Но однажды, проснувшись рано, услышала в спальне знакомый голос. Насторожилась.

Отчим прошел через столовую, где на диванчике спала Лариса. За ним шла мать. На лице у нее была улыбка, глаза светились радостью.

Отчим одевался в прихожей, о чем-то разговаривая с матерью. И мать засмеялась — звонко, весело.

Стукнула дверь — отчим, наверно, вышел на улицу. Мать вернулась в комнату. Заметив, что Лариска не спит и смотрит на нее удивленно, смутилась, перестала улыбаться.

— Он так просил, — стала оправдываться перед Лариской, — так просил… И клялся, что пить больше не будет… И ведь он отец… Леника, Сережки…

Горько и тревожно сделалось Ларисе, но и другое чувство шевельнулось в сердце девочки. Совсем недавно она видела мать веселой, а теперь вот — растерянная, виноватая. Разве от нее, от Ларисы, зависит — станет мать снова веселая или опечалится… А Лариска так любила, когда мать улыбалась.

— Да, хорошо, — сказала она, чтобы показать матери, что ни в чем ее не винит.

А мать стояла, опустив руки. Солнце хлынуло в широкие окна, залило всю комнату золотистым светом. И очень не вязалась с этим солнечным утром мамина растерянная, виноватая улыбка.

Лариса стояла перед зеркалом и внимательно себя разглядывала. Сегодня она казалась себе не такой, как всегда. Может быть, дело в прозрачной косынке? Как только накинула Лариса эту косынку на плечи — сразу стала другая — красивая и почти взрослая.

В дверь постучали. Девочка отскочила от зеркала. В комнату заглянуло веселое личико.

— Оленька! — обрадовалась Лариса подруге. — Вот хорошо, что ты пришла. А я одна дома. Ну, проходи, проходи.

— У меня задачка по физике никак не получается, — пожаловалась Оленька, хотя ее лицо и в эту минуту не утратило своего радостного выражения. — Я думала, мы вместе решим, но если ты уже решила, дай мне глянуть… Какая у тебя косыночка красивая! — тараторила Оленька.

— Ой, — вскочила Лариса, — у меня же на кухне суп варится. Возьми сама тетрадку по физике в портфеле, — крикнула она, выбегая из комнаты.

Когда Лариса вернулась, Оля кончала списывать задачу.

— А ваши все куда девались? — спросила она, промокая чернила промокашкой.

— Мама с Иркой в консультации. Сережка еще в школе, а Леня на улице бегает, — ответила Лариса.

— Хорошо вам, — вздохнула, закрывая тетрадку и поднимаясь, Оля. — У вас столько детей. А мне так хотелось бы иметь братика или сестричку. Я бы их так любила!

— А, какое там хорошо, — махнула рукой Лариса. — Мне так они уже надоели! Один подрастет, другой родится…

Оля стояла у зеркала, переплетала косу. Уложила ее на голове венком, повернулась к Ларисе, спросила:

— Красиво мне так?

Лариска посмотрела на подругу.

— Краси-и-во, — сказала она, любуясь Оленькой.

Обняла ее за плечи. Теперь девочки вдвоем смотрели в зеркало.

— Вот ты какая — высокая, полная, — позавидовала Лариса. — Совсем как взрослая, а я какая-то зеленая, худая. Я бы хотела быть такой, как ты.

— Ты тоже красивая, — повернулась к ней Оля. — У тебя, знаешь, глаза красивые… И губы ничего… Нос, правда, немного картошечкой…

— Да вот маленькая я… Видишь, по плечо тебе.

— Может, ты еще немного подрастешь… А помнишь, — отвернувшись от зеркала, обняла Оля Ларису. — Помнишь, как мы с тобой, совсем малявками, по лугу носились?

— Еще бы не помнить, — ответила Лариса.

— Вот хорошо, что мы в одной школе учимся, — говорила Оля.

— Просто повезло, что поселок на нашем лугу построили. А так, может, давно и забыли бы друг дружку.

— Может, — согласилась Оля. Потом, помолчав, призналась. — Вот ты говоришь, что завидуешь мне, а я тебе завидую! Ты так хорошо учишься, все тебе легко. А я — как дурочка какая-то, — Оля звонко засмеялась, — больше тройки у физички не выпрошу.

— Ну, не такая уж ты дурочка, — успокоила подругу Лариса. — По географии и по истории у тебя тоже пятерки.

