Когда властитель объявился через несколько дней, Квадра в полном составе играла с неуклюжим мохнатым созданием, а Шарик умиленно за ними наблюдал.

Щенок прекрасно угнездился за пазухой, либо спал, скрывшись с головой, либо высовывал нос наружу и с интересом разглядывал окрестности, суетиться и пищать начинал, когда ему требовалось справить нужду. Догадывался, поросенок, что в случае чего ему же самому сыро и неуютно станет. Порталом они почему-то не воспользовались, ехали по маршруту, ведомому одному властителю, и то вряд ли. Дану казалось, что порой он выбирал направление произвольно. Ночевали чаще всего под открытым небом, выставляя на стражу не только Шарика, но и кучу всяких магических заморочек в исполнении обоих магов. Хорошо, погода стояла нормальная. Все укладывалось в ту самую картину, которую так не хотелось себе представлять, и Дан не представлял. Он все еще не мог выпустить из памяти облик Кайи. Ну что – всего несколько дней, всего несколько поцелуев, всего только взгляд, в котором сосредоточена скорбь всех эльфов. Женщина, которой он не сумел помочь. Или не захотел по-настоящему? Сорвался бы, поехал за ней… а властитель бы позволил, потому что все равно было поздно. И что? Оторвал бы голову Кондрату? Ага. Вот наоборот – вероятнее, потому что против магии, увы, сталь бессильна, если только не из-за угла.

За тридцать лет там, дома, Дан не видел смерти. Один раз в детстве был на похоронах, но был маленьким и ничего не понимал, умер дальний родственник, и на похороны его взяли только потому, что оставить было не с кем. Сашка? Ну да, Сашка. Не вернулся. Словно уехал навсегда. Он не видел и как умирала Дана, и как умирала Кайя, только все равно – теперь знал, сам уж столько крови пролил, что страшновато думать, ну да, оборонялся, нападал редко… да и нападал ли? Ведьмочку одну из костра вытаскивал самым натуральным образом, а ему помешать решили, саданул тогда наиболее ретивого эфесом в висок, да наповал, руки обжег, когда ее из огня пытался вытащить. Гай отшвырнул его на несколько метров и, шагая в костер, еще успел выразительно себя пальцем по лбу постучать: совсем придурок? Ведьму они потом еще полечили, а потом, несмотря на ее мольбы и вопли, сдали гильдейской страже, и честно говоря, Дан не интересовался, что с ней сталось. Очень может быть, что и повесили, да веревка – это быстро. Поведение Дана, включая убиение, сочли правомочным, потому как он содействовал соблюдению законности, и даже пальчиком не погрозили, разве что властитель у Гая жесту научился, тоже себя по лбу постучал: ну что за идиот, в огонь лезть, когда вампир рядом и демон, иногда работать мозгами должен даже Меч Квадры …

Привык к тому, что смерть рядом. Сегодня он мечом в висок, завтра его. Сегодня его Гай прикрыл, а завтра он прикроет Аля. И казалось это таким естественным, что Дан даже не удивлялся себе. А что было, когда первую шею свернул? Полоскало-то сколько, а страданий – чей-то сын, чей-то внук… Казалось концом света. И ничего, никакой не конец. Не считать же, сколько супостатов на тот свет отправил. А Дана помнилась. И Кайя. Погубил обеих. Ну да, не впрямую, косвенно, но погубил, никуда не денешься. Простое осознание простого факта. Не угрызения совести, не комплекс вины – сама вина.

Остальные то ли понимали, то ли чувствовали, не только Квадра или Шарик, но и властитель. Не переубеждали. Считали, что должен переболеть сам. Вот и таскал его властитель по свежему воздуху, не рвясь открывать портал – а мог без проблем, в любую знакомую точку, хоть в замок свой расчудесный, хоть в столицу, хоть к черту на рога, если бывал там хоть раз. Однако тащился на транспорте мощностью в одну лошадиную силу, развлекался общением с Квадрой и постоянно напряженно думал, и было это так заметно, что поднабравшаяся наглости Квадра даже и не комментировала. Ну так кто угодно бы напрягался, подозревая своих неизвестно в чем. Властители – это ж даже не класс, не общество, не орден, не гильдия, это каста.

