«Бортмеханик Камирный, штурман Леонов, занимавшиеся переброской людей с кунгаса на самолёт, нашли там 14 человек живыми и более 25 трупов. Трупы лежали в два ряда на дне кунгаса, наполненного по колено водой. На трупах лежали и сидели оставшиеся в живых, из которых примерно 6 человек были способны с трудом передвигаться самостоятельно».[28]
Взлететь с 14 спасёнными людьми было невозможно, и Козлов принял беспримерное решение: рулить к ближайшему берегу — к острову Белый, до которого было около 60 миль. Больше десяти часов шла машина Козлова в спасительную бухту, ныряя по волнам и поминутно рискуя быть захлёстнутой волной, — сначала на двух моторах, а потом на одном, потому что левый мотор вышел из строя. Только в проливе Малыгина подошёл к самолёту военный тральщик и снял с него 13 спасённых, четырнадцатый умер в пути. 33 часа напряжённейшего труда!
Больше никого не удалось ни найти, ни спасти.
Когда я встретил Козлова, то воскликнул: «Как могли вы все это выдержать?!» Матвей Ильич ответил: «Мы ведь полярные лётчики! Первый раз, что ли?…»
Военный совет Северного флота по представлению руководства Главсевморпути наградил М. И. Козлова и его товарищей орденами. Мне хочется назвать экипаж. Это прежде всего командир самолёта, ветеран полярной авиации М. И. Козлов, участник первой советской воздушной экспедиции на Северный полюс. Второй пилот — В. А. Попов, молодой, очень талантливый человек, к несчастью вскоре погибший в Арктике при аварии самолёта. Это старший бортмеханик Н. П. Камирный — великолепный знаток техники и человек необычайного мужества. Камирный обеспечил бесперебойную работу моторов в течение 33 часов и переносил на руках из кунгаса в самолёт умиравших от голода и холода людей. Люди столь же высокого мужества и благородства — штурман И. Е. Леонов, бортрадист Н. А. Богаткин, второй бортмеханик А. Д. Земсков. Экипаж М. И. Козлова ещё раз утвердил высокую славу лётчиков-полярников, он летал и садился на поверхность моря в таких условиях, когда другие самолёты не могли подняться в воздух.
На «Марине Расковой» и двух погибших тральщиках было 618 человек. Моряки и лётчики спасли 256 человек, а остальные 362 человека — пассажиры, члены экипажей «Марины Расковой» и двух военных судов — стали жертвами фашистских извергов.
В начале навигации 1944 года мы из Архангельска в Арктику отправили ледоколы; они вывели оттуда 15 транспортных судов, которые по решению ГКО зимовали на Диксоне. Начальником зимовочной группы был все тот же неутомимый А. И. Минеев. Экипажи зимовавших кораблей сумели выполнить ремонт судов собственными силами. 1944 год запомнился мне и очень тяжёлыми ледовыми условиями, особенно в море Лаптевых. Лётчики Черевичный, Стрельцов и Задков по многу часов летали над ледяными массивами в поисках удобных путей для проводки судов в Тикси, Нордвик и Хатангу.
Арктическую навигацию 1945 года мы начинали уже в мирных условиях, после капитуляции гитлеровской Германии.
ПЕРЕД ВОСХОДОМ СОЛНЦА
С весны 1943 года союзники почти на девять месяцев прекратили отправку караванов, ссылаясь на то, что в полярный день нельзя обеспечить безопасный переход конвоев через Северную Атлантику. Последний, пятьдесят третий конвой зимы 1942/43 года вышел из Англии 15 февраля 1943 года, а следующий, пятьдесят четвёртый, был отправлен только 1 ноября. В составе ноябрьского каравана шло 19 транспортных судов: 11 из них направлялись в Архангельск, а остальные — в Мурманск. Караван пришёл без потерь.
Советский Союз вёл ожесточеннейшие бои с гитлеровскими армиями, и помощь союзников, если не боевыми действиями, то хотя бы вооружением была кстати. Уверения историков Запада о большой роли помощи союзников советскому народу в его войне против фашистской Германии мало чего стоят.
Ведь в один из самых напряжённых периодов войны союзники прекратили поставки вооружения Советскому Союзу через порты Севера.
Как же обстояло дело в северных портах в последний период войны?
Как я уже писал, неожиданная болезнь задержала меня в Москве до начала 1944 года. А в Архангельск и Мурманск уже приходили первые караваны. Мурманский порт больших беспокойств не доставлял, работа в нём велась быстрыми темпами, хотя гитлеровцы продолжали бомбить город, порт, железную дорогу. Грузы без задержки уходили по назначению. В Архангельском порту дело обстояло хуже. Когда туда пришли первые караваны, то в порту стали сгружать грузы где придётся. В результате начались задержки и с разгрузкой, и с отправкой грузов из порта. В порту скопилось много машин, станков, оборудования, материалов, продовольствия, на отправку которых Наркомвнешторг не давал ещё разнарядок.
В середине января А. И. Микоян позвонил мне домой и справился о состоянии здоровья.
— Чувствую себя значительно лучше, Анастас Иванович, — ответил я ему. — Собираюсь скоро выехать в порты Севера.
— Вот по этому вопросу я и звоню вам, товарищ Папанин, — ответил Микоян. — Поезжайте, наведите порядок в Архангельске.
19 января я выехал из Москвы. Откладывать выезд было нельзя. На подходе были два каравана.
На архангельском вокзале меня встретили инспектора штаба. Я спросил:
— Почему не работает Бакарица?
— Некуда выгружать.
— Совсем некуда? — удивился я.
— Увидите сами!
На Бакарице была картина, очень похожая на ту, что увидели мы в октябре 1941 года: причалы завалены грузом, а пути засыпаны снегом.
— Через неделю придёт очередной караван, а где будете выгружать? — спросил я начальника порта Дикого.
Измученный и уставший, Дикой махнул рукой:
— Пусть только придёт. Разгрузим…
И. Д. Папанин, А. И. Микоян, А. А. Ишков. 1976 год.
«Более тридцати лет мы работаем вместе с Константином Алексеевичем Салищевым в Московском филиале Географического общества».
Г. М. Димитров и И. Д. Папанин на отдыхе в Барвихе. 1938 год.
Школьники пришли приветствовать И. Д. Папанина в день его восьмидесятилетия.
Начальник ОМЭРа. 1976 год.
По всем океанам Земли ходят нынче научно-исследовательские суда АН СССР. Наш научный флот — один из лучших в мире. На снимке — «Академик Курчатов».
— Вы должны конкретно сказать, к какому причалу поставите какое судно, каким бригадам поручите разгрузку, какие механизмы будут разгружать каждое новое судно.
Дикой смущённо замолчал.
Я поехал в обком партии. Первый секретарь обкома Огородников созвал руководителей областных и городских организаций и попросил их помочь расчистить Бакарицу. Назавтра ледокол «Ленин» пробил канал к Бакарице и доставил первую партию помощников: рабочих предприятий, студентов и учащихся, солдат воинского гарнизона. За первым рейсом последовал второй, третий, четвёртый. Со станции Исакогорка — там командовали Витоженец и военный комендант узла капитан Сидоркин — гнали порожние платформы, на Бакарице их нагружали. Через три дня основной район порта был приведён в рабочее состояние.
— Когда общественность поднимается, можно горы своротить, — подытожил Сидоркин.
— Да, — смущённо согласился Дикой, — своими силами мы так быстро не справились бы.
— Не надо было бы, Георгий Иванович, до этого доводить, — не удержался я, чтобы не укорить Дикого.
28
«Летопись Севера», т. V. М., «Мысль», 1971, стр. 106.