— Как это «нет»? — спросил я с некоторым опасением.

— Больного нет в том смысле, что он становится здоровым!

Мне пришлось принять дозу снадобья, после чего целитель ушёл, не забыв при этом запереть дверь снаружи. Я же поспешил в гальюн…

Когда мне полегчало, я умылся и лёг на койку. В этот момент из вмонтированного в воротник моей рубахи переговорного устройства послышался голос Чекрыгина:

— Кортиков, доложите обстановку! Идёт слух, что вы захворали!

Я ответил, что временно нахожусь как бы на медицинской гауптвахте, но опасности в этом нет. Далее я попросил не оказывать на Кулчемга никакого давления в смысле изменения ситуации и не мешать мне вживаться в быт островитян.

Затем я связался с Белобрысовым. Он сказал, что устроился неплохо и что Барсик «свой в доску». Потом стал расспрашивать, как меня лечат, и долго хохотал, узнав о гусином мёде, а затем изрёк:

К концу разговора он посоветовал мне «отречься от земного соцпроисхождения», — и тогда целитель сразу отпустит меня на свободу. Но я ответил, что мне очень не хочется лгать. К тому же чем дольше я буду пациентом, тем подробнее будут мои сведения о современной островитянской медицине.

— Ну, вольному воля, Стёпа. Блаженны верующие…

Он умолк.

В зарешечённое подобие окна мне виден был маяк и огненная дорожка, бегущая от него по пустынной поверхности океана. На вершине маячной башни, на фоне языков пламени, можно было различить силуэт согбенного старика, методично подбрасывающего поленья в «световую чашу».

Заботливый Кулчемг часто навещал меня в палате. Я выведал у него немало данных о местных обычаях и, главное, много сведений из истории планеты в широком смысле — всё, что он слыхал от стариков. На такие допросы целитель отвечал с особой охотой, считая, что с его помощью я хочу восстановить в своей памяти всё, что когда-то знал, но запамятовал в результате психической травмы.

Меня огорчало только то, что из-за однообразной пищи и главным образом из-за гусиного мёда желудок мой пришёл в некоторое расстройство и я начал худеть. Когда утром четвёртого дня я пожаловался на это Кулчемгу, тот привёл медицинскую поговорку, которую можно перевести на русский примерно так: «Вес убавляется — ум прибавляется». К этому он добавил, что, несмотря на явные сдвиги к лучшему, лечение продвигается медленнее, нежели он ожидал. Поэтому завтра утром он даст мне последнюю порцию гусьмеда, а затем, не медля ни часу, мне предстоит перейти к иному методу лечения.

— Ночною радостью будешь лечиться! — подытожил он и покинул палату, оставив меня в полном недоумении. Что это за «ночная радость», которой можно лечиться утром? Где тут логика?!

Связавшись с Павлом, я пересказал ему свой разговор с целителем и попросил своего друга разузнать у Барсика, в чём заключается суть загадочного словосочетания. В ответ Павел хмыкнул и заявил, что тут и без Барсика можно «усечь, в чём дело».

— Извини, Паша, но твоё стихотворное иносказание весьма туманно. На что ты намекаешь?

— На то, что подружку тебе подбросят. В порядке межпланетной взаимопомощи. Для полного твоего психического просветления… Завидую!

Я возразил Павлу, что его гипотеза построена на базе незнания им тонкостей инопланетного языка. Однако, когда Кулчемг явился ко мне с вечерним визитом, я выяснил, что друг мой оказался прав! Лекарь сообщил, что завтра утром он приведёт ко мне некую Колланчу. Она внучка жрицы Глубин и охотно дарит островитянам ночную радость в любое время суток.

Это экстраординарное известие немедленно привело меня в состояние этической самообороны. Тринадцатый параграф «Наставления звездопроходцам» категорически воспрещает землянам вступать в интимные отношения с иномирянками, ибо это может повлечь катастрофические генетические последствия. Я дал себе слово твёрдо следовать духу и букве «Наставления». Более того, не вполне полагаясь на свою моральную устойчивость в таком заманчивом и щекотливом деле, я вынул из нарукавного карманчика микробаллон и принял сразу две дозы «антисекса».

