— Стало быть, вы закончили со мной?

— Да. Желаю удачи. Кажется, Карп ждет вас у себя в кабинете.

— Спасибо, — сказал я и почувствовал легкий стыд оттого, что не поблагодарил Даффа за все его труды. — Хочу выразить вам признательность, Дафф, уф-ф…

— Это моя работа, — ответил он.

— Ну, все равно спасибо.

Я покинул его и зашагал по коридору. Очень скоро я почувствовал странный зуд в левом запястье. Я посмотрел на него, увидел новые часы и подумал, что от этой проклятущей штуковины меня может ударить током, но потом вспомнил наставления Даффа. Кто-то хотел со мной поговорить. Я остановился посреди длинного пустого коридора и поднес руку к уху.

Послышался тоненький металлический голосок, без конца повторявший: «Скажите что-нибудь, скажите что-нибудь, скажите что-нибудь… »

— Это вы мне? — спросил я. Но в коридоре, кроме меня, никого не было.

— А, вот и вы, — сказал тоненький металлический голосок, в котором я чудом узнал голос Даффа. — Не скоро же вы врубились.

— Вы правда меня слышите? — спросил я. Я стоял в полном одиночестве, в коридоре с зелеными голыми стенами и серым ковром на полу, изо всех сил прижимая к уху левое запястье и крича во всю глотку. Я чувствовал себя круглым дураком.

— Раз, два, три, — сказал Дафф. — Раз, два, три.

— Чего? — спросил я.

— Как слышите меня? — спросил Дафф. — Хорошо?

— Конечно, — ответил я.

— Порядок. Конец контрольной связи.

Наступила тишина. Я по-прежнему стоял, прижав запястье к уху, но слышал только слабое тикание часов. Спустя минуту я сказал:

— Что мне теперь делать?

Ответа не было. Вот теперь я и впрямь остался один.

Вконец обескураженный, я опустил руку и, будто электронная игрушка, зашагал своей дорогой.

12

Дафф не обманул: Карп ждал меня в своем кабинете, и не один. С ним был П и трое его крутых с виду сверстников. Поскольку они не назвали своих имен, а букву «Р» я уже застолбил за собой, следовательно, они были С, Т и У.

Карп пригласил меня сесть, что я и сделал. Пока остальные придирчиво разглядывали меня, он проговорил, обращаясь сразу ко всем присутствовавшим в кабинете:

— По правде сказать, мы весьма довольны своими достижениями. Мы работали с человеком, не имевшим ни подготовки, ни сколько-нибудь заметных способностей к такого рода деятельности, даже не служившим в армии и не бывавшим на военных сборах, да к тому же еще свихнутым на пацифизме и сделавшим его своей религией…

— Этический пацифизм, — уточнил я. — Простите, что перебиваю, но религиозные пацифисты — это совсем другая группа. Понимаете, разница между нами состоит в…

— Благодарю вас, — сказал П. — Возможно, как-нибудь в другой раз нам удастся обсудить все тонкости и различия. Господа, полагаю, что Р сам наглядно показал вам, с какими трудностями мы столкнулись за время работы с ним.

С зарокотал глубоким басом:

— Мы знаем, что это было нелегким делом, Карп. Вопрос в том, справились ли вы с ним.

— В какой-то степени, — осторожно ответил Карп. — Думаю, даже в большей, чем можно было ожидать. — Он пошелестел кипой бумаг и продолжал: — Тут у меня рапорты инструкторов, и для начала скажу, что все они с похвалой отзываются об умственных способностях Р, его уживчивости и желании сотрудничать с нами. — Карп слегка поклонился мне и одарил наименее ледяной из тех улыбок, которыми удостаивал меня за все время знакомства. Я почувствовал, как по телу разливается тепло. Ощущение было такое, словно я все-таки получаю диплом об окончании нью-йоркского городского колледжа, и радость от похвал Карпа омрачало лишь сознание того, что я, должно быть, сошел с ума, если радуюсь такого рода комплиментам, да еще при нынешних обстоятельствах. Карп тем временем продолжал:

— Кстати, все инструкторы в один голос утверждают, что им не терпится вернуться к своей привычной работе с добровольцами, набранными в обычном порядке из числа профессионалов. Но довольно об этом. Особо отмечу, что наш шифровальщик выставил Р высшие оценки по всем разделам криптографии и криптологии и выразил уверенность, что Р способен без посторонней помощи разгадать в течение суток любой шифр, вплоть до третьей категории сложности, и при наличии достаточного упорства и образования может со временем стать настоящим специалистом в этой области. Коль скоро философия и криптология — тесно связанные между собой науки, а Р, похоже, немного увлекается философическими теоремами, вряд ли стоит удивляться его успехам.

Я мог бы оспорить по меньшей мере двенадцать утверждений, заключенных в этой последней фразе, и оспорить громогласно, но прекрасно понимал, что сейчас не время, а здесь — не место для препирательств. Поэтому я не стал подавать голос, а поудобнее устроился в кресле, угрюмо сжал губы и начал мысленно составлять самый едкий памфлет, какого не писал со времен создания «Рафинированных мальчиков и гонки вооружений» в 1957 году.

