ЕСТЬ НА СВЕТЕ БОРОК…

Осенью 1951 года я вспомнил, что три года не был в отпуске. И решил отдохнуть.

Решено — сделано, и в один прозрачный и прохладный день очутился я в Ярославской области. Деревенек там много, рассыпались одна неподалёку от другой. Километрах в полутора от одной мы и «застряли» — поставили у края болота палатку и прожили несколько дней. Красота вокруг несказанная. И тишина вековая. Нарушали её только наши выстрелы: мы били уток. Это теперь у меня не поднимется рука подстрелить птицу — возраст берет своё, да и мир воспринимается по-другому, понимаешь неповторимую красоту всего сущего. А в те годы охота была для меня лучшим и желанным отдыхом. Я словно сбрасывал с плеч десятилетия и был опять весёлым и сильным, уходили куда-то заботы, тревоги и огорчения.

В один из дней мы с напарником напрасно пробродили все утро. Погода испортилась, и золотые, просвеченные солнцем берёзы стали вдруг серыми и скучными.

— Иван Дмитриевич, собирайся домой, — крикнул шофёр Ваня Вельский. — Все равно день пропащий. Ни одной утки.

Мы ещё не дошли до палатки, как стал накрапывать дождь.

Добравшись до своего жилья, мы быстренько сварганили обед. И тут услышали: кто-то идёт к нашей палатке. Я выглянул, подошедший — он оказался сельским почтальоном — поздоровался, а потом протянул мне телеграмму.

— Как ты нашёл нас?

— В деревне сказали, где вы тут…

Я, уезжая из Москвы, оставил в ОМЭРе адрес ближайшего почтового отделения — мало ли что может случиться. И теперь на секунду пожалел об этом, но, прочитав телеграмму, забыл и о своём мимолётном огорчении, и об отпуске тоже.

Президент Академии наук А. Н. Несмеянов и главный учёный секретарь академик А. В. Топчиев предлагали мне выехать в соседний район Ярославской области для обследования биологической станции «Борок». Для этой цели Президиум Академии создал комиссию, а я был назначен её председателем.

С членами комиссии я встретился через три дня, когда они приехали в Борок. Знаком я был только с одним из них — профессором Георгием Васильевичем Никольским, известным ихтиологом. Был он очень высок и худ, рядом с ним я казался Паташоном. Никольский пожал мне руку и протянул бумагу:

— Вот, Иван Дмитриевич, здесь изложены наши задачи… Я прочёл:

«Распоряжение № 1900

г. Москва 1 ноября 1951 г.

Для ознакомления с деятельностью биологической станции «Борок» АН СССР создать комиссию в составе:

1. Доктор геогр. наук И. Д. Папанин (председатель).

2. Проф. Г. В. Никольский (зам. председателя Ихтиологической комиссии АН СССР).

3. Кандидат биологических наук Л. А. Незговоров (Институт физиологии растений им. К. А. Тимирязева АН СССР).

4. Канд. биол. наук А. П. Щербаков (Институт морфологии животных им. А. Н. Северцова).

Обязать комиссию представить в Президиум АН СССР к 12 ноября 1951 г. заключение о работе биологической станции «Борок» и предложения по улучшению деятельности станции, особенно в области изучения искусственных водоёмов на примере Рыбинского водохранилища.

Президент Академии наук СССР академик А. Н. Несмеянов Главный учёный секретарь Президиума Академии наук СССР академик А. В. Топчиев».

— Почему вдруг возник этот вопрос? — спросил я Георгия Васильевича.

— Сейчас объясню, — ответил Никольский.

И рассказал, что в Президиум Академии наук СССР поступили материалы проверки биологической станции «Борок», проведённой Министерством Госконтроля СССР.

Обнаружилось много недостатков в её научной и хозяйственной деятельности, и перед Президиумом Академии наук возникла альтернатива: либо передать станцию областным организациям и превратить её в сельскохозяйственную станцию для обслуживания местных нужд, либо кардинально перестроить её работу, исходя из задач Академии наук СССР.

