— Это что же, «недреманное око государево»? — Эрнст иногда любил щегольнуть эрудицией.

— Здрасьте, — осадил его Женя. — Тем самым оком величали полицейских ищеек и жандармов. Ты же у нас ночной сторож по сути, а по титулу — инспектор по безопасности.

…25 июня мы узнали, что в Москве состоялась торжественная встреча участников первой в мире воздушной экспедиции на Северный полюс. На Центральном аэродроме от имени ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР их тепло приветствовал Влас Яковлевич Чубарь. На приёме в Георгиевском зале присутствовали члены Политбюро и правительства. Державший речь Климент Ефремович Ворошилов сказал много тёплых слов и о нашей четвёрке. На следующей неделе погода была — хуже не придумаешь: дождь, кухня протекает. И ветряк сложил крылья: слишком сильный для него ветер — восемнадцать метров в секунду. Я промок до нитки. А настроение — праздничное. Эрнст поймал часть передачи, из которой понял, что участников высадки на полюс наградили. Называлась фамилия Фёдорова, но Эрнст не разобрал, какой орден получил Женя. И вот я сижу на кухне, пытаюсь обсохнуть и согреться, а заодно готовлю обед. Эрнст вбегает, обнимает меня так, что кости трещат.

— Дмитрич, ты — Герой Советского Союза!

Кренкель связался с островом Рудольфа, и ему все рассказали. Капало на кухне изрядно, но Эрнст, улыбаясь, заметил:

— Дмитрич, да ты никак плачешь…

Такое же высокое звание получили Шмидт, Спирин, Шевелев, Алексеев, Мазурук, Головин, Бабушкин, а Герои Советского Союза Водопьянов и Молоков были награждены вторым орденом Ленина.

Фёдоров, Кренкель и Ширшов удостоены ордена Ленина. Я налил по «лампадочке» коньяку. Мы расцеловались, поздравили друг друга, поклялись, не жалея сил, работать и работать, чтобы оправдать оказанное нам доверие. И всё-таки…

— За что? — то и дело повторял Женя.

— За образцовое выполнение задания правительства и героизм, — цитировал Кренкель Указ, подписанный М. И. Калининым.

— Так мы же ещё ничего не выполнили, нам выполнять и выполнять, — не сдавался Женя.

— Будем считать, братки: мы получили аванс.

На том и порешили. Отправили благодарственную телеграмму в Москву, поздравительные — всем участникам посадки на льдину, а Эрнст сел принимать с острова Рудольфа телеграммы. Нашу радость понять можно.

Вступавших в комсомол в тот год спрашивали: «Назовите посёлок, где все жители орденоносцы, а один — Герой Советского Союза». Имелся в виду наш «посёлок» — станция «Северный полюс-1».

В один из следующих дней я копал во льду яму для продуктов и ухитрился пешней попасть по пальцу. Эрнст выступал в роли сестры милосердия — наш штатный «доктор» Ширшов в тот момент вытаскивал из океана сетки с разной мелкой живностью, Эрнст смазал мне палец йодом, перевязал. Как работник физического труда я временно вышел из строя, перешёл на умственный — взялся приводить в порядок свой дневник. Я, конечно, не думал тогда, что дневник будет опубликован, что книга «Жизнь на льдине» будет пользоваться таким успехом…

Когда первые издания «Жизни на льдине» появились на Западе, на неё было очень много рецензий. Приведу лишь некоторые из них, прошу только понять, что мной руководит не авторское тщеславие — писателем я не был и уже, естественно, не буду. Интересна реакция мира на факт нашей жизни на льдине.