Пока я занимался подготовкой этого политического труда, ничего не подозревавший Карп продолжал:

— Наш тренер считает, что физическое состояние и выносливость Р гораздо выше среднего. Коэффициент выживаемости в крайне опасной обстановке равен приблизительно семи часам. Хоть это и значительно меньше, чем мы требуем от наших выпускников, обязанных протянуть как минимум тридцать шесть часов, но зато гораздо больше, чем может прожить средний человек с улицы, потенциал которого — тридцать семь минут, и больше, чем двухчасовой коэффициент выживания, с которым Р поступил к нам. Инструктор по родственной дисциплине, дзюдо, докладывает мне, что Р способен отразить почти любое невооруженное нападение, даже если на него набросятся пятеро гражданских лиц, не имеющих специальной подготовки, но, разумеется, любой тренированный борец мигом уложит его на лопатки. Увы, мы не в силах совершить чудо за пять суток.

Ворчун С проворчал:

— Это нам известно. Мы не требуем от вас невозможного, ребята.

Судя по вновь успевшей застыть улыбке Карпа, он был не согласен с ворчанием ворчуна С. Но Карп сказал:

— Наш специалист по электронике подготовил Р и научил его приему и передаче сигналов, равно как и простейшей самозащите. Он говорит, что удовлетворен умением Р обращаться с выданными ему приспособлениями. Тренер по плаванию тоже доволен Р: тот в воде не тонет. Единственный провал Р — фехтование. У него так мало способностей к этому виду спорта, что мы даже не стали тренировать его, но зато успехи в гимнастике, по словам тренера, обнадеживают, — Карп поставил стопку бумаг на ребро и постучал ею по столу, чтобы выровнять. — Вот, пожалуй, и все. А теперь, господа, вам, наверное, хотелось бы поговорить с Р без посторонних.

— Благодарю вас, — проворчал С.

Карп встал, отвесил нам вполне профессиональный поклон и ушел. С тотчас подошел к его столу и уселся, давая понять, кто тут теперь главный. Он в мрачной задумчивости оглядел меня и сказал:

— Рэксфорд, я читал ваше дело.

— Хотелось бы и мне когда-нибудь заглянуть в него, — ответил я.

— Откровенно говоря, — проворчал он, не обращая внимания на мое замечание, — я удивлен тем, что человек с вашим послужным списком и наклонностями согласен сотрудничать в какой-либо области с ведомствами, ответственными за национальную безопасность или оборону страны. Но я не из тех, кто смотрит в зубы дареному коню. Вы здесь. За последние пять дней вы доказали готовность к сотрудничеству, и я обещаю вам любую помощь и поддержку, какую только способно оказать мое ведомство.

Я сказал:

— Извините, но я чувствую, что должен произнести ответное слово.

С тотчас насторожился, взглянул на П и опять повернулся ко мне.

— Что еще за слово? — спросил он.

— Я не пойду на попятный, — заверил я его, — но я хочу раз и навсегда прояснить для вас вопрос о сущности мировоззрения пацифиста или, по крайней мере, о сущности моего пацифистского мировоззрения, чтобы вы, наконец, перестали удивляться. С моей точки зрения, пацифист — это человек, который считает доводы разума самым действенным орудием разрешения любых споров, от межличностных до международных. Взвешенный подход, переговоры, добрая воля и взаимные уступки — все эти слова, возможно, неприятны на слух и звучат по-коммунистически, с точки зрения крутых парней, жаждущих новой войны, ибо в мирное время их жизнь пуста, а сами они так скучны, что их никто не выносит. Но мы употребляем такие слова и верим в эти идеи. Мы не считаем, что браться за оружие и убивать людей сколько-нибудь разумно, и это убеждение — продолжение нашей изначальной и основополагающей веры в силу здравого смысла. Нельзя воздействовать разумными доводами на покойника, вот почему мы предпочитаем иметь дело с живыми врагами и посвящаем все усилия улаживанию возникающих между нами разногласий. В продолжение развития наших идей мы также считаем, что не должны позволять кому-нибудь убивать нас, ибо разумное общение невозможно и в том случае, если покойники — мы сами. Те, кто извращает наши идеи, превращают этот принцип в лозунг: «Лучше красный, чем мертвый», с которым я согласился бы лишь в том случае, если бы у нас не было никакого другого выбора. Но между бездеятельным сопротивлением Махатмы Ганди и самоубийством буддийского монаха лежит целая философская пропасть. Я уж и не знаю, при каких обстоятельствах смог бы совершить самосожжение. Ни при каких, даже при тех, что сложились сейчас. Меня поставили перед выбором: либо помочь в расследовании противозаконной деятельности, либо меня бросят на произвол судьбы, чтобы нарушители закона застрелили меня. Поэтому я выбираю лозунг: «Лучше федик, чем жмурик». И на какое-то время я становлюсь вашим сотрудником при условии, что никого не убью и не позволю кому-либо убить себя.