы пришли в Морван, а из Морвана отправились дальше на запад, хотя по злосчастному стечению обстоятельств наш род в Восточных Землях угас без следа. И все это время мы боролись с расползающейся скверной, которая называется человечеством. Куда бы ни бежали люди, наша вера сопровождала их до крайних пределов мира, до последнего вздоха. Мы почитаем разум, гордый и независимый, свободный от развращающего влияния плоти. Мы стремимся к полному очищению мира от жизни, от этой бурлящей клоаки, бездумной и бессмысленной в ее проявлениях. Мы искупаем грех своей плоти, покоряя ее и подчиняя чистому разуму, мы умерщвляем ее и подавляем ее позывы…

— А между тем жаждете власти и стремитесь к роскоши, — сухо сказал Элоф. — Избавь меня от этих проповедей, Брион. Я уже слышал их раньше и знаю им цену.

— Не суди обо мне по своему бывшему учителю! — отрезал Брион, по-видимому, глубоко уязвленный. — Я допускаю, что он был не чужд лицемерия, хотя его вера была твердой. Но разве это лицемерие?

С яростной энергией он закатал правый рукав своего камзола почти до плеча.

— Или это? — Он расстегнул ворот камзола и обнажил свою бочкообразную грудь.

Керморван издал приглушенное восклицание. Рок выругался, а Иле отвернулась с выражением крайнего отвращения; Элоф и сам ощутил, как к горлу подступает тошнота. Кожа руки от локтя до плеча представляла собой причудливое кружево из шрамов и рубцов — большей частью старых и побелевших, но с несколькими свежими ранами, затянутыми едва подсохшей кровавой коркой. Грудь выглядела примерно так же, но здесь имелись длинные тонкие рубцы, изгибавшиеся вокруг туловища, словно нанесенные раскаленной проволокой.

— Этому доказательству веры я посвятил свою жизнь, как делал мой отец и все мужчины нашего рода. И ты, мальчишка, смеешь называть меня предателем?

Рок плюнул в него.

— Да, и всех твоих чокнутых предков, чтоб им утонуть в собственном дерьме!

Керморван вздохнул; его лицо выражало удивление и даже легкую жалость.

— Теперь я догадываюсь, почему ты так и не взял себе жену, хотя остаешься последним в роду Брайхирнов.

Брион покачал головой.

— Мы даем обет жениться лишь в пожилом возрасте и только для рождения наследников, а не для удовольствия.

— Разумеется. Но я имел в виду… другое.

— Неудивительно, что он добрался сюда целым и невредимым, — пробормотала Иле. — Даже Охота не стала марать об него свои когти! Впрочем, он, наверное, получил бы удовольствие от этого.

Глаза Бриона расширились при упоминании об Охоте, но он сразу же восстановил самообладание.

— Стало быть, это все, что осталось от твоего хваленого отряда? — обратился он к Керморвану. — Но, кажется, ты мнишь себя героем после того, как один раз пересек Бресайхал от края до края? За последние несколько лет я много раз делал это.

— Через Лед, разумеется, — заметил Элоф.

— Только сначала, — ответил Брион. — Эквешцев нам пришлось провести этим путем, что означало гибель многих и многих. Но они — братья по крови из Скрытого Клана и приняли свои потери как должное. Нет, теперь я выбрал другой путь, более быстрый и темный. Тебе лучше остальных должно быть известно о нем; в конце концов, именно ты создал средство для передвижения по нему.

Элоф напрягся в своих цепях.

— Шлем Тарна! — воскликнул он.

— Ты не ошибся. Леди Лоухи получила его от твоего учителя, но любезно позволила мне пользоваться им для подготовки осады Кербрайна и захвата этого города. В ту ночь на крепостной стене я опасался, что ты видел, как я появился из темноты в шлеме, но, к счастью, твои мозги ворочались медленнее, чем я ожидал. Твой покойный учитель незадолго до этого внушил мне сильно преувеличенное представление о тебе.

— Значит, это ты предал нас мастеру-кузнецу? — осведомилась Иле таким же вкрадчивым голосом, как у Бриона.

Он пожал плечами.

— Естественно. С помощью шлема я мог часто беседовать с ним, чтобы обеспечить безопасность моих немногочисленных сторонников после падения Кербрайна. Мы с кузнецом были дальними родственниками, но это делало нас скорее соперниками, чем союзниками. И разумеется, это я послал эквешцев, чтобы перехватить вашу экспедицию, как только вы отправились в путь. Если бы среди них было больше людей из Скрытого Клана, для вас все обернулось бы по-другому.