И вот наступило утро. В палату вошёл лекарь в сопровождении миловидной Колланчи, державшей в руке довольно большую корзину. Одеяние из ткани, напоминающей волейбольную сетку, не скрывало достоинств гостьи. Впрочем, я старался вглядываться не очень пристально, я вёл себя в пределах общекосмической вежливости, но не более. Островитянка это заметила, и на её лице мелькнуло выражение обиды.

Когда целитель дал мне очередную (но последнюю!) дозу гусьмеда, я сразу же принял её внутрь и через несколько секунд решительно заявил, что лекарство наконец подействовало: я, мол, теперь осознал, что родился на этой планете, а вовсе не спустился на неё с небес. Уважаемый Читатель, не судите меня строго за эту хитрость! Пункт 122 Устава воистов гласит: «Ложь — зло. Но она допустима в том крайнем случае, если может послужить предотвращению зла большего, нежели она сама».

Кулчемг, обрадованный моим признанием, воскликнул:

— Клянусь глубиной глубин, неплохой я врач! Я вернул тебе разум, южанец!.. Дальнейшие процедуры излишни, ночная радость отменяется. — Затем, повернувшись к гостье, он сказал ей, что она может идти в свою пещеру.

Колланча ушла, окинув меня презрительным взглядом и помахивая пустой корзиной.

— А ты, если желаешь, можешь отправиться на прогулку, — предложил мне Кулчемг. — Пусть все встречные радуются, видя исцелённого.

Однако лечение гусьмедом и переживания, связанные с отказом от последующей фазы лечения, так подействовали на меня, что мне было не до прогулок. Дождавшись обеда, я съел две порции яичницы, после чего направился в палату, которую занимал теперь уже не в качестве пациента, а на правах гостя, и сразу же уснул.

Спал я так крепко, что даже ужин проспал, и пробудился после заката. За круглым окном мерцали чужие созвездия. Пламя маяка, не колеблясь, струилось ввысь, море было спокойно. Но откуда-то доносился странный, неритмичный шум. Я оделся, натянул на ноги вечсапданы и направился к выходу. Миновав тёмную столовую, открыл дверь на кухню. Мои хозяева бодрствовали. На кухонном столе горел светильник, и всё семейство лекаря, за исключением детей, было занято внеочередным приёмом пищи. А на полу лежали инструменты, похожие на кирку и лом.

— Садись, исцелённый, покушай с нами, — произнёс Кулчемг. — Клянусь глубиной, мы неплохо потрудились!.. Хотели и тебя привлечь к работе, но ты так крепко спал, что мне стало жалко будить тебя.

— Чем же вы были заняты?

— Мы прорубали ступени! У нас теперь нет пандуса — у нас есть лестница!

— Да, мы прорубили ступени! — подхватила жена целителя. — У нас теперь лестница! Теперь даже в мокрый сезон мы сможем, не скользя и не падая, подниматься по ступенькам в свою родную пещеру! А если каким-нибудь злым чудом на наш остров прорвутся проклятые воттактаки — ни один из них не одолеет лестницы! Теперь мы можем спать, не закрывая дверей! Слава святому Павлюгру — Дарователю ступеней!

— Мудрый Павлюгр застраховал нас от внезапного нападения метаморфантов! — продолжал Кулчемг. — А как облегчил он нам повседневную жизнь своими ступенями!.. В прошлом солнцевороте один яйцесборщик, исцелённый мною от вывиха руки, поскользнулся на пандусе и проломил череп. Даже я не смог ему помочь, он сразу нырнул туда, откуда не выныривают. Но теперь черепа исцелённых будут в целости! Сам бог Глубин подсказал святому Павлюгру даровать нам ступени!