— Биостанция существует несколько лет, — продолжал Георгий Васильевич, — академия тратит на неё много денег, а научной отдачи никакой. Президиум академии решил послать сюда комиссию, чтобы мы разобрались на месте в положении дел и высказали свои предложения…

Борок находится в 16 километрах — по прямой — от маленькой железнодорожной станции Шестихино на линии Москва — Рыбинск.

Всем, кто хотел попасть на биостанцию, надо было около четырех часов ехать на лошадях по просёлочной дороге. Осенью и весной грязища была непролазная.

Биостанция помещалась в бывшем помещичьем имении. Здесь, пожалуй, не было ни одного добротного дома, все строения пришли в ветхость. Но окрестности пленили нас удивительной красотой. Усадьба стояла на холме, окружённом лесом. Лишь с одной стороны к ней примыкал большой парк, в котором светились золотом высоченные старые берёзы. Парк был запущен и на редкость красив. С северо-восточной стороны холм постепенно переходил в широкий луг, который простирался до самой Волги, блестевшей в двух километрах. Безмятежным покоем веяло от этих мест.

Интересна история Борка. Усадьбу построили ещё во времена крепостного права. После смерти первого владельца Борок достался в наследство его внебрачному сыну, рождённому от крепостной крестьянки. Этим сыном был мужественный и непримиримый борец с царским самодержавием Николай Александрович Морозов, известный народоволец. Морозов 28 лет провёл в одиночном заключении в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях. Человек необычайно одарённый, обладающий большой силой воли и несгибаемым характером, Морозов покинул царскую тюрьму образованнейшим человеком, подлинным энциклопедистом: все эти 28 лет он усиленно учился.

В. И. Ленин высоко ценил революционные заслуги Морозова и вёл с ним переписку.

После выхода из тюремного заключения Морозов стал заниматься научной деятельностью. В 1923 году Совет Народных Комиссаров РСФСР по инициативе В. И. Ленина передал Н. А. Морозову Борок в пожизненное пользование. Николай Александрович высказал пожелание, чтобы в имении было организовано научное учреждение, и сам стал в нём первым, тогда единственным, учёным. В 1931 году через имение проезжали две научные экспедиции, и, посоветовавшись с их участниками, Морозов передал Борок Академии наук СССР.

Когда в предвоенные годы Советское правительство утвердило план создания «Большой Волги», Президиум АН СССР решил учредить в Борке Верхневолжскую базу, преобразованную затем в биологическую станцию «Борок». Было это весной 1939 года. Таким образом, перед коллективом «Борка» в первый период была поставлена задача изучения влияния водохранилища на окружающий ландшафт. В ту пору велись главным образом ботанические исследования. Станции было присвоено имя Н. А. Морозова, который скончался в Борке 30 июля 1946 года.

Дом, где жил Н. А. Морозов, превращён в музей. В нём хранятся собрание научных трудов и литературных произведений, многочисленные рукописи, коллекции, письма Николая Александровича. Среди них письма Н. А. Морозова В. И. Ленину, Н. К. Крупской, Ф. Э. Дзержинскому, М. Горькому и другим выдающимся государственным и партийным деятелям и учёным.

Комиссия наша взялась за работу и убедилась вскоре, что научная продуктивность станции крайне мала. В то время биостанцию возглавлял крупный ботаник, очень авторитетный учёный по луговым растениям, член-корреспондент АН СССР А. П. Шенников. Но Шенников жил в Ленинграде, работал в Ботаническом институте, нёс большую преподавательскую нагрузку в университете. В «Борке» бывал редко и приезжал ненадолго. В штате станции числилось восемь научных сотрудников, только один из них был коммунистом.

Вообще же кадры станции оставляли желать много лучшего. Здесь нашли приют разные, в том числе и очень далёкие от науки, люди. Где уж тут было говорить о продуктивной научной работе! Та работа, которая велась, относилась в основном к луговому хозяйству. А Рыбинское море? Нам показали более двух тысяч проб планктона, собранных в течение трех лет в водохранилище, но так и не обработанных и, конечно, пропавших. Сотрудники станции упустили благоприятный момент и не начали изучать режим и биологическую жизнь в Рыбинском водохранилище с момента его заполнения. Да и дальнейшая их работа не была направлена на изучение хозяйственного использования водоёма.