Большой интерес представил для меня отзыв дочери адмирала Пири — Марии Пири:

«Для среднего читателя книга может показаться несколько скучной, ибо состоит она из повседневных фактических записей о жизни четырех советских учёных. Но скука, если таковая и будет испытываться, всецело вызвана формой этой книги. Всё, что касается научной работы, до ужаса монотонно: бесконечные детали, неустанное упорство вплоть до драматической развязки… Но в беспокойной жизни на льдине, служащей игрушкой любому капризному арктическому течению, нет ничего скучного или монотонного. Когда от прихоти бешеного шторма или пурги зависит сама жизнь людей, тот факт, что им удавалось вести научную работу, являющуюся первопричиной их пребывания на льдине, сам по себе особенно глубоко может взволновать читателя…

Похвалы от начальства с материка и постоянные свидетельства по радио об интересе и гордости, возбуждаемых экспедицией в сердцах советского народа, настолько вдохновляли их, что после целого дня изнурительного труда они просиживали ночи напролёт, болтая, как дети, и призывая друг друга к ещё более усиленной работе. Для любителей Арктики и учёных эта книга необходима».

Что ж, если «Жизнь на льдине» именно так поняли даже на Западе, цель была достигнута!

Каждый день мы от души радовались успехам Эрнста: карта, на которой он делал пометки, постепенно становилась рябой от точек: это были места, с которыми Теодорыч установил связь. И с норвежцами он беседовал, и с французом из Реймса, и с коротковолновиком из Нью-Йорка. Я представлял, какую рекламу они имели: шутка ли, связались с Северным полюсом! Эрнст пообещал, что первый советский радиолюбитель, связавшийся с ним, получит его личный приёмник, находящийся в редакции журнала «Радиофронт». Ну и посыпалась же к нам радиоинформация из самых разных городов страны. Мы беспокоились, надолго ли Кренкеля хватит: заботиться о сохранности аппаратуры и держать связь с материком, передавать радиограммы, статьи и дежурить, помогать товарищам. Нагрузка, что и говорить, огромная. Впрочем, а кому было легче?

Пётр Петрович Ширшов порою вовсе не ложился спать: вёл суточные гидрологические станции. Когда мы начинали обсуждать итоги научных наблюдений, разговор затягивался надолго.

Наша льдина дрейфовала на юг почти вдоль Гринвичского меридиана со средней скоростью четыре мили в сутки. Начиная с 5 июня льдина двигалась зигзагами, шла то к востоку, то к западу. В общем дрейф нашего поля был подчинён направлению ветра, мы лишь уклонялись несколько вправо благодаря вращению Земли.

Фёдоров ежедневно проводил астрономическое определение нашего местонахождения, точность — до четверти мили. Метеорологические наблюдения велись четыре раза в сутки.

В июне средняя температура у нас была равна двум градусам тепла, наиболее низкая температура — минус один градус.

Все пробы воды с различных глубин океана, обработанные в гидрохимической лаборатории Ширшова, показали: всюду вода с положительной температурой, солёная.

Таким образом, неоспоримо установлено, что атлантические воды, открытые в более южных широтах Фритьофом Нансеном, мощным потоком поступают также и в околополюсный район; несут в центральную часть Северного Ледовитого океана значительное количество тепла.

Определение силы тяжести сделано в двух точках дрейфа. Измерения производились посредством маятникового прибора (сухопутного образца), сконструированного Ленинградским астрономическим институтом.

Солнца в Арктике и много и мало — я имею в виду лето.

Надвинулся туман, посыпал противный мокрый снег — нечто среднее между туманом и дождём. Воздух пропитан сыростью. Снег раскис, ходить стало трудно, всё время проваливаешься в воду по колено. Да и вообще начало июля запомнилось мне чередой неприятностей. Во-первых, радиослужба Главного управления Северного морского пути сократила нам сроки связи с островом Рудольфа, выделенные для приёма и передачи радиограмм. Во-вторых, открыл один из бидонов с продовольствием, а в нём все сухари пахнут керосином. Случилось это потому, что плохо запаянный бидон с сухарями был на некоторое время использован в качестве подставки для керосинового баула. Всё же мы решили не выбрасывать ценного запаса продовольствия.

Иногда, ложась в постель, я думал: вот в радиограммах нам желают здоровья, терпенья, мужества. А что такое мужество?