А с другой стороны, прожить черт-те сколько лет и не стать циником нельзя. И Нирут, хотя и младенец по сравнению с собратьями, в реальной жизни далеко не мальчик, вдвое против самого древнего земного долгожителя людей изучал, догадывается, что святые если и бывают, то власти никогда не имеют. И даже понятно, какой вопрос он решает… то есть какие вопросы: кто и зачем. Дана больше интересовало зачем, потому что виденные властители были на одно лицо, он только Велира и выделял, даже спаситель темно-красный, у которого старенькая жена свой век доживает, все равно был скорее символом, чем человеком.

Интересно, есть ли здесь символика цвета? Почему Нирут черный, а тот красный? А Велир бархатно-коричневый? С Дановыми понятиями бред получается, не похож Нирут на записного злодея, красный на кровопивца какого, а Велир на фашиста.

Сидя вокруг костра, они оживленно обсуждали этот вопрос. Гай вспомнил что-то о символике, но древнее, забытое и к одежде отношения не имеющее. Нирут вроде бы их и не слышал, однако встрял, когда они иссякли:

– Никто черного не хотел, потому что черный – символ смерти. А я не суеверный, предложили, согласился. Красный – символ крови. Синий – символ ума. И так далее. Только тот, что носит синий, не самый умный среди нас, а тот, что носит красный, не самый кровожадный. Просто одному синий идет, а второму красный. И ничего больше.

– Вот бы никогда не подумала, что и властители не чужды кокетству, – фыркнула Лара. – Как-то неприменимо к вам, милорд, такое «идет – не идет». Однако… Если честно, вам не идет.

– Но больше, чем розовый, – хмыкнул Нирут.

– А откуда именно такие цвета? Почему выбор между розовым и черным?

– С круга перемен. О нем даже ты, наверное, не слышал. Древнейший артефакт, для чего служил – непонятно, как действовал – непонятно, но отчего-то ему придавали огромное значение. Вдруг ни с того ни с сего он начинал вращаться и останавливался тоже ни с того ни с сего. А еще там был символ: серебряная восьмиконечная звезда. Вот и гадали по кругу: какой цвет против звезды, так и жизнь пойдет. Забыто уже.

– С вашей помощью? – невинно поинтересовался Дан.

– Не с моей, конечно, потому что давно это было, но властителей, разумеется. Когда выпадало черное, ждали мора, катастроф, войн, и так ждали, что война непременно начиналась. Когда выпадал желтый, ждали повального счастья, и хоть оно не наступало, в народе рассказывали истории о внезапно подвалившем богатстве, удачной женитьбе, своевременном наследстве… В общем, вы не дети, понимаете, чем больше людей поверит в неизбежность войны, тем неизбежнее будет война.

– И ликвидировали древнейший артефакт.

– Чего бы? – простецки подмигнул Нирут. – Убрали с глаз долой. Храм, в котором он стоял, обрушили, сопровождая это громами, молниями среди ясного неба. Говорят, впечатляющее было зрелище. И конечно, Дан, там были люди. В храме. Немного, но были. Жрецы никогда не покидали круга.

Дан молча пожал плечами. Гибель одного здесь трагедия, гибель миллионов не статистика. Простой и незатейливый мир, управляемый кучкой великих и практически бессмертных магов. Мутантов. С одной стороны, жутковато. С другой – привычно. Не революции же в самом деле устраивать. Жизнь вообще несправедлива. Такая вот свежая и оригинальная идея…

Проснувшись однажды ночью без видимой причины, Дан услышал тихий разговор. Аль и властитель. В шепоте Алира было отчаяние, в шепоте Нирута – утешающие нотки. Ну что за дурная привычка у Аля – на Дана равняться. Теперь он переживал о том, что легче забыл любимую сестру, чем Дан – женщину, которую знал всего несколько дней. А Нирут мягко втолковывал ему, что дело тут вовсе не в душевной черствости, а в психологии человека и эльфа, другое отношение к жизни и смерти, другое восприятие мира. Надо будет по шее надавать, подумал Дан, засыпая. А имел бы Дан привычку в истерике биться, Аль бы тоже с него старался пример брать?