Девочки, обнявшись, сидели на диване. Лариса — темноволосая, темноглазая, с короткой косой и небольшой челкой, прикрывавшей высокий, слегка выпуклый лоб. Лицо Ларисы одухотворенное, ясное и вместе с тем очень серьезное. Рядом с нею — Оля — воплощение открытости, доброты и неудержимой радости. Казалось, все, что попадает на глаза этой девушке, доставляет ей огромное удовольствие.

У Оли тоже была коса, но светлая, волосы на висках и лбу кучерявились, на румяных щеках, стоило ей улыбнуться, появлялись симпатичные ямочки. Выглядела Оля намного старше подруги, и это заставляло Ларису страдать. Кому не хочется поскорее стряхнуть с себя детство, стать взрослым, самостоятельным человеком.

— Еще два года и — прощай, школа, — весело говорила Оля. — А дальше — институт. Я поеду в гидрографический, в Ленинград. Там у меня двоюродный брат учится. Пишет, что так интересно… А ты куда? Еще не придумала?

Лариса ничего не ответила. Встала с дивана, прошлась по комнате.

В эту минуту стукнула дверь в прихожей и в комнату вошла мать с маленькой на руках. Лицо у матери было бледное, косичка в которую стала заплетать волосы, растрепалась.

— Ох и устали мы, — вздохнула она, кладя ребенка на диване. На ходу раздеваясь, пошла в другую комнату, а Лариса принялась развертывать малышку.

— Какая она у вас толстенькая, смешная, — радовалась Оля.

Лариса принесла рубашечку, пеленки, стала переодевать девочку. Та весело поглядывала синими глазками, смеялась, показывая два крошечных острых зубика.

На ходу приглаживая волосы, из спальни вышла мать.

— На целый килограмм прибыла, — кивнула она на малышку. — А поесть ты сготовила? — озабоченно спросила старшую дочь.

— Суп, наверно, уже готов, — двинулась Лариса на кухню.

Оля стала собираться домой.

— Приходи сегодня вечером к нам, — шепнула подруге в коридоре. — Я пластинок новых купила. Такая музыка хорошая!

— Не знаю, — пожала плечами Лариса. — Если будет время…

— Приходи, приходи обязательно, — еще раз шепнула Оля.

Когда Лариса вернулась в комнату, маленькая Ирочка — новая забота, новые радости не только мамины, но и Ларисины, — уже лежала в люльке с пустышкой во рту. Мать сидела за столом. В руках у нее был зеленый кошелечек, а возле, на скатерти, рассыпанная мелочь.

— Вот, — повернулась она к Лариске. — Все, что осталось до получки.

Лариса ничего не ответила, взяла с этажерки книгу, села на диван.

— Снова надо будет занимать… Может, ты, Лариска, сходишь к Оле, попросишь у тети Вали. Скажешь, в получку отдадим. Отец говорил, что эта получка у него хорошая будет, тогда все долги отдадим.

В глазах у Ларисы вспыхнули недобрые огоньки.

— Держи карман шире, — резко сказала она.

— Он ведь обещал…

— Удивляюсь тебе, мама, — пожала плечами Лариска. — Ну, как ты можешь ему верить? Всю жизнь он тебе обещает, что принесет хорошую получку, всю жизнь пропивает, а ты все веришь и веришь. Всю жизнь он тебе обещает, что бросит пить, и не бросает. А ты все веришь.

— Ну, а вдруг на этот раз…

— Слушать тошно, — бросила Лариска и снова уткнулась в книгу.

— Ну, ладно, а ты все-таки сходи к тете Вале, попроси рублей двадцать.

— И не подумаю, — буркнула Лариса. — Стыдно людям в глаза глядеть.

— Стыдно, стыдно, а что же делать?

Нос у матери покраснел, на глазах заблестели слезы.

— Этого еще не хватало! — разозлилась Лариса. — Вечно она плачет!

— Как ты с матерью говоришь! — крикнула мать и снова всхлипнула. — Грубиянка!

— Я не грубиянка! — вспыхнула Лариса. — Только терпеть не могу, что ты вечно плачешь.

— Что же мне делать, если я такая глупая, — смахивая слезы с лица, обиженно сказала мать. — Вы все такие умные, одна я дура.

— Никто этого не говорил, — огрызнулась Лариса.

Мать встала и пошла в спальню, вытирая глаза.

И в самом деле, в последнее время она очень часто плакала. Чуть что не так — сразу в слезы. Стоило даже Сережке или Леньке хоть самую малость ослушаться, как сразу начинались слезы. Ларису это очень раздражало, но вместе с тем и жалко становилось мать. И все же не могла сдержать резких слов, если видела, что мать снова начинает сморкаться в платочек.